Горячий душ надо обязательно завершать холодной водой. Эта процедура благотворно воздействует на кровеносные сосуды, приблизительно так же, как исправный бензонасос в паре с инжектором, и тогда – фыррррр! Мотор ревет, колеса крутятся, ветер свистит, и жизнь обволакивает своим чарующим и волнующим многообразием…

Я выскочил из ванной голым, на ходу растираясь жестким полотенцем. Чтобы окончательно вывести себя из мумифицированного состояния, важно правильно покушать. Я не пожалел времени и, обдуваемый свежим ветерком из распахнутой балконной двери, нарубил полный тазик ингредиентов, необходимых для моей фирменной окрошки. Выдаю ноу-хау этого Шедевра Кулинарного Искусства…: в пол-литра подсоленного томатного сока добавляем порезанные свежие огурцы, зеленый лук, отварной картофель, говядину, зелень-мелень, крутые яйца и заливаем чашкой нежирного кефира. Перемешиваем – и уплетаем за обе щеки большой ложкой. В экстремальном случае томатный сок можно заменить ледяным пивом.

Дабы не пугать людей своей буро-зеленой, неряшливо перебинтованной рукой, я надел джинсовую рубашку с длинными рукавами. Впрочем, из распахнутой настежь балконной двери веяло прохладой, и в крепкой рубашке я должен был чувствовать себя комфортно.

Солнце уже подыскивало за горизонтом посадочную площадку, когда я вышел из квартиры и – надо же такому случиться! – встретил на лестнице Петровича. Похоже, что мой золоторукий слесарь в одиночку продолжал дружескую вечеринку, так как не слишком уверенно держался на ногах, глаза его смотрели в разные стороны, и вокруг него клубился специфический запах. Но голос был твердым и решительным, как у коммуниста на партийном собрании:

– Кирюша, дорогой! Я слышу – дверь твоя открылась, дай, думаю, посмотрю, кто это там шлындает. Послушай, дружище, выручай! Одолжи до получки рублей пятьдесят. Или хотя бы сорок. У меня срочный вызов к клиенту, надо шланг на полдюйма купить…

Этой затасканной фантазией он, разумеется, не умалил свое лучшее качество – инженерную изобретательность, коей я всегда восторгался, когда Петрович чинил сантехнику; мое уважение к соседу не пошатнулось.

– Но с одним условием! – предупредил я, открывая дверь своей квартиры. – Перемыть всю посуду и пропылесосить комнату. Чтобы сверкала!

– А что? – взволнованным голосом произнес Петрович. – Много осталось?

– В холодильнике почти целая бутылка водки. И пиво еще есть.

– Кирюша, друг мой! – расчувствовался Петрович, тряся мою руку. – Квартира сверкать будет! Гарантирую! Все краники и патрубки подтяну! Все вычищу и помою! От посуды по стенам побегут солнечные зайчики!

– Главное, чтобы не зеленые чертики, – заметил я.

Я не стал выгонять из гаража машину, потому как управлять перебинтованной рукой было бы не слишком сподручно, и через сквер пошел к остановке автобуса.

В газетном киоске я купил сегодняшнюю газету, поболтал с продавщицей, которую знал уже не один год, поинтересовался ее здоровьем и школьными успехами сына. У неработающего фонтана, где традиционно грелись на солнышке бродячие дворняги, я высыпал из пакета всю оставшуюся с дружеской вечеринки закусь, и некоторое время стоял рядом, наблюдая, как тощие бобики и барбосы радостно поедают засохшие деликатесы и поглядывают на меня добрыми глазами. «Были б все собаки такими», – подумал я, кидая пустой пакет в урну и продолжая свой путь к остановке.

Я испытывал потребность жить правильно, пресно, «по-стариковски», и делать добрые, неприметные поступки, как часто бывало со мной после крутого кутежа, бесшабашных авантюр и крепких загулов, насыщенных драками, любовными подвигами и смертельно опасными глупостями. Мои последние приключения исчерпали лимит отвязанности, и утомленной психике требовалось время, чтобы прийти в себя и приготовиться к новой встряске. В конце сквера я еще раз насладился собственной покладистостью и отзывчивостью, когда полез на лиственницу за воздушным шариком, упущенным малышом. Правда, пока я доставлял шарик вниз, он лопнул, и несчастный малыш расплакался пуще прежнего. Мамаша принялась утешать ребенка, а я, несколько сконфузившись, поспешил дальше. Чтобы сократить расстояние, я пошел не по тропинке, а напрямик, через кусты и газоны, но ничего не выиграл, а даже наоборот: я выбрался из кустов на шоссе в том месте, где не было ни перехода, ни светофора.

