Эйрин сомневалась, что все так просто. Она пыталась заглянуть в себя, но ничего не увидела, кроме целого вороха тревог и вопросов, извивающихся словно угри. Тем не менее мысль о разговоре с Тревисом не вызывала у девушки дурноту, в отличие от ощущений, которые она испытывала, когда не могла заставить себя написать Иволейне.

Эйрин выскользнула из спальни, когда к ней собралась войти служанка. От удивления девушка уронила охапку дров, которые принесла для растопки камина.

— Извини! — бросила через плечо Эйрин. — Но сегодня мне не понадобится огонь.

— Да, миледи, — пробормотала служанка, но Эйрин уже мчалась по коридору.

Было еще совсем рано, но она надеялась, что Мирда уже проснулась — у нее накопилось множество вопросов, которые она хотела задать своей наставнице.

Она уже подходила к покоям королевы Иволейны, когда спереди, из прохода, ведущего в небольшую комнату, послышался чей-то голос. Что-то в этом женском голосе заставило Эйрин остановиться. Казалось, незнакомка с кем-то спорит. Однако ее собеседник, очевидно, отвечал ей шепотом — второй голос Эйрин расслышать так и не удалось. Эйрин понимала, что ей следует уйти; ведь подслушивать чужие разговоры — дурной тон.

— У вас нет выбора. Какой бы жестокой ни оказалась правда, вы должны ее принять. У вас нет другого выхода. Разве вы не королева? Прежде всего вы обязаны думать о нуждах своего Доминиона, и только потом обо всем остальном.

Потрясение и страх сплавились в холодную амальгаму в груди Эйрин. Она застыла возле прохода, глядя широко открытыми васильковыми глазами на расхаживающую по комнате женщину.

Королева Иволейна. На ней была лишь свободная ночная рубашка, и она ходила босиком, несмотря на холодный каменный пол. Волосы свалялись, кожа побледнела, и Эйрин вновь подумала, что королева заболела. Затем она вспомнила вчерашний разговор с Мирдой.

— Она больна?

— Нет, сестра. Во всяком случае, не в привычном смысле этого слова.

На мгновение Эйрин увидела глаза королевы, горевшие лихорадочным огнем.

— Узор не связывает вас в государственных вопросах. — Она теребила свисающий на плечи локон. — Он на это не способен. Но вы все равно поступили правильно. Он должен знать, принадлежит его душа Быку или нет. — Она горько рассмеялась. — Может быть, есть еще какие-то причины? Возможно, вы не королева и даже не колдунья. Но разве материнский долг не остается для вас самым главным? Неужели вы готовы принести его в жертву ради благополучия Доминиона, в соответствии с пожеланием ваших сестер?

Королева дернула себя за локон. Прядь золотых волос осталась у нее в руке, и она смотрела на них, не понимая, откуда они взялись. Эйрин закрыла рукой рот: это невозможно! Она осторожно отступила на несколько шагов назад и повернулась.

Перед ней стояла сестра Мирда.

— Иди, — сказала колдунья, и ее голос прозвучал тихо, но твердо. — Подожди меня в своей спальне.

Эйрин молча кивнула. Приподняв подол платья, она побежала по коридору, не оглядываясь.

Через минуту девушка влетела в свою комнату и захлопнула дверь. Она стояла, опираясь спиной о стену, а сердце отчаянно стучало у нее в груди. Потом сделала несколько неуверенных шагов и опустилась в стоящее у огня кресло. Служанка успела разжечь камин, и в комнате стало слишком жарко, но Эйрин было все равно. Она мучительно пыталась понять, что же все-таки происходит.

Полчаса спустя, когда в ее дверь негромко постучали, она так и не нашла ответа на свои вопросы. Пришла сестра Мирда. Ее темные волосы были стянуты в пучок на затылке и заколоты деревянными шпильками. Колдунья жестом предложила вскочившей Эйрин сесть, а сама устроилась в кресле напротив.

Довольно долго обе молчали, но первой не выдержала Эйрин.

— Королева сошла с ума? — спросила она, глядя в огонь.

