— Вы правы, и, скорее всего, владелицей преуспевающей.

Обменявшись улыбками, они оседлали лошадей и в приподнятом расположении духа не спеша пустились в обратный путь. Если до сих пор в их отношениях и ощущалась некоторая натянутость, то теперь она исчезла.

День, когда Нэнси уезжала в Истбурн, выдался жарким, как, впрочем, и большинство дней тем летом. Вирджиния вышла на террасу, откуда открывался живописный вид на сад. Солнце клонилось к закату, и по небосклону цвета индиго парили алые ленты облаков. Вирджиния пребывала в состоянии безмятежного созерцания, близком к летаргии, наслаждаясь предощущением прохлады, которую обещал принести с собой вечер.

Все вокруг было исполнено покоя и тишины; работники давно закончили свою работу, слуги ушли домой в соседнюю деревню. Стихли птицы, замерли в полудреме деревья, ни малейшего дуновения ветерка не было, чтобы потревожить сонную листву или лепестки роз, коими была усыпана лужайка.

Глубоко вздохнув, Вирджиния посмотрела на подсвеченные закатным солнцем кроны деревьев; на душе у нее было покойно и тихо, как в окружающем мире, и только шевелилось смутное ощущение, предчувствие чего-то, что должно было произойти вскоре.

Беспечно улыбнувшись, она стала рассуждать про себя, связано ли это ее состояние необъяснимого восторга с тем обстоятельством, что ей предстоит провести какое-то время один на один с полковником Дикерсоном. Разумеется, днем в доме будет многолюдно, будут сновать, как обычно, слуги, рабочие, реставраторы, однако к вечеру, как сейчас, все стихнет, и кроме них двоих — ее и Рича — в доме не останется ни души.

Она лениво размышляла, пока до ее слуха не донеслось урчание мотора. К дому, хрустя шинами по гравию, подъехала машина. Вирджиния интуитивно догадалась, что это вернулся Рич, отвозивший Нэнси на станцию.

Минуту спустя у нее за спиной послышались легкие шаги, но она не повернула головы, не ожидая увидеть никого, кроме Рича.

— Все в порядке? — спросила она. — Нэнси уехала?

— Да, — вполголоса ответил Рич, остановившись рядом с ней, и, заглянув ей в глаза, словно желая прочесть ее мысли, добавил: — О чем вы думаете?

— Так, — промолвила она, отметив, что он необычайно привлекателен, когда волосы его гладко зачесаны назад. — Думаю, как тихо вокруг, как красиво в саду в это время суток.

Рич улыбнулся улыбкой заговорщика, предвосхищавшего, сколько еще чудных мгновений у них впереди, пока Нэнси в отъезде.

— Хотя должна сказать, — Вирджиния мягко улыбнулась ему, — что если нам предстоит и дальше мучиться от такой жары, то я начну завидовать Нэнси, которая скоро будет наслаждаться морской прохладой.

— Да, здесь вы правы.

— У кого она собирается остановиться?

— У старых друзей. К сожалению, они не так часто встречаются, как ей хотелось бы. Всю войну Нэнси проработала здесь, в Стэнфилде, у нее практически не оставалось времени на личную жизнь, на то, чтобы навешать друзей.

— У нее есть семья? — спросила Вирджиния.

— Близких никого. То есть кроме меня. Я к ней очень привязан. Когда перед самой войной, вскоре после моей матери, умер ее муж, мы решили жить здесь, в Стэнфилде. По правде сказать, не знаю, как бы я без нее обходился. Она замечательная женщина.

В тот самый момент на террасу вышла повариха, миссис Харди, и спросила Вирджинию, пора ли подавать ужин в ее комнату.

Упредив ответ Вирджинии, Рич сказал:

— Сегодня и в дальнейшем, пока с нами нет моей тетушки, мисс Китс будет ужинать со мной. Мисс Харди, соблаговолите поставить в столовой дополнительный прибор.

Повариха, многозначительно улыбнувшись, отправилась выполнять распоряжение хозяина, вслед за ней ушел и Рич. Через некоторое время он вновь появился на террасе, держа в руках два бокала вина, один из которых протянул Вирджинии. Последняя вопросительно покосилась на него.

