Теперь спутник ее заговорил так тихо, что она едва расслышала его, занятая разглядыванием серебряных, белых и черных ворсинок меха.

— Я никогда не сознавал себя молодым, — начал маркиз. — Давным-давно — когда я был твоих лет, дорогая — мне нравились Греция и Рим. Я, вероятно, чем-то прогневил Бога, и он не дал мне возможности стать частью своего столетия: меня совершенно не волновали рыцарские турниры и великие сражения, — начинающиеся во имя победы и золота.

Маргерит ощутимо задело пренебрежение, прозвучавшее в его голосе: ведь речь шла именно о том, ради чего жил Пьер. Но разве для нее эти вещи не были такими же призрачными, как игрушечные кораблики маркиза, плывущие по течению?

— Но неожиданно мой век настал, и в свои преклонные годы я обрел молодость и новый, юный мир. Ты знаешь о священной черте, делящей этот новый мир между королевствами Испании и Португалии?

— Пьер рассказывал мне, — ответила девочка, не раздумывая, но он не обратил внимания на ее слова.

— Они ничего не оставляли для Франции. Ты знаешь, что король Франциск спрашивал себя: неужели праотец Адам оставил только этих двух наследников? Ты знаешь первооткрывателя новых земель, Картье?

Маргерит покачала головой.

— Канальи не стали бы слушать приказов какого-то плюгавого горбуна, — продолжал Турнон, — но я знал, что могу командовать людьми, отдающими распоряжения. Два года назад мы шли под парусами… — он неожиданно замолчал и вложил вновь сделанный кораблик в руку Маргерит. — Пусти его, — сказал он.

Маргерит нагнулась и опустила кораблик на воду. Турнон всколыхнул воду рукой, заставляя кораблик плыть вперед.

— Он плывет к устью Соммы, в пролив, мимо Англии, туда, где вокруг лишь море и небо, навстречу новой земле, которую можно увидеть только в мечтах. Ты хотела бы поплыть на этом корабле, Маргерит?

Она смотрела на кораблик, сделанный из листа. Он обогнул камень, попал в струю течения и начал набирать скорость. Маргерит думала о незнакомой земле, о диких и злобных животных. К тому же она знала, каким был бы ответ Пьера.

— Да, — сказала она.

— Наши бретонские и нормандские рыбаки давно знали побережье Лабрадора, но для меня оно было таинственным и прекрасным — несмотря на то, что дорогу нам преграждали льды. Когда, наконец, мы прорвались к острову Болье и вошли в пролив, перед нами оказались покрытые зеленой растительностью шхеры, разбросанные тут и там по морской глади. Мы шли на юг, мимо побережья Терр-Нев, а потом повернули на запад. И вдруг за один день стало так тепло, что матросы загорали и резвились в воде, как дельфины, а с берега доносился такой чудесный аромат, что мы готовы были пойти на смерть, лишь бы достичь земли и найти эти странные цветы и сочные плоды, испускавшие его.

Было по прежнему тихо, и вода оставалась такой же спокойной. Прижимаясь к меху рыси, Маргерит чувствовала тепло того дня и прекрасный аромат, доносившийся с залитых солнцем берегов. Ей не было нужды спрашивать, был ли ее собеседник одним из тех, кто первым ступил на берег.

— И вы не боялись сирен и грифонов? — спросила девочка.

— Это все выдумки моряцкие байки, — отвечал маркиз, улыбаясь. — Мы вошли в залив, который назвали Шали, и высадились на землю, которую Картье назвал «Гасп». Он мечтал покорить эту чудесную землю Франции.

— А как же цветы и плоды? — она старалась все запомнить, чтобы потом рассказать Пьеру.

— Аромат исчез, как только мы высадились, но там росли прекрасные деревья, дикая пшеница, горох, смородина, земляника и розы. Мы видели несколько видов животных — неопасных, конечно, — и дикарей…

— Дикарей! — Маргерит резко выпрямилась и уставилась на него. До сих пор все звучало тихо и мирно, словно сон, она даже представила себе обнаженных матросов, резвящихся в воде. — И что они вам сделали?

