Придя домой, он первым делом принял душ, а после этого поужинал. Когда с обслуживанием тела было покончено, он пошёл в свою комнату, уселся за письменный стол и достал из верхнего ящика планшет с уже закреплённым на нём листом бумаги. В пластиковом стакане, стоявшем возле ноутбука, маленькими пиками щетинились остро заточенные простые карандаши различной твёрдости. Выудив один из них, не обратив внимания на то, какой именно, Роберт написал им посередине листа:

RELATIONSHIP

Немного подумав, он изменил начертание букв, составляющих вторую часть слова, сделав шрифт жирнее. Получилось:

RELATIONSHIP

Вглядевшись в надпись и внутрь себя одновременно, он переписал первую часть слова, а вместо второй части нарисовал маленький пароход.

«Чёрт возьми, это совсем не то, чем стоит сейчас заниматься!» — проговорил Роберт, открывая свой ноутбук. Следующие полтора часа он изображал только что придуманный логотип в графическом редакторе, и в это время для него не существовало ничего вокруг.

Когда работа была закончена, он вывел получившийся рисунок на принтер и отправился на кухню пить чай. Сидя за обеденным столом с распечаткой в руках, он подумал: «Где-то это уже было». Взглянув критическим взором на результат своего труда, он решил, что некоторая вторичность идеи компенсировалась высоким качеством исполнения. «Ну, в конце концов, я же не собираюсь продавать это судоходной компании» — заключил он и принялся размешивать сахар в чае.

Тёмный двор за окном до сих пор оставался свободным от снежного покрова. Голые деревья словно пребывали в состоянии кататонического ступора. Осень изрядно затянулась.

Роберт снова погрузился в мысли о Лизе. Сейчас он твёрже, чем когда-либо, уверился в том, что сможет поговорить с ней. Он задумал распечатать нарисованный сегодня логотип в типографии и перед разговором подарить ей получившуюся открытку. Он знал, что если удивить человека своим талантом, многое в дальнейших отношениях может измениться. Иногда он пользовался этим в личных целях, например, чтобы затащить женщину в постель. К нему пришло успокоение, предстоящее стало казаться привлекательным и вызывало интерес. Остаток вечера он с удовольствием провёл за красным вином и «Тёмной Башней».

После похорон Алекса прошло два дня. Лиза была раздавлена свалившейся на неё новой жизнью. Она не могла больше находиться дома, где, как ей казалось, всё провоняло её собственной лживостью.

В тот жуткий вечер, когда казённый мужчина привёз её из морга домой, она совершила два телефонных звонка: один — свекрови, другой — Муру, лучшему другу Алекса. Мур, в просторной квартире-студии которого она теперь жила, решил за неё все вопросы, связанные со скорбным ритуалом и почти каждый день делал ей инъекции галоперидола. Это был совершенно лысый мужчина спортивного телосложения. Его юношеская кличка, состоявшая из первых трёх букв фамилии, заменяла ему имя. Он работал заведующим отделением анестезиологии и реанимации в крупной больнице, был разведён, но детей не имел. Лиза небезосновательно полагала, что Мур для Алекса являлся более близким человеком, чем она сама.

Она сидела на диване с закрытыми глазами. На полу валялся глянцевый журнал, тематика которого так и осталась для неё неясной. Теперь существование поделилось для неё на время, проведённое в чулане глухого медикаментозного сна, и на бесцветно-бессмысленный кошмар бодрствования, который благодаря галоперидолу составлял значительно меньшую часть суток. Из открытой форточки пахнуло свежестью. Лиза лениво повернула голову в сторону окна и подняла веки. День был мрачен и сер, как солдатская шинель. «Я словно муха, подыхающая между рамами, — вяло подумала она. — Ну и пусть. Но разве я не хотела стать свободной? Может быть, стоит позвонить ему?». От последней мысли затошнило. На лице Роберта, возникшем в её сознании, застыла осуждающая и злорадная ухмылка. «Если бы не ты, Алекс был бы жив! — сказала она, обращаясь к пустой комнате. — А даже если и не был бы, то, по крайней мере, я смогла бы пережить его смерть!». От внезапно вскипевшей злости туман в голове начал рассеиваться. И вдруг из тающих клочков этого тумана выплыла совершенно бредовая, но очень яркая мысль, казавшаяся крайне важной: «А если Мур установил в квартире камеру и по ночам просматривает реалити-шоу со мной в главной роли?». Ей сразу вспомнилось, как она, проснувшись сегодня днём, трогала свою промежность, а потом нюхала пальцы, чтобы ощутить свой запах. «А если камера снимает со звуком, то моя последняя фраза будет для него весьма интересной! Он меня уничтожит, если узнает!» — с ужасом подумала она и твёрдо решила завтра же съехать.

