С точки зрения элементарной логики это выглядело достаточно наивно. Например, выступавший генерал, обсуждая вопрос о том, сидит ли армия на шее народа или стоит на собственных ногах, неожиданно обвинил меня, хотя, видит Бог, никакого отношения ни к народной шее, ни к армейским ногам я не имею. Такими же алогичными были выступления и других ораторов, которые на все лады обвиняли председателя Счетной комиссии, а в чем именно — неизвестно. Но все равно запахло жареным, только как-то беспредметно, бестелесно, что-ли, по типу: «Жора, жарь рыбу. — Так рыбы нет. — Ты жарь, рыба будет». И действительно, «рыба» появилась на следующий день в «Советской России»!
В номере от 18 декабря 1990 г. газета поместила клеветническую статью «Об этике и арифметике», обвиняя меня в обмане Съезда народных депутатов России. Впрочем, как указывает «Советская Россия», накануне того, что случилось, народный депутат Г. Саенко, как бы предвидя грядущие события, озабоченно выступил на съезде с призывом сберечь авторитет депутата Ю. Сидоренко и с этой целью не включать его в состав Счетной комиссии. Так что Г. Саенко, по словам газеты, с одной стороны, «как в воду глядел», а с другой — вроде бы и непреднамеренно, но «попал не в бровь, а в глаз». И сразу же возникает недоуменный вопрос: «А для чего это провидцу Г. Саенко — партийному деятелю из Курска — столь трогательно заботиться о сбережении моего авторитета?» Тем более что в первый же день работы съезда, как я уже говорил, он недвусмысленно мне заявил: «Вы берегитесь, мы вам этого не простим». Таковы истоки, которые питали публикацию в «Советской России». Выходит, Г. Саенко метил не в бровь, а поистине целился в глаз.
А дальше, по ходу статьи, эстафету принимает работник теперь уже Курского облисполкома И. Болотов, член Счетной комиссии. Он уверенно рассказывает о том, чего не видел и видеть не мог, а говоря попросту — лжет. К примеру, он сообщает корреспонденту «Советской России», что лично своими глазами видел «16 непогашенных чистеньких бюллетеней», которые потом вполне могли быть подсчитаны вместе с вынутыми из урны. На самом же деле И. Болотов видел погашенные бюллетени, которые в присутствии всех членов Счетной комиссии были вынуты из конвертов, скрепленных подписями народных депутатов Л. Озеровой, М. Заргижиева и председателя Счетной комиссии.
Подписи депутатов на конверте юридически удостоверяли факт погашения бюллетеней. Но, быть может, И. Болотов ошибся, перепутал, принял одно за другое? Ан нет. Ведь погашенный бюллетень отличается от непогашенного тем, что его правый угол срезан на глубину одной трети величины бланка. Следовательно, И. Болотов, даже при самом слабом зрении, не мог перепутать погашенные и непогашенные бюллетени. Это не было добросовестной ошибкой, аберрацией зрения, это была добросовестная ложь.
Более того, всем членам комиссии, и Болотову в том числе, хорошо известно, что погашение бюллетеней производится не в момент подсчета голосов, а заранее, за каждым столом, сразу же после окончания голосования. Эта чрезвычайно важная и серьезная процедура осуществляется специальной группой депутатов при визуальном контроле членов Счетной комиссии. Погашение бюллетеней на каждом столе документируется особым протоколом, персонально для каждого стола, после чего погашенные бюллетени запечатываются в конверт. При этом протокол и конверт подписываются депутатами, которые удостоверяют количество погашенных бюллетеней. Таким образом, сама эта процедура исключает возможность появления чистых бланков в момент подсчета голосов.
Предвидя подобное возражение, детализируя свою заведомую ложь о «чистеньких бюллетенях», И. Болотов сообщает: «Они были погашены только после того, как я поднял вопрос». Но можно ли гасить уже погашенные бюллетени? Это действительно вопрос, и вряд ли сумеет ответить на него уважаемый коллега.
В таком же ключе была изготовлена еще одна ложь, упомянутая в рассказе И. Болотова, — о том, что председатель Счетной комиссии «тут же предложил повторное голосование». Впрочем, достаточно ознакомиться со стенограммой съезда, чтобы убедиться, где же истина. Но ведь далеко не все читатели «Советской России» прочтут стенограммы съезда. На это и рассчитана ложь.