— Мы беседовали с ними, — ответил новый знакомый, довольный ее удивлением. До той минуты она сидела так тихо, что он не знал, смог ли ее заинтересовать. — Они рассказали нам о великой реке, несущей свои воды за сотни миль. Их кожа была красной, как медь, и у них были длинные черные волосы. Они были высокими и стройными, и совершенно не носили одежды. Мы захватили в плен двоих из них, — тихо сказал Турнон, и Маргерит представила себе, как высохший скрюченный старик, похожий на ребенка, захватывает в плен таинственных дикарей.

— И что вы сделали с ними?

— Мы привезли их во Францию, чтобы показать королю, — равнодушно отвечал маркиз. — Картье взял их с собой в качестве проводников и переводчиков, когда в прошлом году поплыл обратно.

— И вы не отправились вместе с ним? — удивленно спросила Маргерит. Было так очевидно, что он любил эту сказочную землю.

— Нет, я должен был остаться, чтобы убедить короля послать туда экспедицию. Нужны люди, чтобы заселить Новую Францию. Тогда… тогда отправлюсь туда и я.

Он взял в руки завиток волос, упавший на ворот ее платья, и поднес к губам.

— Ты поедешь со мной, моя Маргерит, в мой новый юный мир? Там я построю тебе новый замок. Там мы будем молоды вместе.

Маргерит села. Она чувствовала губы, прикасавшиеся к ее шее, но в этот момент думала о таинственных островах, чудесном аромате и дикарях. Она не сомневалась в том, что он может взять ее с собой, этот мужчина-ребенок, обладавший властью над ее дядей, дикарями и даже самим королем.

— Да, — сказала она, — если вы возьмете Пьера… и Бастин.

Он медленно заглянул ей в лицо.

— Я знаю Бастин, — кивнул он. — Расскажи мне о Пьере.

Маргерит ощутила, как кровь приливает к ее щекам, и ее начинает лихорадить. Только Бастин знала о Пьере. Если аббат узнает, то Пьер будет наказан. Пять лет назад Пьер впервые перелез через стену, и с тех пор она не рассказывала о нем никому, кроме няни, а теперь она должна была раскрыть свою тайну незнакомцу. Она просительно посмотрела на Турнона.

— Только вы никому не должны рассказывать, — прошептала она.

— Кто такой Пьер, Маргерит?

— Мой друг… из аббатства, — она не могла понять выражения лица маркиза. Его глаза оставались спокойными, но рот дрогнул, словно он усмехался про себя.

— Монах?

Маргерит покачала головой.

— Просто мальчик. Мой друг…

— Сколько ему лет?

Встретившись со взглядом собеседника, Маргерит обнаружила, что не может отвести глаза.

— Ему четырнадцать.

Турнон отвел взгляд, и Маргерит принялась рассматривать свои руки.

— Четырнадцать, — произнес он задумчиво. — Он… он когда-нибудь целовал тебя?

— Иногда, — ответила девочка почти шепотом.

— Он?..

Неожиданно Турнон схватил ее за плечи, и Маргерит уже подумала, что он собирается встряхнуть ее, но вместо этого маркиз с неожиданной силой привлек ее к себе и прижал губы к ее губам. Сперва казалось, что это знак прощения, но потом девочке померещилось: Турнон пытается задушить ее. Она начала отталкивать его, чтобы глотнуть немного воздуха. Спустя мгновение маркиз отпустил ее, и, подняв испуганные глаза, Маргерит увидела его удовлетворенную улыбку.

Он глубоко вздохнул.

— Мы никому не расскажем о Пьере, моя дорогая. Но мы и не возьмем его с собой.

Маргерит отпрянула от него, сжав губы, чтобы не расплакаться. Она видела, что маркиз больше не злится, и была рада, что он никому ничего не расскажет о Пьере. Она только не сказала: «Если вы не возьмете Пьера, я тоже не поеду», — но подумала об этом.

— Прости, если напугал тебя, — сказал Турнон, тяжело дыша. — Сядь рядом, Маргерит.

Она быстро поднялась на ноги.

— Я… я не хочу, — тихо сказала девочка. — Бастин будет беспокоиться. Я должна вернуться.

— Нет, Маргерит! — он тоже встал. — Я еще не поднес тебе своего подарка…

Она задержалась, готовая в любой момент сорваться с места.

— Ты простила меня? — спросил Турнон.

Она молча кивнула.

Маркиз достал из кармана батистовый платок и развернул его.

— Это тебе с невиданных островов.

Ее глаза невольно уловили отблеск солнца на заморской раковине.