- Не беспокойтесь, благородный рыцарь, вам не придется притворяться. Но будет гораздо проще не доводить до, - Чанг оборвал себя на полуслове, - впрочем, как вам будет угодно.

…Король лично позаботился о надлежащих декорациях: вечернее солнце залило красным закатным светом витражные окна, от торцовой стены к трону пролегла через зал широкая алая полоса, словно по белому мрамору разлили кровь. По кровавой дороге медленно, словно против воли, приближается высокий человек в черном, руки скованы спереди, тонкая цепь тихом звоном сопровождает каждый его шаг. Придворные замолкают в ужасе, слишком свежа еще память о печальной, пусть хоть и трижды заслуженной судьбе последнего герцога Суэрсена. Неужели снова? Саломэ привстает на троне, подавшись вперед, Ирия сжимает золотую ткань юбки, пальцы застыли в уродливой судороге.

Время остановилось, шаги замедляются, словно черный человек пробирается сквозь невидимый плотный туман, но все же подходит все ближе и ближе. Останавливается перед троном, вскидывает голову, ищет знакомый взгляд, и, поймав, кивает, едва заметно, и тут же, еще выше подняв упрямый подбородок, смотрит в глаза королю. Придворные не смеют вздохнуть, министр отворачивается - он слишком хорошо знает, что сейчас произойдет.

Долго, бесконечно долго тянется минута, каждое мгновение - вечность, и, наконец, упрямец падает на колени. Голос, глухой, хриплый, раздирает гортань. Он виновен: обман, кровь, вражда - плоды его злого умысла. Он жаждал власти, лгал и очернял, вносил раздор и сеял смуту. Ему нет прощенья.

Королевская милость на этот раз бесконечна - он прощает изменника, оклеветавшего перед государыней Ирией Элиана. Он возвращает виновнику войны между двумя добрыми соседями право носить родовые цвета и титул. И, в завершение - дарует драгоценную возможность искупить вину. Лорд Айвор Нариэ назван наместником Короны в Ландии, дабы управлять страной от имени будущего Государя.

Министр государственного спокойствия с самого начала совета настороженно смотрел на военачальника. Широкое круглое лицо Тейвора сверкало от счастья, как начищенная медная кастрюля, гордость небогатой хозяйки. Чанг снова и снова перебирал в уме причины для подобного ликования: победа в Ландии? Так отпраздновали, уже два месяца как. Новая награда? Вряд ли, всем чем можно, военачальника уже наградили. Неужели король выделил денег на новые опыты? Это уже ни в какие ворота, то есть, ни в какие расходы не лезет. Впрочем, как и большая часть преобразований его величества.

Вдобавок к подозрительно счастливому военачальнику пустовало место магистра Иланы, вот уже второе заседание подряд. Белая ведьма порой пропускала собрания совета, особенно если на них не присутствовал король, как было в прошлый раз, но никогда не позволяла себе эту вольность дважды кряду. Лерик сидел, уставившись на стол, лица его Чанг не видел, но по пылающим ушам Хранителя догадывался, что тот предпочел бы оказаться сейчас как можно дальше от зала совета. И даже бургомистр, обычно дремлющий в сытом оцепенении, пока не начинал говорить король, сегодня вертелся, как на раскаленной сковороде, расстегивал и снова застегивал верхнюю пуговицу на камзоле, расправлял кружево манжет, нервно протирал платком блестящую от испарины лысину и старательно смотрел в сторону.

А Тейвор, напротив, не сводил с министра довольного, прямо-таки ликующего взгляда, и полные губы военачальника растягивала радостная улыбка. Так радуется ребенок, заполучивший наконец долгожданную игрушку. Но было в этом взгляде нечто ему не свойственное - при всех своих недостатках граф был скорее человек добродушный, хоть и увлекающийся сверх меры. А сегодня Чанг впервые заметил на лице Тейвора откровенное злорадство. Министр загородился бумагой, якобы углубившись в чтение. Щека закаменела, а по спине пробежал противный холодок - верный предвестник неприятностей.