Внимательный осмотр комнаты результатов не дал: ничего похожего на видеоаппаратуру не было и в помине. Тогда она пошла на кухню, отделённую от основного жилого помещения бамбуковой ширмой, чтобы приготовить чай, а заодно поискать и там. Раковина из нержавеющей стали приветствовала её грязной посудой. «На хер паранойю! Совсем уже с катушек съезжаю!» — сказала она и принялась мыть тарелки. Тёплая вода приятно скатывалась по её рукам, успокаивая и даже воодушевляя. Когда раковина оказалась пуста, она протёрла стол влажной тряпкой и заварила ароматный земляничный чай. Её внимание привлекла оранжевая лампочка на двери холодильника. Тогда она подошла к ней и громко произнесла: «Что же, смотри! Смотри и дрочи!». Собственная фраза вызвала усмешку, и она поняла, что впервые за последнее время бодрствование не тяготит её. «Следующей весной я стану уже совсем другой» — вспыхнуло в её голове.

Ей захотелось сесть в свою машину и уехать прочь из города. Забыть всё, что было до сегодняшнего дня, всех людей, которые окружали её. Чтобы осталась лишь дорога, петляющая в бескрайних полях и зовущая к новому будущему, в котором она сама была бы хозяйкой положения. В первый раз с той минуты, как она узнала о смерти мужа, в ней возникла надежда.

И тут она вспомнила ещё об одной проблеме, не особенно волновавшей до этого момента: у неё была задержка менструации, уже чуть больше недели. Она предположила, что виной тому пережитый стресс. Но отговорка не сработала, и ей пришлось признать: возможно, она беременна, и самое паршивое — не ясно от кого. У неё пересохло во рту.

Усевшись на высокую табуретку, Лиза попыталась собраться и решить, что следует делать дальше. «В конце концов, Алекс всегда говорил, что если есть проблема, то её надо решать» — подумала она. И тут же на неё навалилось такое отчаяние, что она бессильно положила голову себе на руки и зарыдала. Последней связной мыслью, промелькнувшей в её голове перед погружением в пучину истерики, была мысль о собственной ничтожности и подлости.

Крепкие влажные руки коснулись её волос, спустились к вискам. Запах туалетной воды с нотками цитруса наполнил кухню.

— Лиза, прошу тебя, послушай! Ничего уже не сделаешь, нам нужно продолжать двигаться дальше, — вкрадчивый голос Мура имел очень приятный мягкий тембр.

— Я не услышала, как ты вошёл, — сквозь слёзы проговорила Лиза. Последнее слово прервал всхлип.

— Я тебе честно скажу, я не умею утешать. Да я и сам подавлен. Алекс был для меня лучшим другом. Но, я клянусь, я сделаю всё для того, чтобы ты смогла пережить эту потерю! Поэтому сейчас мы с тобой умоемся и выпьем чаю, хорошо?

— Ты не знаешь главного, — сказала она, вдруг прекратив рыдания и посмотрев прямо в его серые глаза. — Слушай! Ты возишься со мной ради Алекса. Считаешь, что несёшь ответственность за меня. Но знай: из-за меня он погиб.

— Ну что ты такое гово…

— Я изменила ему. Перед самой его смертью. Что, не ожидал такого? Да я — редкая сука, можешь вышвырнуть меня из своей милой квартирки! Ты ведь такой праведник, как и все вокруг!

Повисла пауза, однако Мур не отошёл от Лизы. Он продолжал сидеть перед ней на корточках и держать свои руки на её руках.