О формах мистического самопознания в философии от Оригена, Псевдо-Дионисия, Экхарта и Бёме до Соловьева и Хайдеггера.

В. И. Харитонова. Феникс из пепла? Сибирский шаманизм на рубеже тысячелетий. М., “Наука”, 2006, 372 стр., 1000 экз.

Монография современного антрополога, исследующего феномен шаманизма; представлена его история, а также современное состояние (здесь автор использует материалы, собранные им в экспедициях).

Михаил Шишкин. Русская Швейцария. Литературно-исторический путеводитель. М., “Вагриус”, 2006, 656 стр., 10 000 экз.

Эссеистская книга букеровского лауреата, рассказ о Швейцарии в русской литературе — Карамзин, Достоевский, Тургенев, Тютчев, Набоков и другие.

Составитель Сергей Костырко.

“Библиофилы России”, “Вопросы истории”, “Гипертекст”, “Голос надежды”, “Гуманитарный экологический журнал”, “Двадцать два”, “Другие берега”, “Если”, “Зеркало”, “Знамя”, “Насекомое”, “Руски альманах”, “Серая Лошадь”

Александр Вялых. Письмо удивительному китайцу. Заметки по поводу пятого номера альманаха “Серая Лошадь”. — “Серая Лошадь”. Литературный альманах, Владивосток, 2006, № 5.

Сначала идет долгий историко-культурный анализ наработанного: разбираются (причем временами не без некоторого ласкового скепсиса) стихи поэтов этого владивостокского круга молодых литераторов. “<…> Если что и объединяет разномастных поэтов „Серой Лошади”, так это даже не территория, не еженедельные четверги на протяжении десятилетия, не типичные художественные приемы, не имажинизм, не мировоззрение, не загробная метафизика Случевского, а то, что называлось у Юрия Тынянова „домашней семантикой” применительно к „арзамасскому” и пушкинскому кругу. Они пишут стихи друг другу, иронизируют друг над другом, посылают бутылочные письма, спасают и мучают, сочиняют в две руки одно стихотворение <…>. Само пространство, чуждое, становится одомашненным, как дикое зверье у Орфея”. Потом — несколько слов о литературном одиночестве поэтов, “удаленных от культуры метрополии”.

А в последнем абзаце своей статьи Александр Вялых (он же Александр Белых) публично “снимает маску”, и оказывается, что он в общем-то тоже “один из них”: “Что касается стихов, то в суждениях о них царит хаос вкусовщины, и давно пора придумать какую-нибудь цветовую гамму при оценке разной поэзии как при классификации ароматов. Моя маска была обывательски субъективна, намеренно тенденциозна, исходила в суждениях из заведомо ложного посыла — одним словом, она играла на поле литературной провокации. Ее заботила не столько истина, сколько производимое впечатление”.

Вот тут я добавлю, что во всякой маске есть прорези для глаз.

И играл А. В., как я чувствую, не только в игру. Точнее, не только играл. Мы были с Михаилом Бутовым в Приморье, общались с поэтами “СЛ” и как-то сразу полюбили этих людей. За непонятно каким образом совместимые с их несколько запредельными (по большей части) текстами — душевность и нежность, за их незащищенность, за чувство братства и то самое “одиночество”, от которого они там, наверное, страдают, а здесь кое-кто может ему и позавидовать. От себя скажу: несмотря на весь их стихотворный мрак, хаос и “чернуху” (тут это слово плохо смотрится), на соответствующую лексику, от которой меня воротит, на некоторое, как мне показалось, культивирование того, что принято называть “обреченностью” и “эстетством”, — они талантливы. И в стихотворчестве, и в прозе, и в переводах.

Обойдемся-ка, пожалуй, и без сочетаний типа “потерянное поколение”.

И не так уж они неизвестны “центровому” читателю, кстати.

Татьяна Зима, Кира Фрегер, Саша Белых, Иван Ющенко… Вот с ними мы виделись. А вступление лучшего литературного критика тех мест Александра Лобычева к первой книжке Татьяны Зимы (“Скобы”, Владивосток, 2004) мне просто-напросто помогло понять в них (и в Т. З.) что-то весьма важное.

