Развитие заморской торговли и привело новгородцев в XII в. не только на Готланд, в Сигтуну и в Данию, но даже в Любек. Из жалованной грамоты императора Фридриха I городу Любеку мы узнаем, что среди купцов, приезжающих в Любек с востока, на первом месте стоят русские.
«Butheni, Cothi, Normanni et ceterae gentes orientalis absque teloneo et absque hansa ad civitatem saepe dictajn (Любек) veniajit et libere recedant».[201]
И тем не менее, несмотря на наличие нормальных взаимоотношений между Данией и Новгородом, Готландом и Новгородом, взаимоотношений, покоящихся на регулярных торговых связях, стремление изгнать новгородцев из Балтийского моря, вынудить их ограничиться лишь высылкой лоцманов на остров Котлин для помощи иноземным судам, стремление, подкрепленное силой оружия держав, превосходящих своим могуществом одинокий Новгород, было столь сильно, что плавания новгородцев, во всяком случае, в западные воды Балтийского моря прекращаются.
Уже во второй половине XII в. прекратились плавания новгородцев в Данию. Вскоре произошло «размирье» и с Готландом. Как это мы увидим дальше, это «размирье» было обусловлено походом новгородцев и карел на Сигтуну в 1187 г., в результате чего шведская столица и крупнейшая гавань была взята и разорена до основания. Прошло всего-навсего несколько месяцев, и шведы отомстили за разгром своей столицы.
В 1188 г. «… рубоша Новгородьце Варязи, на Гътех Немьце, в Хоружьку и в Новотьржьце; а на весну не пустиша из Новагорода своих ни одиного мужа за море, ни съла въдаша Варягом; нъ пустиша я без мира». [202]
Это был полный разрыв. И, вполне понятен гнев новгородцев. Но от разрыва отношений, видимо, Готланд страдал больше, чем Новгород. Готланд не хотел видеть у себя русские корабли, но очень нуждался в русских товарах и в купцах, везущих эти товары. Новгородцы же ответили на нападение на своих товарищей разрывом всяких отношений между Новгородом и Готландом.
Вот почему ищут мира «гъте», а не новгородцы. И удается им добиться «милости» Новгорода лишь в 1195 г., когда князь Ярослав Владимирович с посадником Мирошкою и тысяцким Яковом заключают мирный договор «с всеми немьцкыми сыны, с Готы и с всемь латиньскимь языкомь» о торговле и «хождении» «без пакости».[203]
Но и наличие договора не означало еще окончания распри. Весной 1201 г., как сообщает Новгородская первая летопись по Синодальному Харатейному списку, «варягы (так в те времена еще называли жителей Готланда, тогда как обитателей материковой Швеции уже давно называли «свей». — В. М.) пустиша без мира за море», только «на осень придоша Варязи горою на мир, и даша им мир на всей воли своей».[204]
Так как неизвестно, являлся ли договор 1195 г. (датировка, как мы видели, условная) действительно договором, формально принятым и Новгородом и «всемь латиньскымь языкомь» (нет указаний ни на целование креста, ни на печати), то возможно, что лишь при заключении мира в 1201 г. «на всей воли» новгородский договор Ярослава Владимировича и посадника Мирошки «с всеми немьцкыми сыны и с Готы» получил характер официального договора. [205]
Восторжествовали «воля» и «правда» новгородские. Но уже в этом договоре речь идет больше о торговле иноземных купцов в Новгороде, чем об активной торговле новгородских «заморских гостей» на острове Готланде или на материке «латиньских языков». В этой связи получают должное освещение и кровавая, предательская расправа с новгородцами в 1188 г., и сам договор, отражающий стремление «гътов» и «немцев» сохранить свои позиции в Новгороде, но подорвать новгородское мореходство. Почему им это начинает удаваться, вполне понятно. Не надо забывать, что Новгород был один, а на Русской уже «сеялась и росла усобица, погибало добро Дажбожьих внуков». Феодальная раздробленность ослабила Русь, как политический организм, и сделала ее врагов более дерзкими и настойчивыми.