— Нет, она не безумна, — ответила Мирда. — Будь это так, было бы значительно легче. Нет, она сохраняет рассудок, вот почему с ней так трудно. Большую часть ночи Иволейна провела на ногах, обдумывая ситуацию. Вероятно, она вышла из спальни, чтобы не беспокоить меня и служанок. Даже попав в такое трудное положение, она думает о других.

Эйрин прекрасно понимала, что не имеет права спрашивать о личных проблемах королевы, но не удержалась.

— Но что произошло? Чем обеспокоена королева?

— У луны три лица, не так ли? Как и у Иволейны, хотя она всего лишь женщина.

Эйрин проглотила смешок. Да, именно об этом рассуждала сама с собой Иволейна: прежде всего она королева, потом колдунья — но, возможно, ей в первую очередь необходимо быть матерью. Бессмыслица какая-то! У королевы нет мужа, и у нее нет детей. Возможно, она имела в виду своих подданных. Разве они не дети своей королевы? Да, вероятно, именно так она и рассуждала.

— Должно быть, ей очень тяжело, — сказала Эйрин.

— Иногда мы вынуждены делать невыносимо трудный выбор, — Мирда взяла левую руку Эйрин. — Тебе тоже предстоит выбирать.

Эйрин ощутила, как на нее накатывает волна тепла — Мирда не стала пользоваться Даром, но Эйрин все поняла.

— Да, — продолжала Мирда, глядя на Эйрин своими миндалевидными глазами. — Я поделилась с тобой знанием, которое колдуньи держали в секрете, — знанием, которое пытались скрыть или уничтожить совсем. Теперь тебе решать, что с ним делать. Но прежде я хочу, чтобы ты меня выслушала. Некоторые колдуньи никогда не забывали о пророчествах наших самых мудрых сестер. И нас опечалило то, что нас отодвинули к самому краю Узора. И хотя нас мало, мы можем кое-что сделать — ты уже видела, как мы повлияли на плетение Узора. В течение многих лет мы встречались и тайно работали вместе.

Жар, идущий от камина, начал слабеть; Эйрин показалось, что подул холодный ветер.

— Вы члены тайного совета! — воскликнула Эйрин.

Мирда напряженно улыбнулась.

— Да, нас иногда так называют.

Лирит рассказывала Эйрин про такие советы во время своих уроков: небольшие группы женщин собирались тайно, придумывали собственные заклинания, ткали свои узоры. Многие из таких советов имели темную природу, они пытались использовать Дар, чтобы контролировать и манипулировать другими людьми. Когда о них узнали простые люди, они выступили против таких колдуний — их сжигали на кострах или топили в реках.

Эйрин высвободила руку из ладоней Мирды.

— Но тайные советы распущены. И создан Верховный Шабаш, чтобы мы все могли работать вместе.

— А стала бы ты работать вместе с сестрой Лиэндрой и ее фракцией?

Последние слова Мирда произнесла все тем же ровным голосом, но они были подобны пощечине.

— Значит, один тайный совет остался.

— Один, о котором мне известно, — уточнила Мирда. — Но кто знает, сколько их в действительности? Так или иначе, для тебя настал момент выбора. Ты можешь присоединиться к нам, став изменницей, еретичкой. Наказание, которое полагается за такое преступление, известно — твоя нить будет вырвана из великого Узора. Можешь мне поверить, это ужасное наказание, гораздо страшнее, чем ты можешь себе представить. Как только заклинание произнесено — если к плетению присоединится достаточное количество колдуний, — ты больше никогда не сможешь прикоснуться к Паутине жизни.

Эйрин содрогнулась; от одной только мысли о таком наказании ей становилось плохо. Отлучение подобно смерти, нет, намного хуже. Ведь каждое мгновение своей жизни она будет знать, чего лишилась.

— Или ты можешь сообщить о нас другим сестрам, — продолжала Мирда. — Отправить послание сестре Лиэндре. И занять высокое положение в нашем ордене. А потом станешь свидетельницей того, как меня и моих сестер одну за другой навсегда отрежут от Узора.

— А что если я ничего не стану делать?

— Не получится.

— Тогда я…

Мирда подняла руку.

— Нет, сестра. Такие решения нельзя принимать сразу. Только через три дня, когда наступит полнолуние, ты дашь мне свой ответ. Если, конечно, не намерена послать сообщение Лиэндре прямо сейчас.