Сергей Гандлевский. Четыре стихотворения. — “Знамя”, 2007, № 1 <http://magazines.russ.ru/znamia>.

Очень грустно и весьма откровенно .

Я — не об авторе, а о его сочинениях, особенно первом — виртуозном, “круговом”, прозрачно замыкающем себя ежедневно-привычным образом (закипающий на плите кофе) и безрадостной мыслью — стихотворении. Впрочем, последние годы мне о поздних стихах С. Г. публично говорить не хочется (да и не получается). “Прочитал? ну и помолчи немножко”, — как говорил один мой знакомый.

Мария Галина. “ Живой журнал”: зачем и почему? — “Знамя”, 2007, № 1.

По-моему, это первая “популярно-аналитическая” статья о массовом явлении, которое, безусловно, навсегда вошло в отечественную Историю коммуникации, с одной стороны, и стало достоянием Виртуального музея антропологии — с другой.

Мария Галина, Данила Давыдов. Сто полей, или Большая Фантастика. Почему великая страна Литература раздробилась на мелкие удельные княжества с почти непроницаемыми границами? — Журнал фантастики “Если”, 2006, № 11 <http://www.esli.ru>.

“ Д. Д. <…> К Дмитрию Александровичу Пригову пришел некий человек, принес стихи своего друга и попросил: „Дмитрий Александрович, скажите мне, это хорошие стихи или плохие?” Пригов прочел и сказал: „Плохие”. Человек в ответ: „А это он так нарочно”. „Тогда — хорошие”, — ответил Пригов. Это, конечно, абсолютизация, но в ней содержится большая доля правды. Такой подход не влияет на писательское мастерство, но влияет на функционирование текста в этом мире. Людей, готовых читать текст, не втиснутый в какие-то определенные рамки, не очень много. Существует даже специальная профессия — читать тексты, не вложенные в рамку, оценивать эти тексты. Это и есть критик, культуртрегер, филолог, редактор. Эта профессия особая, и хорошо, если этот человек добросовестен.

М. Г. Вот я и хотела сказать: так будь прокляты культуртрегеры и прочие, которые мешают хорошим фантастическим текстам попасть к „серьезному” читателю, объявляя их „фантастикой”!

Д. Д. Так это же недобросовестные культуртрегеры и критики!

М. Г. А где мерило добросовестности?

Д. Д. Исключительно в нашем сердце. Ситуация очень болезненная и до какой-то степени патовая. Выход один — должна возникнуть новая группа читателей <…>”.

Чарльз Даннинг. Царь Дмитрий. — “Вопросы истории”, 2007, № 1.

“Наша задача состоит в том, чтобы пересмотреть традиционный образ Дмитрия (Самозванца. — П. К. ) и поставить вопрос о том, как политическая пропаганда и фольклор использовались теми, кто злоупотреблял в своем стремлении искаженно представить историю, культуру и народное сознание того времени. Пришло время отойти от сплетен и стереотипов и понять человека, которого Р. Хелли (чикагский историк, написавший о Лжедмитрии в 1971 году большую книгу. — П. К. ) называл „одним из немногих действительно просвещенных правителей, которых Россия когда-либо имела””.

Ну, тут, конечно, очень достается нашему “классическому” специалисту по Смуте — Р. Скрынникову. Спор идет и с другими, в том числе с зарубежными, историками. Обобщается много источников. Рассеиваются мифы. Однако заметим, что сие исследование о человеке, ответственном за первую гражданскую войну в нашем отечестве, написано все же иностранцем. Хорошо бы оно спровоцировало современный научный труд и с “этого берега”, такой работы очень недостает. Пока у нас есть, кажется, только большой документально-художественный роман Эдуарда Успенского (“родителя” Чебурашки) “Лжедмитрий Второй настоящий” (М., 1999), который интересовался личностью царя Дмитрия еще со школы; “наперекор всему” уважал и любил его как единственную историческую альтернативу “тогдашним реакционерам” и закончил свой четырехсотстраничный труд (уже после слова “Конец”) такой выразительной цитатой: “Если бы Россия со всей своей прошедшей историей провалилась, цивилизация человечества от этого не пострадала бы” (И. С. Тургенев со слов С. Л. Толстого).