Присутствие Льюка мясистый джентльмен едва заметил. Взяв протянутую девушкой руку, он не выпускал ее до неприличия долго и разглядывал Джози, как голодный пес — сахарную косточку.
Льюк начал медленно разгораться изнутри, но Джози, словно не замечая назойливого взгляда, деловито отвечала на вопросы Аткинса о том, какой опыт она приобрела, работая в гостиничном бизнесе.
Легко понять, почему он так уставился, мрачно размышлял Льюк: Джози выглядела сногсшибательно в черном вечернем платье. Волосы она убрала назад, и они ниспадали на плечи крупными завитками. Стоило ей шевельнуться, как брильянтовые серьги сверкали в ушах, а духи дурманили окружающих.
Сегодня она надушилась более крепкими, чем обычно, духами с пьянящим запахом, какими обычно пользуются зрелые женщины.
Впрочем, весь ее облик в тот вечер был более изысканным. Льюк хмурился, думая об этом. Сегодня, видя ее в этой роскошной обстановке, в окружении ее элегантно одетых родственников с отличными манерами, Льюк вспомнил о том, какой он ее увидел впервые — городской штучкой класса люкс. Было совершенно немыслимо представить себе ее родителей, или сестер, или их мужей в грязной обуви или с соломой в волосах — все равно, что представить его Черную Звезду в смокинге и с бабочкой.
От этих мыслей настроение у Льюка стало портиться, несмотря на сердечный прием, оказанный ему семейством Джози. Живут они, думал ковбой, совсем в другом мире, можно сказать, на другой планете, если сравнить с моим ранчо. Джози — часть этого мира, независимо от того, осознает она это или нет. Сельская жизнь надоест ей, и она вернется к себе, это всего лишь вопрос времени. Тот уголок сердца, в котором поселилась девушка, начал ныть, наполняясь пустотой и холодом.
Да ведь я и не надеялся на то, что она останется, напомнил он себе. Только с того дня, как она вручила мне дневник отца, я стал сомневаться в том, правильно ли ее понимал. Может, она не просто восхищается новизной всего увиденного на ранчо, может, ей действительно нравится сельская жизнь, тяжелый труд и удаленность от цивилизации.
После вечера в ее квартирке он решил окончательно и бесповоротно, что не может ее избегать. Занятие это оказалось слишком нервным и просто глупым. Он перестал обходить ее стороной, но не избежал другой крайности — целыми днями только и делал, что искал Джози.
В последние две недели они каждый вечер ужинали вместе в гостиничной кухне, к огромному удовольствию Консуэлы, которая к тому моменту уже выздоровела. Они часто вместе гуляли и ездили верхом, он даже возил ее в ресторан в ближайший городишко, а потом в кино.
Чем больше времени он проводил с ней, тем больше ему этого хотелось. Когда Джози не было рядом, он о ней думал, а когда не думал — она ему снилась. Да, она пробралась даже в его сны.
— То, что вы рассказываете о своей практике, весьма интересно, — услышал Льюк слова толстяка. — Нам в штат как раз нужен такой сотрудник. По словам вашей матушки, у вас проблемы с работой. Мы могли бы вас взять к себе.
Чувство собственника забулькало в Льюке, как кипяток.
— Но мисс Рэндол работает у меня в данный момент! — возмущенно воскликнул он.
Мистер Аткинс обратил на него равнодушный взор своих выцветших глаз.
— Разве? И где же это?
Ответила Джози:
— У Льюка изумительное ранчо на реке Иллинойс, оно к тому же и база отдыха.
— Любопытно, — сказал толстяк скучным голосом, лишенным всякого любопытства. — Да, ваша матушка упоминала, что у вас есть некая временная работа.
— Есть договор, — вмешался Льюк, — по которому она обязана работать у меня вплоть до февраля.
Боже, какой дурак, нужно было назвать гораздо больший срок, тут же отругал он себя. А ведь я сам настаивал на этом пункте.
Я не хочу ее терять — эта мысль вдруг хлестнула кнутом, застав его врасплох и поразив своей силой.
С точки зрения бизнеса было много причин для того, чтобы просить Джози остаться на более долгий срок. Гостиница стала функционировать как хорошо отлаженный механизм: выросла ее популярность, снизилась себестоимость и отзывы приезжающих были самыми положительными.