Первые же слова короля оправдали самые худшие ожидания - военный налог поднимался вдвое. Чанг знал, что когда в глазах короля загорается этот одержимый огонек, возражать бессмысленно, но не сдержался:

- Ваше величество! Я не сомневаюсь, что военачальник Тейвор найдет, на что потратить деньги. Но в чем смысл этих трат?

Против обыкновения, Тейвор не бросился грудью закрывать брешь в строю, а возразил лениво, скорее по привычке, без жара в голосе:

- Победоносная кампания в Ландии убедительнейшим образом доказала, что…

- Убедительнейшим образом показала, - перебил его министр, - что для победы годятся старые проверенные способы. Семь лет вы разоряли казну, и ни одно из ваших дорогостоящих новшеств не понадобилось.

Но даже прямое оскорбление не нарушило благостного состояния военачальника, он только развел руками и вежливо улыбнулся:

- Вы заблуждаетесь, Чанг. Но это и не удивительно: все ваши сражения проходят за письменным столом, с чего бы вам вдруг освоить благородное искусство войны?

Король рассмеялся, он пребывал в удивительно приподнятом состоянии духа. Таким его не видели со времени братского визита:

- Вы оба правы, господа советники. Для войны с Ландией новшества не нужны, вполне хватило старых добрых клинков. Но, как вы верно заметили, Чанг, пора оправдать военные расходы. Мы захватим Кавдн, и эта война станет последней в обитаемой вселенной. Война, которая прекратит все войны! Нас ждут столетия мира и процветания, ради этого стоит пойти на временные жертвы.

- Но ваше величество! - Беспомощно произнес министр, переводя взгляд с отрыто ухмыляющегося Тейвора на лучезарно-благостного короля.

- В чем дело, министр? Вы сомневаетесь в нашей скорой победе? - Бархатным голосом осведомился Элиан.

Чанг сомневался и в победе, и в том, что она будет скорой. Но не стал спорить - на сегодня с него хватит унижения. Они увязнут в Кавдне, война истощит последние средства. Кавднийцы, в отличие от мирной Ландии, обзавелись новым оружием. Огненный порошок и бомбарды будут у обеих сторон. Он вспомнил давний разговор с Саломэ - самые горькие опасения обернулись реальностью. Эта война и впрямь может стать последней: мертвые не сражаются.

Совет закончился, но день еще только начался. Слух о том, что произошло на заседании, разлетелся по дворцу. Сплетники довольно кивали: время всесильного министра подходит к концу. Вспоминали недавнее покушение, восхищались добротой и мудростью его величества - оставил старика на посту, но воли не дает. А там глядишь, и до почетной отставки дело дойдет. Сколько ж можно - министр еще при Амальдии начинал, пора молодым уступить дорогу. И у молодых загорался в глазах жадный огонек. Министру все еще кланялись и уступали дорогу, но Чанг слишком долго пробыл при дворе, чтобы не замечать красноречивых мелочей. Его время на исходе, стервятники уже слетаются.

А в кабинете все осталось по-прежнему. Солнце заливало комнату светом сквозь прозрачные стекла, наместница на портрете все так же улыбалась мечтательно, глядя поверх страницы. Чанг пододвинул поближе поднос с карнэ и прикрыл глаза, медленно отпивая из чашки, но тут в кабинет ворвался Эйрон с последними новостями, и остаток карнэ вдруг показался невыносимо горьким:

- Что значит "ушли"?!

- В Суреме совершенно точно не осталось ни одной, по отдаленным провинциям пока что нет сведений.

- И в чем причина?

Эйрон только развел руками:

- Магистр оставила для вас письмо, - он протянул Чангу маленький конверт. В нем оказалась записка, всего одна короткая фраза: "Стрела на излете".

День выдался зябкий, хоть и солнечный, слуга с утра растопил камин, но к полудню дрова прогорели. Министр кинул бумажку на уголья, взял кочергу, поворошил, и задумчиво повторил "стрела…":

- Вот что, Эйрон, отправляйтесь к ученику Хранителя и передайте ему, что сегодня в четыре я буду в храме Хейнара, проверять записи столичных управ.