Словно почувствовав на себе ее взгляд и будто осознавая собственную неотразимость, Рич снисходительно улыбнулся.

— Что скажете? — промолвил он.

— Пожалуй, — ответила Вирджиния. — С удовольствием. Только я должна переодеться. Вы подождете?

— Тогда встретимся возле конюшни.

Когда Вирджиния, высокая и элегантная, в широкой юбке для верховой езды и шапочке с вуалькой, придававшей лицу загадочности, появилась во дворе конюшни, Рич смерил ее взглядом, в котором сквозило одобрение.

Конюх как раз заканчивал приторачивать женское седло на спину предназначавшейся Вирджинии гнедой кобылы. Жаль, подумала она, что установившиеся после войны свободные нравы не успели распространиться на область верховой езды. У себя дома, в Иденторпе, она привыкла пользоваться мужскими седлами. Они были намного удобнее, однако общественное мнение было еще не готово к подобным вольностям.

Рич подошел к лошади и провел ладонью по дрожавшему от напряжения крупу.

— Я специально выбрал для вас именно эту лошадь, — сказал он. — У нее мягкий нрав. Уверен, она будет хорошо вести себя под седлом.

— Надеюсь, не слишком мягкий, — промолвила Вирджиния, натягивая перчатки.

Помогая ей сесть в седло, Рич — по тому, как уверенно она вставила ногу в стремя, как привычным жестом взяла в руку хлыст — сразу понял, что перед ним опытная наездница.

Пустив лошадей рысцой, они выехали со двора и перешли на галоп. Наблюдая, с какой легкостью Вирджиния преодолевает невысокие препятствия в виде кустов или штакетника, Рич пожалел, что не подобрал для нее лошадь погорячее, которая больше подходила бы к ее темпераменту.

Подъехав к деревне, они снова перешли на рысь.

— Предлагаю остановиться. Зайдем в «Черный лебедь», выпьем чего-нибудь, — предложил Рич. — Не возражаете?

Вирджиния согласно кивнула. По правде говоря, ее мучила жажда.

У трактира, спрыгнув со своего, внушительных размеров, вороного жеребца, Рич двинулся было к Вирджинии с намерением помочь ей спуститься на землю, но та проворно соскочила сама, отказав ему в удовольствии почувствовать под рукой тонкую женскую талию. Заметив, как она многозначительно покосилась в его сторону, Рич понял, что Вирджиния догадывалась о его тайном желании и нарочно упредила его. Эта мысль заставила его улыбнуться.

Вместо того чтобы окунуться в сумрачную атмосферу трактира, они расположились на стоявших во дворе скамейках, привлекая к себе внимание прохожих, некоторые из которых, узнав полковника Дикерсона, почтительно приподнимали шляпы. Не избежала любопытных взглядов и Вирджиния.

Хозяин заведения, широко улыбаясь — само радушие, — не замедлил появиться во дворе. Было видно, что обслужить такого клиента, как полковник Дикерсон, почиталось за честь.

Когда хозяин исчез в трактире, чтобы принести заказанные лимонад и пиво, Рич взглянул на Вирджинию через разделявший их небольшой столик.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Чудесно! — Она рассмеялась. — Я так давно не ездила верхом, что уже успела забыть, какое это наслаждение.

— Признаться, я был приятно удивлен, мисс Китс. Не часто встретишь женщину, которая так уверенно держится в седле. Вы непременно должны принять участие в верховой охоте.

— С удовольствием. Когда же это будет?

— В августе или в сентябре. Первая после войны. В прежние времена охота была главным занятием в здешних местах. С августа и до самого мая.

Вирджиния уже хотела сказать, что у них, в Иденторпе, было так же, но вовремя прикусила язык.

— Подобно моему отцу и деду, я вырос, окруженный лошадьми, однако теперь, — говорил Рич с легкой грустью в голосе, — должен сказать, после этой кровавой бойни, мне уже не слишком хочется травить дичь собаками.

— Я вас понимаю, — сказала Вирджиния. — Будете ли вы покупать новых лошадей?

— Да. Правда, это довольно дорогое удовольствие.

— А вы покупайте скаковых, которые смогут компенсировать ваши расходы победами на скачках.