С его личной точки зрения, причины были менее практичными, но не менее весомыми. Джози оказалась умной и доброй, с огромным чувством юмора, не говоря уже о внешней привлекательности. И чем больше они общались, тем больше она ему нравилась.
Сегодня она нравилась ему особенно. Духи Джози вызывали в нем запретные мечты, а от того, как она выглядит в этом платье, просто закипала кровь. Танцевать с ней Льюк не отважился, не доверяя себе.
Неожиданно какие‑то слова, произносимые Аткинсом, вернули его к действительности.
— Но мы откроем наш отель никак не раньше февраля, — говорил тот, — и это пре‑крас‑но устроит и вас, и меня.
Этот козел хочет увести Джози прямо у меня из‑под носа! — пальцы Льюка сами собой сжались в кулаки. Нужно их разлучить, и немедленно.
Оркестр заиграл вступление к медленному танго.
— Позвольте вас пригласить, это одна из моих любимых песен, — сказал Льюк.
У Джози округлились глаза:
— Но вы же говорили, что совсем не танцуете!
— Исключительный случай: я очень люблю эту мелодию. Пошли.
Бросив на него недовольный взгляд, Аткинс сложил губы в недовольную гримасу и, повернувшись к девушке, протянул ей визитную карточку:
— Позвоните мне, и мы продолжим наш разговор.
Льюк положил ладонь на талию Джози, взял за руку и увлек ее прочь от толстяка.
— Неужели вы согласитесь у него работать? Он похож на старый памятник на кладбище.
— Старый? Но он не намного старше вас. К тому же его интересует моя квалификация, и ничего больше.
— Однако, беседуя с вами, он нахально разглядывал вовсе не квалификацию.
Оказывается, он ревнует! У Джози от радости подпрыгнуло сердце. Будь он равнодушен — не ревновал бы; она улыбнулась своим мыслям и вслед за Льюком стала пробиваться сквозь толпу к танцевальному кругу.
Хотя за последние недели они и проводили много времени вдвоем, Джози затруднялась определить словами отношение босса к ней. Она знала, что ему с ней хорошо, что он одобряет ее чувство юмора и, это главное, умеет ценить ее мнение. Но с того вечера, когда они читали дневник и Льюк держал ее руку в своей, ничего подобного больше не произошло.
Джози даже стала подумывать о том, что огромное влечение, которое она к нему испытывает, увы, лишено взаимности. Но искры, вспыхивающие между ними, но его красноречивые взгляды — не придумала же она все это!
Внезапная вспышка ревности, несмотря на свою краткость, уничтожила ее сомнения. Они ступили на отведенную для танцев площадку, и, принимая ее в свои объятия, Льюк затаил дыхание.
Прижавшись к его груди, Джози закрыла глаза; дыхание Льюка щекотало ей ухо, жесткие мускулы плеча играли под ее пальцами, трудно было сказать, чье сердце колотится о ребра — ее или его. А может, это оба сердца забились в унисон.
Рука Льюка осторожно поднялась от талии вверх, туда, где начинался вырез платья на спине, и пальцы его стали гладить ее обнаженную кожу. Дрожь удовольствия пронзила девушку. Она подняла руку к затылку партнера и тронула его шею. Во рту у нее пересохло, кровь зашумела в ушах, и единственная, самая нужная мысль откристаллизовалась в мозгу:
Я люблю его.
От этой мысли она покачнулась, и Льюк наступил ей на ногу.
— О, простите. — Он с тревогой смотрел вниз, на нее. — Вы в порядке?
Джози кивнула, хотя отнюдь не была в этом уверена. Единственное, в чем она не сомневалась, — это в той новой истине, что вибрировала в ее сердце.
Да, она влюбилась в Льюка. От сознания этого голова ее закружилась, колени чуть не подогнулись — хорошо, что ее крепко держали надежные руки. Именно — надежные. Надежность, благородство, чувствительность — вот что таилось за грубоватыми манерами ковбоя. Чувство любви переполняло девушку, оно пело в жилах, танцевало в крови.
Но тут же возник вопрос: сможет ли Льюк отречься от своего прошлого, открыть для нее сердце и полюбить?
