Подобных примеров можно привести немало. Однако, возвращаясь к вопросу о Союзном договоре, следует подчеркнуть их традиционный демагогический прием — идею договора в трактовке центра они обрамляли превосходными эпитетами, как бы проставляя знак равенства между идеей центра и всеобщим благополучием, процветанием, подлинным патриотизмом, государственным мышлением и т. п. А если у тебя иное мнение, то, значит, ты конкретно против всех этих благ и, следовательно, — очень плохой человек, как раньше говорили — вредитель и враг народа.

Опыт работы второго внеочередного Съезда и Верховного Совета показал: пока обсуждаются вопросы относительно второстепенные (флаг, гимн, даже Декларация о суверенитете), еще можно с ними говорить, спорить. И даже если речь идет о прерогативах власти (средства массовой информации, правоохранительные органы, Комитет национальной защиты и общественной безопасности, финансы), то и здесь все же остается, хоть и небольшое, поле для маневра. Но ежели жесточайший кризис, на краю всеобщей пропасти, заставляет нас коснуться самой системы, то тут они становятся стеной: лучше в пропасть, но с этой милой их сердцу системой. Впрочем, такой постулат ими не используется в качестве лозунга. И тогда, чтобы обосновать свое поведение, они прибегают и к изощренной демагогии, и к откровенной лжи. Такова историческая традиция большевиков.

«Да здравствует Учредительное собрание!» — провозгласили они в своей официальной дооктябрьской программе. И тотчас же разогнали «презренную учредилку». «Караул устал, открыть окна, проветрить помещение». Грохочет первая мировая война, плохая война, потому что империалистическая. Так превратим ее в хорошую — революционную, гражданскую. Однако это келейно, в тезисах, а прилюдно скажем, то бишь обманем: «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, мир — народам». Сказано это было в конце семнадцатого. А в восемнадцатом плохая империалистическая война закончилась, зато «хорошая» революционная, гражданская война успешно продолжалась, уничтожая миллионы людей, материальные ценности и души. И продолжалось это до 22-го года, когда другие народы уже забыли о своих военных несчастьях.

«Мир — народам». Это была ложь, которая обошлась России в миллионы человеческих жизней и обернулась страшной разрухой. «Фабрики — рабочим». Спросите у любого рабочего — это его завод? Его станок? А если его, то откуда же взялись несуны? И почему обыски на проходных («Ах, заводская проходная, ты в люди вывела меня»)? «Земля — крестьянам». Этот лозунг поначалу обернулся грабежом, продналогом, продотрядами, кровавым подавлением крестьянских восстаний. А затем — принудительной коллективизацией. И в результате крестьяне так же не получили землю, как и рабочие не получили фабрик, как народы не получили мира.

И вот сегодня, на съезде, через 73 года, собрались наконец, чтобы хоть одно преступление (или, как другие говорят, — ошибку) исправить. И что же мы слышим от наших оппонентов — «Коммунистов России»? Крестьяне, мол, землю брать не хотят. Но позвольте, граждане, товарищи, зачем же вы обманывали всех тогда, когда они шли за вами с песней? Помните? «За землю, за волю, за лучшую долю…» Тогда шли на смерть за землю, а сейчас и даром не хотят? Вот так раскрестьянили, вот так расчеловечили! Ай да бесы, ай да молодцы! Впрочем, и тогда, когда подманили землей, тоже ведь лгали. Не землю для крестьян они имели в виду, а только собственную власть, И когда обещали мир народам, обманывали, ибо знали, что впереди гражданская война, поскольку сами ее планировали («переход от войны империалистической к войне революционной, гражданской»). И рабочих обманули — фабрики не дали. И тогда осталась по тем временам главная ложь — вера в светлое будущее, в коммунизм, где всех ждет неслыханное изобилие, высочайшая мораль, всеобщее сказочное счастье.