Стоя на бордюре, я ждал, когда в потоке машин образуется брешь и можно будет перебежать на противоположную сторону, где была остановка автобуса. Мысли мои витали вокруг неотложных дел, которые ждали меня в агентстве, и я расставлял их в порядке срочности. Первым в этом списке я определил встречу с журналистом, который обещал написать об агентстве рекламный материал и за небольшую услугу опубликовать его в курортной газете. Вторым делом…

Тут меня отвлек скрип тормозов, который острым диссонансом выделялся среди мерного гула автомобилей. Я машинально повернул голову, выискивая в многоцветном автомобильном потоке того, кто так лихо затормозил, и увидел невзрачный, заляпанный грязью «жигуль» десятой модели с затененными стеклами. Машина медленно катилась в левом ряду, все больше съезжая на разделительную полосу и все больше притормаживая, чем нервировала тех, кто на приличной скорости следовал за ней. Кто-то пронзительно сигналил водителю «десятки», кто-то нервно обгонял, вырулив на встречную полосу; «десятка», тем не менее, спокойно катилась так, как считала нужным, и ее скорость уже почти сравнялась со скоростью пешеходов.

И вдруг в тот момент, когда машина оказалась как раз напротив меня, заднее стекло опустилось до середины, и из темного салона высунулся автоматный ствол. Все происходило очень быстро, а мой заторможенный интерес разгорался значительно медленнее, потому я никак не отреагировал, не испугался и не удивился, когда прогремела короткая очередь. «Десятка», словно это был конь, испугавшийся оглушительного треска, немедля рванула вперед, с реактивным ревом набирая скорость. Ствол в окне качнулся и вновь выплеснул пламя. Я явственно услышал, как рядом лопаются толстые листья магнолий, как пули дырявят вязкую древесину стволов и отщепляют пористую замшелую кору, и только тогда пригнулся и попятился назад, а потом со всех ног кинулся в заросли кустов.

Затаившись там, я некоторое время ждал невесть чего. Мое сердце колошматилось в грудную клетку с дурной мощью, словно верный пес рвался с поводка, проявляя запоздалое служебное рвение. Из-за стены кустов по-прежнему доносился ровный автомобильный гул, и сочно пахло свежей зеленью, и над крышами домов раздувало красные щеки вечернее солнце. Жизнь шла своим чередом, и мне уже трудно было поверить в то, что произошло минуту назад. Но я не мог ошибиться! Я прекрасно видел автоматный ствол и слышал стрельбу!

Я вышел из кустов с той подчеркнутой естественностью, как это делают люди, отправившие в кустах свои небольшие потребности. Встал на бордюрный камень, посмотрел в ту сторону, куда умчалась забрызганная грязью «десятка». Но что там теперь увидишь?

Я перебежал на другую сторону и запрыгнул на подножку отъезжающего автобуса. Упал на продавленное сиденье, прислонился лбом к холодному стеклу. «Что бы это значило? – спросил я себя. – Что за дурное приключение, когда теплым весенним вечером на глазах у сотен свидетелей палят из автомата по живой цели? Откуда у меня вдруг появились враги, которые желают моей смерти?»

Кондуктор дважды или трижды обратилась ко мне, а пока я рыскал по карманам в поисках мелочи, проехал лишнюю остановку. Пришлось пешком возвращаться обратно. Я продолжал мысленно задавать себе вопросы, но не находил ответов и только пожимал плечами. Должно быть, со стороны на меня было весело смотреть. Сам того не замечая, я держался как можно дальше от проезжей части и жался плечом к стенам домов и стеклянным витринам магазинов.

– Какой-то ты растерянный, – сказал мне Никулин, когда я зашел в агентство. – У тебя такой вид, будто ты женился.