— Мисс Китс, надеюсь, вы ничего не имеете против того, чтобы разделить со мной трапезу? — сказал Рич. — Не заставляйте меня ужинать в одиночестве.

Вирджиния промолчала. Когда она принимала бокал, ладони их на мгновение соприкоснулись, и у нее от такой неожиданной близости перехватило дыхание. А он продолжал улыбаться ей своей загадочной, чуть насмешливой улыбкой.

Оба они начинали словно бы интуитивно догадываться об установившемся между ними мощном чувственном влечении. Вирджиния внезапно ощутила тот внутренний жар — уже знакомый ей, — который возникал у нее в груди всякий раз, когда она оказывалась наедине с Ричем, и ей мучительно хотелось продлить сладкий миг близости. Она пригубила вино из бокала и потупила взор, испугавшись, что глаза выдадут ее.

— Хотите есть? — спросил Рич.

— Немного, — неуверенно ответила Вирджиния, которая отдавала себе отчет в том, что как бы она ни старалась сохранить чисто платонические отношения со своим патроном, это будет нелегко, если ей предстоит каждый вечер делить с ним трапезу.

Впрочем, какие бы романтические мысли ни роились в прелестной головке Вирджинии, она дала себе зарок не подчиняться им. Рич видел в ней красивую женщину — об этом говорили и та чувственная манера, с которой он взирал на нее, и самый тон его голоса, и легкая поволока, появлявшаяся в его глазах, когда он устремлял на нее свой взгляд. Вирджиния понимала, что, каждый день оставаясь с ним с глазу на глаз, рискует попасть под его чары, но она была полна решимости сохранять твердость и не терять головы.

Ей следует быть настороже — она не может позволить себе иметь с ним никаких иных, кроме чисто деловых, отношений. Для нее он прежде всего работодатель, и, если она не хочет потерять место, так и должно оставаться впредь. Слишком дорогой ценой досталась ей собственная независимость, чтобы теперь потерять ее из-за легкомысленного увлечения. Если чувство к нему окажется непреодолимым, ей не останется ничего другого, как только искать работу в другом месте.

Шли дни, занятые хозяйственными заботами, разговорами с реставраторами, которые уже заканчивали работу по восстановлению дома. Несколько раз Вирджиния сопровождала Рича на аукционы, на которых он покупал лошадей. Время от времени он устраивал встречи с фермерами, арендовавшими у него землю, обсуждая с ними прогрессивные методы ведения хозяйства, которые в условиях жестокого налогового бремени послевоенных лет должны были содействовать процветанию.

Тот день выдался особенно длинным и утомительным. Из окна своей комнаты Рич наблюдал за вышедшей в сад Вирджинией. Она неторопливо прогуливалась по дорожкам, уже успев переодеться к ужину в облегающее, как змеиная кожа, лимонное платье серебристого шелка.

Он взирал на нее, завороженный игрой света и тени на ее обнаженных руках и плечах. Златокудрая головка ее была непокрыта, и предзакатное солнце, пробиваясь сквозь кущу листвы, роняло на нее яркие блики. В плавильне заката сад казался призрачным видением, и от деревьев тянулись длинные-длинные тени.

Рич наблюдал за Вирджинией с тяжелым сердцем, поскольку все более осознавал, что видит в ней не только и не столько свою секретаршу, а желанную женщину — женщину, в которую он, похоже, безумно влюблен. Сделав это открытие, он не испытал прилива радости, понимая, что не смеет давать волю эмоциям.

Ему было понятно без слов, что и Вирджиния разделяет эти его чувства, которые она, как и он, старательно подавляет. Пока Вирджиния видит в нем лишь своего босса, тщательно оберегая свою независимость — которая была так важна для нее, — все останется по-прежнему. Но если их отношения изменятся, если в них появится некая глубина, он рискует окончательно потерять ее. Они стояли на краю страсти, и ни один из них не осмеливался сделать решающий шаг навстречу другому.

От его внимания не ускользнуло то, что Вирджиния весь тот день, который они провели в Ньюмаркете, ходит как в воду опущенная. Ее словно что-то тяготило, но что именно, он не мог себе представить. Видел лишь, что Вирджиния сама не своя. Возможно, это что-то было связано с ее работой? Если так, пожалуй, в его силах было помочь… Рассуждая подобным образом, он решительно вышел в сад.