Пока наш добрый шериф, — писала однажды газета, — выбирает более легкий (и, как могли бы сказать многие, менее мужественный) путь, ничего не предпринимая — лишь просит бродяг и нарушителей спокойствия покинуть наш прекрасный город, Судьба находит более достойное наказание для агрессивных типов, склонных к бессмысленному насилию. Быть может, Закон сделает надлежащие выводы и перестанет предоставлять Провидению решать судьбы преступников, а примет наконец меры и очистит наш любимый город от отбросов. Впрочем, когда человек с сомнительным прошлым становится помощником шерифа, трудно рассчитывать, что Закон поймет свои ошибки. В таком случае другим ничего не остается, как взять на себя функции Закона.

Редакция.

— Что авторы этих слов знают о мужестве? — прогрохотал Дарж, когда Моди прочитала статью вслух для него и остальных. — Только трус убивает более слабого.

Лирит положила руку на плечо рыцаря.

— Я слышала, что говорят посетители салуна об этой газете. Издатели напечатают все, что угодно, лишь бы ее покупали.

— Истинная правда, — кивнула Моди, складывая газету.

Тревис знал, что Лирит и Моди правы. Журналистская честность и этика еще не добрались по железной дороге через Великие равнины[11] на Дикий Запад. Тем не менее статья его встревожила.

…когда человек с сомнительным прошлым становится помощником шерифа…

Разумеется, речь шла о Дарже. Меньше всего Тревису хотелось, чтобы на них обращали внимание; им было необходимо дождаться Джека. Вступать в конфронтацию с людьми вроде Лайонела Джентри не входило в его планы.

После ужина Лирит и Тревис отправлялись в салун. Тревису пришлось признать, что он с удовольствием ходит в «Шахтный ствол». Возможно, работа с Мэнипенни напомнила ему о том давнем времени, когда он впервые попал в Касл-Сити и нанялся барменом к Энди Коннелу. Тогда Джек Грейстоун был его старым и немного эксцентричным другом — а Тревис ничего не знал о Повелителях рун, Ищущих или Зее.

Довольно быстро Тревис познакомился с постоянными посетителями салуна. Например, с городским цирюльником, таким же крупным и веселым человеком, как и Мэнипенни, а также с клерками, работавшими в Первом банке Касл-Сити, которые каждый вечер, после закрытия банка, поднимали бокалы с портвейном, зажав их в руках, испачканных зелеными чернилами. Оба городских врача и адвокаты любили выпить в «Шахтном стволе» вместе с пробирщиком и владельцем оперы Касл-Сити, готовившей к премьере «Волшебную флейту».

Однако из всех постоянных посетителей, заходивших каждый день в «Шахтный ствол», ближе всего Тревис сошелся с Иезекилем Фростом и Найлсом Барреттом.

Если верить слухам об Иезекиле Фросте, в молодости он жил в горах. В тридцатых годах добывал бобра, перед тем — еще одно странное совпадение — как животное было почти полностью уничтожено, а шелк пришел на смену меху и джентльмены на Востоке перестали носить меховые шапки. В сороковых и пятидесятых Фрост стал разведчиком армии США, а потом проводником для тех, кто искал счастье на золотых приисках Калифорнии.

В 1859 году началась золотая лихорадка в Колорадо, и — во всяком случае, ходили такие слухи — вскоре Иезекиль Фрост исчез. Его новые друзья (сами в прошлом жившие в горах) считали, что он погиб — возможно, его убил гризли или застрелил конкурент по охоте за золотом. Однако несколько лет назад Фрост появился в Касл-Сити, изрядно удивив всех.

Конечно, если бы в городе не остался один из давних приятелей Фроста, никто бы не узнал, кем он был и почему исчез двадцать лет назад.

Не вызывало сомнений, что Фрост слегка не в себе. Он разгуливал по Лосиной улице в ужасно потертых штанах из оленьей кожи, разговаривал сам с собой, иногда начинал петь обрывки никому не известных песен. Фрост часто останавливал на улице незнакомцев, хватал их за руки и рассказывал истории о потерянных сокровищах или тайных проходах в горах. Он имел обыкновение подбирать окурки сигар и докуривать их. Насколько Тревис знал, Фрост спал в вигваме где-то в горах.

