Имя Вани Фолкен не изменил, а себя назвал Фалдиргом. Бельтан получил имя Боревал, а Грейс — Галиния. Грейс сочла его решение благоразумным. Никто в Доминионах не знает, кто такая Вани. Но Бельтан — сын короля Бореаса, а Грейс запомнилась всем на прошлогоднем Совете Королей. Их имена могли быть известны даже на окраине Эмбара. Конечно, все в Фаленгарте знают Фолкена Черную Руку. Лучше путешествовать инкогнито, и если у Элварда возникли какие-то подозрения, он не подал виду.

— Милорд, — заговорила Грейс, когда Фолкен закончил, — удалось ли добраться до замка кому-нибудь из наших товарищей по несчастью? Мы видели какие-то следы на песке, но уверенности нет.

Зеленые глаза Элварда стали серьезными.

— Только вы постучали в мои двери, миледи. С песчаного пляжа ведет одна тропа. Если бы удалось спастись еще кому-то, они бы, несомненно, пришли сюда. Боюсь, что выжить посчастливилось только вам четверым.

— А вы видели, как тонул наш корабль? — спросила Вани. — Вы могли бы заметить, куда выбросило остальных.

Граф всплеснул руками.

— На многие лиги этот песчаный пляж — единственное место, куда море выбрасывает жертвы кораблекрушения. Все остальное побережье — сплошные скалы. Вам очень повезло, что вы оказались именно здесь. К тому же никто из обитателей замка не видел кораблекрушения.

— Кажется, замок называется Морской Дозор? — спросил Бельтан. — Почему же никто из ваших людей не наблюдает за морем?

— Теперь нет никакого смысла нести дозор, — ответил Элвард, вставая. — А вот и Льюит. Ваши покои готовы. Как только переоденетесь, приглашаю вас отужинать со мной.

Льюит предоставил в их распоряжение две комнаты на третьем этаже. Фолкен и Бельтан заняли одну, а Грейс и Вани вторую. Льюит обещал вернуться через полчаса и ушел, затворив за собой дверь.

В комнате слегка пахло плесенью, но в камине весело трещал огонь, наполнивший воздух приятным ароматом; должно быть, горели поленья фруктовых деревьев. Высокая кровать — она поднималась на пять футов от пола — была застелена свежим льняным бельем, а на столике Грейс увидела чашу с горячей водой, рядом стоял сосуд с высушенными цветами и листьями лаванды и большой кусок мыла.

На стульях лежало два платья. Насколько Грейс разбиралась в фасонах Зеи (а она мало что в них понимала), платья давно вышли из моды и показались ей немного не по размеру. Тем не менее они были чистыми и сухими, сейчас это было самое главное.

Женщины помылись и переоделись, и Грейс наконец удалось согреться. Она расчесала волосы гребешком из слоновой кости, развесила влажную одежду на стульях, которые поставила поближе к камину. Вани свернула свой кожаный костюм и положила в угол, подальше от огня.

— Я должна вычистить свою одежду, пока она влажная, — объяснила она. — Иначе ее придется выбросить.

Грейс впервые увидела Вани в платье. Она успела забыть, как красива т'гол. Обычное черное одеяние и короткие волосы подчеркивали ее угловатость. Но платье продемонстрировало прекрасную фигуру, о которой Грейс могла лишь догадываться.

Вани нахмурилась.

— Платье какое-то ужасно неудобное и странное. Может быть, я неправильно его надела?

Грейс улыбнулась.

— Нет, оно превосходно на тебе сидит. — Она подошла поближе к камину, чтобы насладиться его теплом. — Как ты думаешь, что имел в виду лорд Элвард?

Вани сделала пару шагов, наступила на подол платья и плюхнулась на стул.

— В каком смысле? — недоуменно спросила она.

— Он сказал, что они больше не следят за морем. Из чего следует, что раньше следили. Значит, что-то изменилось. Вот только что?

Прежде чем Вани успела ответить, раздался стук в дверь, и т'гол распахнула ее, мгновенно соскочив со стула, — Грейс не успела и глазом моргнуть. Очевидно, когда Вани забывала про платье, оно не мешало ей двигаться.

За ними пришел Льюит проводить к ужину.