И все же опровергать то или иное лживое заявление удастся пока при помощи документов. Но что прикажете делать с чисто литературным, если хотите, психологическим пассажем газеты, которая пишет: «Он чувствовал себя несколько неловко, отдавая себе отчет, что поступил несолидно»? Этот факт невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть никаким протоколом. Но именно с учетом протокольных истин оснований для такого состояния у меня, разумеется, не было. Поэтому И. Болотов оказался таким же провидцем чужой души, как и Г. Саенко провидцем грядущих событий.
А что касается моего поведения с точки зрения чистой этики, то можно ли считать неэтичным предложение продлить время голосования, поскольку многие депутаты еще не вернулись в зал, полагая, что голосование согласно повестке дня начнется в 16 часов, а не в 14? Можно ли считать неэтичным еще одно предложение председателя — самому лично спуститься к депутатам в буфет и в книжный киоск, чтобы сделать соответствующее объявление? Так кто же вел себя неэтично в этих обстоятельствах?
Вернемся, однако, к И. Болотову, и рассмотрим его поведение с этической точки зрения. Простим, забудем или даже временно исключим ту очевидную ложь в отношении «чистеньких бюллетеней», которую он себе позволил. Председатель Счетной комиссии, по его мнению, сначала «слукавил», а затем и «обманул съезд». А он — Болотов — держался достойно и честно. Однако «лукавый» председатель почему-то не скрыл от депутатов факт нарушения регламента. А «честный» Болотов, заметив шестнадцать чистеньких бюллетеней, этот поистине криминальный факт депутатам не только не сообщил и не огласил его с трибуны всенародно, но и подписал протокол, покрывая тем самым «ужасный обман», и лишь задним числом, в доброй старой манере, сообщил об этом в «Советскую Россию».
После артиллерийской подготовки, проведенной работниками облисполкома и обкома партии И. Болотовым и Г. Саенко, на сцене съезда и в заключительных строках газетной публикации появился первый секретарь Читинского обкома партии Н. Мальков, который, как бы подводя итоги, потребовал моей отставки теперь уже с поста председателя Комиссии по этике. Он ультимативно заявил: «Или он или мы — „Коммунисты России“. Такое решение мы приняли единодушно». Но о какой этике может говорить Мальков и его группа, если это решение было принято у меня за спиной, келейно и тайно. Буквально за 5 минут до начала заседания съезда мы собирались в Комиссии по этике, обсуждали свои вопросы, и ни один из присутствующих никаких претензий мне не выразил, хотя каждый, если верить Малькову, уже держал камень за пазухой.
Опыт общения с этими людьми убеждает в том, что их действия отнюдь не случайны, а, наоборот, хорошо слажены, организованы и, конечно же, предварительно обговорены. Впрочем, описываемый мной случай — лишь капля, в которой отражается стиль поведения на съезде «Коммунистов России». И не зря депутат И. Галушко, выйдя из данной фракции, с трибуны съезда назвал их деструктивными силами.
Приведенные до сих пор факты, разумеется нельзя принять, но их можно понять, если учитывать «творческие» биографии и позиции упомянутых персонажей. Но есть еще одно обстоятельство, которое не то что принять, но и понять невозможно. Так, «Советская Россия», говоря о бюллетенях для голосования, сообщает: «Их было сделано одна тысяча семьдесят. Два уничтожено, осталось — одна тысяча шестьдесят». Что здесь лучше поставить — многоточие или вопросительный знак?
Итак, полагая себя ментором в вопросах этики и морали, «Советская Россия» публикует очевиднейшую ложь, которую очень легко разоблачить. А претендуя на роль учителя арифметики, она к тому же утверждает: «1070–2 = 1060»!
Именно в таком немыслимом ключе можно оценить мой последующий диалог с Н. Мальковым. Когда я его напрямую спросил, почему он так себя ведет, он ни капли не смутился и огорошил меня встречным обвинением: «А вы вот пишете, что я — первый секретарь, но ведь это ложь, я уже не первый секретарь, я стал председателем облсовета». И мне осталось только поздравить его…