Как мы уже указывали выше, плавания новгородцев че ограничивались южной и западной частью Балтийского моря, но охватывали северную и северо-западную его часть. Здесь лежали земли еми (тавастов) и суми (суоми) — финских племен, давших начало суоми-финнам. Земли еми, наиболее многочисленного финского племени, давно находились в орбите влияния Новгорода и уже в самом начале XII в. (по А. А. Шахматову не позже 1113 г., когда составлено знаменитое «Введение» к «Повести временных лет», где среди подвластных Руси племен упоминается ямь, т. е. емь) платят дань Новгороду «скорой» («Устав» Святослава Ольговича 1137 г.).[206]
Об этом же говорят «Хроника Эрика», («Erikskronikan»), Якоб Циглер, «Рифмованная Хроника Финляндии» и «Chronicon Finlandiae», повествующие о том, что земля еми от Кюмени и до Хельсинки и севернее ранее входила в состав Руси и здесь господствовала «греческая вера».[207]Этим, а равно мощным культурным влиянием русских на емь и сумь объясняется наличие в финском языке слов, заимствованных из русского языка и свидетельствующих о том, что с христианством, письменностью, торговлей финнов познакомили русские («aprakka» — оброк, дань, «raamattu» — библия, книга, грамота, «risti» — крест, «pappi» — поп, священник, «Турку» (Або) — торг, и др.).
Зависимость еми от Новгорода носила специфический характер. Ни крепостей, ни городов, ни поселков русских в земле еми не было. Новгородцы не навязывали еми (как, впрочем, и другим народам севера) ни своих порядков, ни своих обычаев, ни законов, ни религии. Распространение русского влияния в земле еми было обусловлено преимуществами Новгорода — его значением в экономической, политической и культурной жизни северо-запада, его местом среди земель, прилегающих к Финскому заливу, его более высокой организацией народного хозяйства, социальных отношений, государственного устройства, его более высокой культурой. Не оказывая давления на емь и не опираясь на грубое насилие, а следовательно, слабо пустив корни в почву края тавастов, так как в те далекие времена чаще всего только сила меча феодала и организованного им государства определяла его влияние и прочность владычества в землях с инородным и иноязычным населением, для сохранения своего положения на севере от Финского залива Новгород должен был прибегать к другим средствам.
Одним из таких средств укрепления и распространения русского влияния было включение патриархально-родовой верхушки еми в состав новгородского боярства (Семен Емин). На эту обрусевавшую и обрусевшую племенную знать и опирался в краю «хладных скал и озер» Господин Великий Новгород. Здесь торговали новгородские купцы, здесь в земле суми был основан Турку, город-торжище, сюда плыли новгородские суда и ходили по дань новгородские «мужи».
Еще дальше на северо-запад лежала Швеция. Сюда, в Сигтуну, ходили новгородские суда и постоянно жило немало русских. По водам «моря Варяжского» в стародавние времена установился торг со «свеями». На этих же водах имели место первые вооруженные столкновения между шведами, начавшими в XII в. «крестовый поход» на Восток, в земли суми, еми и на Русь, и новгородцами и их союзниками-карелами. В 1142 г. «приходи Свънской князь с епископом в 60 шнек на гость, иже из Заморья шли в 3 лодьях; и бишася, не успеша ничтоже, и отлучиша их 3 лодье, избиша их полутораста».[208]
Бой произошел где-то в Финском заливе, недалеко от Новгорода. Это было началом наступления шведов на Восток. В пользу того, что это был не простой налет шведских пиратов на купеческий караван, говорит и многочисленность шведского флота, и участие в походе князя (по некоторым данным, сына короля Сверкераярла Иоанна) и епископа. Это был первый, «крестовый поход» шведов на северный берег Финского залива. Поход не был удачен. Во всяком случае закрепиться на берегу шведам не удалось. Это произошло потому, что на пути шведов стала могучая сила. Силой этой был Новгород. Булла папы Александра III от 9 сентября 1171 г. сообщает, что на область в стране суоми («финнов» собственно), на юго-западе Финляндии, где только что обосновались шведы, сразу же, начиная с 60-х г. XII в. постоянно совершают нападения какие-то вражеские войска. [209]