Это всего лишь этапы, говорили они, держитесь, люди, до коммунизма осталось еще немного. И люди шли по этапам — в основном по лагерным. И многие верили, что вот только разделим имущество, богатство — и заживем прекрасно. Не получилось. Значит, надо уничтожить кулаков, мироедов. Вновь незадача. Тогда, следовательно, виноваты враги народа. Четверть миллиона пролетариата, по свидетельству Фейхтвангера, выходит на Красную площадь и единодушно требует их расстрела, ибо тоже обмануты на очередном этапе лжи. Наконец, классы эксплуататоров уничтожены начисто, а лучше все равно не стало. Уничтожили даже тех, кто их уничтожал, а светлое будущее еще дальше, чем было.

Еще одна ложь: религия — опиум для народа. В результате взрывают церкви, оскверняют иконы, убивают священников, отправляют их на Соловки. И вместо колокольного святого звона — неистовый антирелигиозный рев обманутой толпы, подогретой лживыми газетами и лжецами-ораторами.

И хотя ложь и насилие всегда носили характер столь кровавый и драматический, они продолжают свою черную работу и в наши дни. Сегодня ищут мафию на бронетранспортерах, стреляют в националистов, охотятся за дезертирами, захватывают телебашни, преследуют журналистов… Этому не будет конца до тех нор, пока существует система лжи и насилия. Хотя непонятно, в чем сейчас состоит ее конечная цель? Ведь о голубых городах коммунизма никто уже даже не заикается.

Сегодня «Коммунисты России» в парламенте о своих конечных целях, разумеется, не говорят. Что же защищают «Коммунисты России»? Не марксову идею, конечно, и не ленинское ее воплощение. Они отчаянно защищают свою собственную номенклатурную систему, тот кокон, в котором они вызрели. А ложь и насилие — их историческая традиция. И эту традицию они продолжают сегодня на страницах своих газет, через каналы своего телевидения, используя принадлежащие им радиостанции, а также провозглашая ложь устами депутатов из группы «Коммунисты России».

Эту страшную летопись сломанных судеб мы начнем от событий последнего времени. Как вы думаете, какая судьба постигла членов Комитета национального спасения Литвы? Живут, видимо, и дрожат, боясь, что их имена станут известными, ибо, сыграв свою темную роль, выброшены за ненадобностью. Никакой поддержки эти марионетки от своих тайных кукловодов не получили. Честный в своем экстремизме Алкснис прокричал: «Нас предали!» Хуже обстоят дела у тех командиров, которые возглавили штурм телебашни, проливали кровь в Риге, Тбилиси, Баку. Их тоже предали, однако им — военным людям, четко исполняющим приказы, — спрятаться не за кем. Действовали, мол, по собственному лишь усмотрению.

В этом же ряду преданных (вначале преданных своим хозяевам, а затем ими же и преданных) — изгнанники политбюро, советники Президента, бывшие секретари обкомов, из-под которых вышибли руководящие кресла.

Но если рассматривать эти факты в разрезе историческом, то проявится стойкая, помноженная на семьдесят три года, традиция: власть равнодушно отбрасывает (а в прошлом пожирала!) наиболее верных своих служителей. Красный кавалерист Думенко — легендарный освободитель Новочеркасска от белогвардейцев, организатор и командир 2-й Конной Армии, беспредельно боготворивший свою власть, этой же властью ложно обвинен и расстрелян в 1918 году. Большевик из верхнего эшелона власти, автор и вдохновитель красного террора, Григорий Зиновьев, сам погиб от него. Верный и надежный чекист, расстрелявший его, лично рассказывал Сталину, показывая в лицах, как дрожал и плакал Зиновьев в подвале. Этот рассказчик, обласканный великим вождем, считал себя честным службистом и на хорошем счету. Однако и его самого вскоре расстреляли.

Молодой талантливый командарм Тухачевский расстреливал заложников при подавлении крестьянских восстаний и Кронштадтского мятежа. Артиллерийским огнем он беспощадно сносил с лица земли нищие деревеньки. А внешне был интеллигентом, играл на скрипке, читал стихи. И, наверное, повторял не раз эти строчки: