Академик замычал в ответ. Это значило, что он не находит слов для того, чтобы согласиться.
— Я догадываюсь обо всем, что вы хотите мне возразить, — сказал куратор, — но на споры и возражения у нас нет времени. Надо срочно брать ситуацию под контроль. Лучшего директора головного института по исследованию и освоению загробного мира нам не найти. Илья Александрович автор эксперимента и создатель математической теории. Возможно, он гений. Мы ознакомились с его биографией и решили, что надо продвинуть его на этот пост и дать ему возможность работать так, как он считает нужным. Для решения всех иных вопросов у него будут заместители.
В дверь квартирки Вермонта на третьем этаже обыкновенного дома-пятиэтажки позвонили. Вермонт в этот момент стоял посредине разгромленный квартиры в синей спортивной майке и желтых беговых трусах. Он собирался идти побегать, потому что надо было, наконец, вырвать себя из душевной смуты и мысленного хаоса. Таков был его утренний посыл самому себе, но в последний момент он вдруг снова не совладал с собой и принялся обыскивать и ощупывать карманы выброшенной из шкафов одежды. Он помнил, что писал в том числе и на салфетках, которые брал в столовой института и рассовывал по карманам. Куда-то же должны были деться бумажки с прыгающими буквами и цифрами формул и расчетов! Он отправился к двери и раздраженно открыл ее, думая, что это соседка, которая все последнее время смотрела на него восхищенными глазами. Она много раз видела его по телевизору. Но за дверью оказались два очень серьезных человек в костюмах цвета стали и при одинаковых нежно-голубых галстуках. Вермонт, насмотревшийся за последние недели на эфэсбэшников, сразу понял, кто они такие, и ужасная мысль мелькнула у него в голове.
— Что вам здесь нужно? — спросил он, бледнея и отступая в глубину квартиры.
— Мы просим вас одеться и следовать за нами.
— Куда?
— В институт.
— Я сегодня не пойду в институт.
— Илья Александрович, вам срочно надо ехать в институт!
— А я вам сказал, что не пойду в институт!
Через четверть часа двое мужчин в серых костюмах вывели из подъезда под руки старшего научного сотрудника Илью Вермонта. Пиджак, который агенты надели на него, был криво застегнут, брюки топорщились. Они посадили ученого в черную машину, и она с места взяла в карьер. Еще через десять минут Вермонт в сопровождении двух агентов, которые поддерживали его под локти в те моменты, когда у него от волнения заплетались ноги, вошел в конференц-зал. Он уже знал. В машине ему сказали. Несколько десятков лиц обратились к нему. Это были ведущие научные сотрудники, профессора, доктора наук, ученые с мировым именем. Был тут и главный инженер установки, и начальник АХО, и начальник первого отдела, который смотрел на Илью Вермонта с приятной, доброжелательной улыбкой. Это он дал молодому ученому самую лучшую рекомендацию. Агенты провели Вермонта по залу, вставили в кафедру и испарились. Воцарилось молчание.
— Господа, — хрипло сказал Вермонт и начал кашлять. Кашель душил его с такой силой, что на глазах выступили слезы. Откашлявшись, он обвел взглядом зал. Черные его волосы, которые так и не поддались расческе одного из агентов, стояли дыбом над мертвенно бледным лбом. Глаза разъезжались в стороны, отчего на лице возникало выражение безумия. Также разъезжались в стороны мысли нового директора. "Приступил к исполнению, не приходя в сознание", — сказал из глубины зала чей-то насмешливый голос.
— Господа, — сказал Вермонт с отчаянием — позвольте представиться: я теперь ваш директор! Он снова замолчал, словно рассматривая косившими глазами эту безумную фразу, повисшую в воздухе. Тогда он решил попробовать сказать что-нибудь еще. — Нам предстоит многое сделать. Он постепенно обретал себя, видя, что они не смеются над ним, а слушают с выражением почтительного внимание на лицах. Никто не хихикал и не показывал на него пальцем. — Мы открыли дорогу в загробный мир, и кому как не нам первым пройти по этому пути! Наша задача на ближайшее время состоит в том, чтобы повторить эксперимент, и мы это сделаем. На его треугольном бледном лице теперь была написана решимость человека, стоящего на краю крыши. Стоя перед цветом науки в перекошенном пиджаке и отвисающих на коленях брюках, он вдруг почувствовал такой прилив сил и такую уверенность в успехе, что выпрямился и даже стал выше ростом.
Когда Вермонт закончил свою короткую речь и его обступили люди, он был уже другим человеком. Его глаза горели лихорадочным огнем, а спина была прямой как доска. Он кивал, принимал поздравления, и тут же, в конференц-зале, давал поручения почтенным профессорам и пожилым докторам наук. Чьи-то руки тянулись к нему, и он их пожимал. Один доктор наук спросил его о маленьком коэффициенте в одной коротенькой формуле, без которого невозможно было математически описать смерть как явление высшей математики, и тогда Вермонт взял мелок и со страшной скоростью стал писать цифры и буквы на зеленоватой грифельной доске. Вдруг все замолкли. В полной тишине дробно стучал мел. Когда Вермонт закончил и обернулся, в зале раздались аплодисменты. Хлопали все, даже ничего не понимающие в высшей математике начальники АХО и первого отдела.
2.
В три часа ночи по пустынным улицам Москвы ехал фиолетовый автомобиль "Иж Ода 1,7 комби" 1987 года выпуска, с красным восклицательным знаком и желтой буквой У в черном треугольнике на заднем стекле. Машина проседала почти до самого асфальта, задние рессоры не выдерживали ее собственной тяжести. Конвульсивно подрагивающий глушитель выпускал густую струю серого дыма, в которой пролетали искры. Иногда мотор самопроизвольно начинал реветь, и тогда выхлоп темнел от хлеставшего в него масла. В салоне машины напряженно молчали три человека.
Партизанский отряд Удалова прибыл к месту боевой операции. Все было продумано до деталей. Машина стояла в гараже у Удалова пять лет. Они была давно снята с учета и нигде не числилась. Номера на ней были самодельные. В три часа пятнадцать минут они вышли из автомобиля, припаркованного на набережной напротив огромного черного урода, уходившего головой в черно-красное небо московской ночи. Все окна квартир в домах по обе стороны реки были темными. Голубоватым светились только окна подъездов. Двое мужчин и подросток размяли ноги, сделав несколько шагов по асфальту набережной. Потом Удалов взглянул на часы. На его широком запястье зеленовато светились знаменитые "Командирские". "Пора начинать, товарищи!".
Не проронив ни слова, они общими усилиями достали из машины один за другим четыре бидона, из которых на рынках торгуют сметаной и творогом. Доставали уверенно и четко: не сговариваясь, одновременно делали резкое движение и перебрасывали бидон через борт багажника. Крышки бидонов были жестко зафиксированы специальными металлическими лентами. Бегом, чуть пригибаясь — хотя набережная, насколько хватало глаз, была пуста, никто за ними не следил — они быстро перенесли бидоны к подножью истукана. Император торчал своей уродливой головой в огромной вышине и как будто не замечал копошащихся у его ног крошечных фигурок. На его черном неразвитом лице была улыбка идиота, мечтающего дурацкую мечту. Подросток в кепке быстро и ловко накинул петли проводов на горловины бидонов. На конце каждого провода была прозрачная пластиковая коробочка, внутри которой тихо пульсировал алый светодиод.