Вплотную к ней примыкали столь же грубо выстроенные жилые помещения. Чуть поодаль располагалось самое старое из всех островных строений — костел, который тоже получил название, схожее с самим замком, — Кирхгольм.

Все это построил еще монах-августинец, смиренный брат Мейнгард, за что бременский архиепископ[25] Гардвиг возвел этого энергичного служителя божьего в сан епископа. Еще не было Риги и каменного замка Динаминде, надежно охранявшего устье Двины, а Кирхгольм уже высился посреди реки.

Уже через несколько лет после окончания строительства островная твердыня выдержала первую осаду. Ливы, враждебно встретившие нового епископа Альберта, по своей глупости и невежеству не понимали, почему они должны платить дань этим дурно пахнущим пришельцам в странных женских одеждах, и попытались захватить божьего слугу в плен.

Если бы не рыцари, прибывшие с епископом, то как знать, как знать. Не исключено, что Христос лишился бы одного из самых преданных своих слуг, который столь оригинально трактовал учение небесного наставника.

А спустя еще пять лет, в 1203 году, немногочисленные обитатели крепости успешно выдержали и вторую осаду, на сей раз отбившись от дружин полоцкого князя. Была и третья, в 1205 году, и вновь замок удалось защитить, одолев плохо вооруженное и необученное войско ливов.

Именно под Гольмом нашел свой конец самый главный ненавистник рыцарей, старейшина ливов Ако, чью окровавленную голову один из рыцарей торжествующе швырнул в рижской церкви к ногам епископа.

Четвертая осада приключилась всего через несколько месяцев. И вновь гарнизон замка проявил себя во всей красе. Одиннадцать дней сражались рыцари против полчищ схизматиков, ведомых окаянным князем Владимиром, а на двенадцатый тот несолоно хлебавши отплыл назад.

С того времени много воды унесла полноводная Западная Двина в Варяжское море. Нет в живых строителя замка епископа Мейнгарда, затерялись где-то на Руси неспокойные братья — князья Вячко и Всеволод, чьи владения Кукейнос и Гернике отошли в пользу Альберта и ордена меченосцев.

Да и сам Гольм успел поменять своих владельцев. Погиб в бою с упорными язычниками прежний его хозяин, славный рыцарь Иоганн Альвеслебен. Случайная стрела, выпущенная проклятым русским схизматиком, нашла щель в его доспехах, и он рухнул прямо в ров с крепостной стены бурга Оденпе, прозываемого еще Медвежьей головой.

И полетела его душа сразу в райские чертоги, чтобы с гордостью отчитаться перед Христом, сколько поганых язычников он самолично поразил могучей рукой, какое число упорствующих пинками загнал в церковь, дабы окрестили их там во славу всевышнего.

Впрочем, насчет чертогов — вопрос спорный. Если послушать одну сторону, так он должен пребывать там и только там, а вот если другую, то к ночи лучше это место и не поминать, равно как и его обитателей.

Теперь епископскими ленниками в Гольме стали братья Иоганна — Конрад и Карл. А сегодня вот у них приключилась нечаянная радость. Прибыл Герхард — последний из братьев Альвеслебенов, привез приветы от родни, материнское благословение и подарки — ладанки с изображением соответствующих святых. Каждому отдельно, чтобы у святого голова кругом не пошла, кого из братьев в первую очередь защищать, если что.

Впрочем, теперь небесному заступнику можно было и отдохнуть. Не те времена нынче, далеко не те. Поутихли полоцкие князья после смерти Вальдемара, которого господь вовремя поразил за гонения, учиненные им против истинной веры.[26] Наследники же его грызлись между собой аж до прошлого года, деля останки княжества. А год назад они и вовсе, как сказывали сведущие купцы, торговавшие в тех краях, сложили свои буйны головы под далеким градом Ростиславлем, что в Рязанском княжестве. Там же вроде бы погибли и бывшие князья Кукейноса и Гернике. Одолел их всех рязанский князь Константин, чьи наместники сейчас правят в Полоцке.