Оказалось, что Бельтан и Фолкен уже в зале. Мужчины сменили туники, и бард тщательно перевязал правую руку: должно быть, сказал графу, что поранил ее во время кораблекрушения. Как только дамы вошли, Элвард встал и низко поклонился. Грейс заметила, что он оценил новый наряд Вани, но потом взгляд графа вернулся к ней. Она сделала вид, что осматривает зал.

Управляющий помог дамам разместиться за длинным столом, который поставили в зале за время их отсутствия. Элвард занял место во главе стола, Грейс усадили справа от него. Вани и управляющий сели справа от Грейс, а Фолкен и Бельтан сидели напротив. Однако одно место осталось свободным — слева от графа, напротив Грейс. Слуги поставили около него кубок, деревянный поднос и нож. Интересно, для кого?

Прежде чем Грейс успела придумать ответ, в зал вошли слуги с дымящимися блюдами и тарелками, и она сразу обо всем забыла. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой голодной. Сказывалось колоссальное напряжение последнего дня: отчаянные попытки выбраться из воды, долгий путь по песку и крутому склону утеса. Ей вдруг показалось ужасным, что она с удовольствием поглощает великолепные блюда в то время, как капитан Магард и его команда погибли. Однако она осталась в живых, и ее тело старалось восстановить растраченную энергию. И хотя Грейс не могла сказать, что средневековое кулинарное искусство приводит ее в восторг, она успела к нему привыкнуть, так что жареное мясо, пудинги и непонятные штуки, плавающие в креме, без проблем заканчивали свой путь в ее желудке.

В Кейлавере Грейс узнала, что обычай требует, чтобы лорд и леди пили из одного кубка. Когда граф показывал, что хочет выпить, Грейс должна была налить ему вина, вытереть салфеткой край кубка и протянуть его Элварду. Она старалась не обращать внимания на прикосновения его теплой руки. Когда граф вернул ей кубок, она сделала несколько быстрых глотков, с опозданием сообразив, что сначала следовало еще раз вытереть кубок салфеткой. Грейс показалось, что граф заметил ее ошибку, но никак не выказал своего неудовольствия.

Вани делила кубок с управляющим, а Фолкен и Бельтан получили по собственному кубку, поскольку для них не нашлось леди, которая могла бы за ними ухаживать. Трапеза проходила в молчании, лишь изредка кто-нибудь хвалил блюда. Когда все насытились, граф завел беседу, но она касалась безопасных тем — в основном, сравнивали погоду в Эмбаре и южных доминионах. Графу явно нравилось общество Грейс, он часто смеялся, и его смех казался Грейс неотразимым.

— Простите, если я вас обижу, милорд, — сказал Фолкен. — Но я удивлен тем, что за вашим столом так мало народа. Разве для содержания замка не требуется огромного количества домочадцев?

Взгляд барда на мгновение задержался на пустом месте слева от графа.

— Вы совершенно правы, — ответил Элвард, и на его лице появилась печаль. — Ныне мой двор находится в другом месте.

— Но где, милорд? — вырвалось у Грейс.

— В Баррсандере, миледи, по приказу короля Соррина.

— А как поживает король? — поинтересовался Фолкен. Его слова были тщательно взвешены, и Грейс поняла, что за ними стоит. Элвард тоже.

— Я вижу, вы знаете о плачевном состоянии короля Соррина.

— Совсем немного, — сказал Фолкен. — Я видел его почти год назад.

Граф вздохнул.

— С тех пор его состояние заметно ухудшилось. Говорят, он согласен на все, лишь бы отсрочить свою смерть.

— Почему? — спросила Вани. — Разве ваш король болен?

— Но только не телом, миледи, — ответил Элвард, посмотрев ей в глаза.

Грейс вспомнила свою встречу с королем Эмбара на Совете прошлой зимой. Сгорбленный, худой, Соррин производил впечатление человека, который состарился раньше времени. У него был пронзительный взгляд, но иногда в глазах возникало потерянное и даже затравленное выражение. Дарж сказал ей, что Соррин с каждым днем все сильнее боится смерти, словно она стоит у него за плечом.

— В последнее время действия Соррина остаются тайной для его подданных, — сказал Элвард. — Но он не безумен. Во всяком случае, король сумел окружить себя верными и могущественными лордами, и никто не смеет ему возражать.