Люди поспешно отходили от стойки бара, когда к ней приближался Иезекиль Фрост, но Тревис неизменно улыбался и наливал ему стаканчик виски.

— Я рассказывал вам историю об одном парне, который съел двух скво, проводника-индейца и француза? — спросил он однажды, когда Тревис налил ему выпить.

Фрост любил рассказывать причудливые истории, именно поэтому он нравился Тревису. Фрост утверждал, будто родился в 1811 году, а когда ему исполнилось двадцать лет, отправился на Запад, — и, глядя на его длинную белую бороду и узловатые, морщинистые руки, напоминающие ствол старой сосны, Тревис ему верил.

— Нет, этой истории я еще не слышал, — признался Тревис, вновь наполняя стакан Фроста.

— Дело было еще в пятидесятые, задолго до того, как здесь возник город, — продолжал Фрост своим скрипучим голосом. — Уж не знаю, когда этот парень в первый раз попробовал человеческое мясо. Но с тех пор ему все время хотелось человечины. Так или иначе, но он направился в форт Ларами с посланием для генерала из форта Крейг, и вместе с проводником арапахо[12] попал в страшную метель. День за днем они сидели под толщей снега, провизия подходила к концу. Наконец снегопад прекратился, и через некоторое время этот парень пришел в форт Ларами. «А где твой индеец-проводник?» — спросил лейтенант форта. Парень засунул руку в седельную сумку, вытащил оттуда высохшую ногу и бросил ее офицеру. «Вот что от него осталось. Можешь доесть, мне он уже надоел».

— Какая любопытная история, мистер Фрост, — заметил Найлс Барретт, выпуская клубы сигарного дыма. — Прошу меня простить, но журналист во мне заставляет поставить под сомнение некоторые детали.

Фрост прищурился, глядя на высокого, хорошо одетого мужчину, стоявшего рядом с ним у стойки бара.

В городе болтали, что Найлс Барретт является младшим сыном британского лорда и что его в результате какого-то скандала изгнали из-под семейного крова в Америку. Тревис не имел возможности проверить истинность слухов, но Барретт разговаривал с заметным английским акцентом, покупал хорошую одежду, бренди и сигары и жил в «Серебряном дворце», причем источник его доходов был никому не известен.

Барретт не отличался особой привлекательностью — у него было слишком длинное лицо, несимметричные черты, — но прекрасные костюмы, безупречные манеры и отличная речь делали его приятным собеседником. Тревису нравилось слушать рассуждения Барретта на любые темы — хотя больше всего англичанин любил поговорить о еженедельной газете, которую рассчитывал вскоре начать печатать. Он уже придумал для нее название: «Репортер Касл-Сити», и теперь лишь дожидался доставки печатного станка из Филадельфии.

— Вы называете меня лжецом? — фыркнув, спросил Фрост. — Я бродил по горам дольше, чем вы прожили на свете, мистер, и видел такое, отчего ваши красивые длинные волосы поседели бы и выпали.

— У меня нет ни малейших сомнении, — не стал спорить с последним утверждением Барретт. — И хотя местные газеты готовы напечатать все, что угодно, «Репортер Касл-Сити» будет основываться на других принципах. Если бы я собирался поместить вашу историю в своей газете, то спросил бы: если человек, о котором вы рассказываете, продемонстрировал жуткие доказательства своего каннибализма — упомянутую вами ногу, — почему лейтенант из форта Ларами его не арестовал? Не будем забывать, что мистера Пэккера приговорили к тюремному заключению за то, что он съел своих спутников возле озера Сити несколько лет назад.

Фрост поставил пустой стакан на стойку и уставился на Барретта.

— Вот что я вам скажу, мистер. Приходите в мой вигвам на Сигнальный кряж, и я отвечу на все ваши вопросы. Только сначала нарастите жирок.

Старик облизнул губы и похлопал себя по животу, а затем направился к выходу из салуна.