И если десять лет назад постоянный гарнизон Гольма насчитывал с сотню рыцарей, из коих всегда проживало в замке не меньше половины, то теперь таких предосторожностей уже не предпринимали. А зачем? После того как остров отгородился от неспокойного юга и русских соседей не только Икскулем, но еще и Леневарденом, после того как на месте сгоревших деревянных крепостей Кукейноса и Гернике выросли крепкие каменные замки, от силы два-три рыцаря несли сторожевую службу на смотровой площадке высоченного донжона. Да и они больше любовались речными просторами, нежели напряженно взирали вдаль — не плывут ли русские ладьи.

Правда, нынче в замке было многолюдно. С братом Герхардом прибыли чуть ли не два десятка доблестных рыцарей во главе с епископом Ливонии Альбертом и его братьями — Теодорихом и Ротмаром. А если к ним прибавить тех, кто приплыл с верховьев реки — из Гернике, Кукейноса, Леневардена и Икскуля, то счет им и вовсе доходил до полусотни.

Словом, несчастные слуги только успевали крутиться, чтобы до вечера успеть приготовить праздничный ужин и оборудовать комнаты для ночлега. Конечно, суета началась еще с позавчерашнего дня и о многом позаботились заранее, но то тут, то там непременно отыскивалась какая-нибудь мелочь, про которую забыли. Да что говорить, каждый из нас в своей жизни хоть раз да принимал гостей, так что знает, каково оно — вроде бы все приготовлено, ан глядь, а что-то непременно упустил.

Дабы не ударить в грязь лицом перед дорогими гостями, старший из братьев еще за три дня собрал слуг из числа ливов-туземцев и клятвенно всем им пообещал, что ежели кто из прибывших выкажет недовольство, то виновных он самолично вздернет на самом высоком дубу, сколько бы их ни было. А чтобы никто не сомневался в серьезности его слов, он в том торжественно поклялся именем девы Марии, которая покровительствовала всему роду Альвеслебенов.

Хотя клятва была не обязательна. Слуги и без того знали, что Конрад и его брат Карл всегда свято выполняли обещания такого рода, так что летали они по замку в эти дни как угорелые. Впрочем, гости, надменно взирающие на туземцев в тех редких случаях, когда они их вообще замечали, остались довольны всем — и приемом, и ночлегом.

Важничать им было с чего. Как-никак, именно они — хозяева этой земли. Конечно, почва здесь не ахти какая, но каждый из пилигримов помнил и о том, что в Германии она немногим лучше, зато жизнь там гораздо тяжелее.

Это ведь название одно, что ты из древнего рыцарского рода, что гербу твоему лет сто, не меньше, а спишь ты не в крестьянской лачуге, а в собственном родовом замке. Так-то оно так, но если начинать разбираться как следует, то все это не более чем мишура.

А ты лучше встань с кровати да пошлепай по каменному настывшему полу, от которого даже в знойный летний день веет ледяным холодом. Согреть эти мрачные камни — никаких дров не напасешься. Ход от камина наружу прямой, так что большая часть тепла уходит не в дом — в трубу. Перенимать же всякие коленца с хитрыми изгибами, как в печках на Руси, вроде бы зазорно. Получится, что тем самым как бы признаешь, что варвары-русичи будут поумнее.

Ночные колпаки, пижамы, халаты да шлепанцы не зря ввела в обиход именно немецкая знать. Походи босиком пару-тройку минут, и так каждый день, да из месяца в месяц, и все — ревматизм или воспаление легких обеспечены. Это при условии, если ты вообще отдерешь от подушки примерзшие к ней волосы.

На Руси хорошо — там мехов видимо-невидимо. Можно хоть голым под меховое одеяло залезть, а попробуй уснуть под обычным, сшитым из двух кусков грубой шерстяной ткани. Тут хоть калачиком, хоть вовсе в колесо сворачивайся — ничто не поможет.

А еда какая? Даже туземцы небось реже ели вчерашний суп, да еще вприкуску с холодной бараниной, покрытой желтым застывшим жиром. И хорошо, что она вообще еще есть, а то придется с унылым видом наворачивать пустую луковую похлебку в несбыточной надежде, что удастся выудить со дна кусочек мясца.