— Может, вы и правы — но это должны быть очень хорошие лошади. До войны я занимался разведением гунтеров, но потом вынужден был продать их в армию. Однако с окончанием войны коневодство — а именно разведение скаковых лошадей — переживает расцвет, и я был бы не прочь приобрести несколько скакунов. Мне по-настоящему хочется иметь хотя бы одного чистопородного жеребца, чтобы вырастить из него чемпиона.

Вирджиния мелодично засмеялась.

— Если вы готовы подвергнуть себя финансовым и душевным пыткам, связанным с покупкой и тренировкой чистопородных лошадей, ради того чтобы сделать из них победителей, ради глотка славы, так сказать, тогда я желаю вам удачи, хотя и подозреваю, что это рискованная игра, которая в итоге может перерасти в настоящую одержимость.

— Ну, для этого я слишком рассудочен. Однако, мисс Китс, вы говорите как человек, которому приходилось вращаться в кругах конезаводчиков. Угадал?

— Нет, что вы? Просто я могу себе представить. Надеюсь, ваша мечта стать обладателем скакуна-чемпиона не превратится в кошмар.

Вирджиния пригубила лимонад, который принес ей хозяин; она размышляла о том, насколько похожим был образ жизни в Иденторпе — по крайней мере, той жизни, какой жили ее братья. Долгие годы их жизнь вращалась вокруг конюшен, лошадей, охотничьих собак…

— Мисс Китс, расскажите о себе, — попросил Рич. — Где вы научились так хорошо управляться с лошадьми?

Вирджиния задумалась — как ответить ему так, чтобы не упоминать о том, что ее отец был пэром Англии. Ловя на себе его всепроникающий взгляд, видя его обезоруживающую улыбку, она все более и более осознавала, что бессильна противиться обаянию полковника Дикерсона.

— Я научилась этому дома, — честно призналась она. — Как и мои братья и сестры.

— Понятно. А у вашего отца были собственные лошади?

— Да… немного. — Вирджиния рассеянно отставила в сторону стакан с лимонадом — ей совсем не нравилось то, какой оборот принимала их беседа. — Разумеется, с вами тягаться он бы не смог.

Это было неправдой, потому что конюшня отца считалась одной из лучших во всем Йоркшире — только Ричу незачем было об этом знать.

— Мне кажется, вы скромничаете, мисс Китс, — промолвил он, не спуская с нее пристального взгляда. — Скажите, чем занимается ваш отец?

— Я уже говорила: он — бизнесмен. Если не возражаете, давайте больше не будем об этом.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Рича.

— Хорошо, — сказал он. — Только я почему-то убежден: вы не та, за кого себя выдаете.

— Вот как? — насмешливо протянула Вирджиния. — А кто же, по-вашему, я?

— Красивая молодая леди, которая по каким-то непостижимым причинам предпочитает оставаться загадкой. Но я могу побиться об заклад, что ваши родители отнюдь не бедные люди.

— Какой вы, право, недоверчивый!.. Впрочем, не собираюсь с вами спорить. Ставки я делаю только на скачках и привыкла выигрывать. Кстати, давно хотела спросить: на кого вы поставили тогда, в Эскоте?

В уголках его губ снова заиграла таинственная улыбка, пальцами он поглаживал края бокала — и в этом его жесте была скрытая чувственность.

— Скажем, воспользовавшись некоторой внутренней информацией, которой меня снабдила некая особа, пожелавшая остаться неизвестной, я поставил на победителя.

Вирджиния, понимая, что неизвестной особой была именно она, широко улыбнулась.

— Значит, вы поставили на Эльтона.

Ее улыбка была настолько заразительной, что Рич не мог не улыбнуться в ответ, обнажив при этом белые, как у младенца, зубы, прекрасно оттенявшие матовый загар на его лице.

— И весьма удачно, должен признаться. По правде говоря, я должен был просить эту особу сопровождать меня на следующих состязаниях, которые намерен посетить, потому что — как знать? — если я буду внимателен к ее советам, может быть, сколочу состояние, которое позволит мне содержать собственную конюшню.

— Сомневаюсь. — Вирджиния засмеялась. Встав из-за стола, она натянула перчатки, приготовившись уходить. — Если эта особа действительно так проницательна, как вы о ней говорите, она, должно быть, сама является владелицей конюшни.