— Если ты хочешь, чтобы она осталась, нужно сказать ей прямо сейчас, — напомнила Консуэла.

Может, я правда зря колеблюсь? — подумал Льюк. Однако я и сам вижу, что выхода нет. Консуэла измотается вконец, пора ей передохнуть, независимо от того, вывихнула она ногу или нет.

Он тяжело вздохнул и, опершись ладонями на стол, встал во весь свой огромный рост.

— Ладно, Консуэла. Чтобы тебе было легче, я предложу ей работу с испытательным сроком. Но если из этого ничего не выйдет, я пошлю ее подальше, и тогда уж не заступайся.

— Ой, как хорошо! Изумительно! — Консуэла захлопала в ладоши, а лицо ее расплылось в улыбке, как луна на картинах.

Льюк медленно направился в столовую, испытывая не больше радости, чем собака, почуявшая, что ее собираются вымыть вонючим шампунем от блох. Уловив сзади какое‑то движение, он остановился в кухонных дверях и оглянулся.

Консуэла поднялась и отошла от стола, и ему внезапно показалось, что она наступает на больную ногу; заметив Льюка, экономка глуповато ухмыльнулась и поспешно оперлась на костыли.

Для человека с растянутым сухожилием она задвигалась удивительно проворно. Льюк нахмурился, припомнив все сомнения вчерашнего вечера. Держась за дверную ручку, он уставился на толстушку.

— Когда врач разрешил тебе становиться на больную ногу?

— Когда она перестанет болеть.

— Когда это будет, приблизительно?

— Может, через несколько дней. А может, и недель.

Это значит — когда Джози вполне освоится на работе, нахмурился Льюк. Если сказать это вслух, Консуэла отругает меня, и я буду чувствовать себя подонком. Если промолчать и уйти — тряпкой. Консуэла явно предпочитает последнее.

Она знает меня с детства, знает наизусть, думал он, мысленно чертыхаясь. Набрав в легкие побольше воздуха, а потом выпустив его, он направился к Джози, очень сильно подозревая, что женщины обвели его вокруг пальца.

— Это последнее, — сказал Льюк, вынимая швейную машинку из багажника и ставя ее рядом с горой картонных коробок и чемоданов. — Помочь вам устроиться на новом месте?

Вопрос прозвучал без энтузиазма, а выражение лица, на котором было написано желание убежать, — красноречивее слов. Таким же тоном он предложил мне работу, подумала Джози. Ничего, через пару месяцев он запоет другую песню. Скорее бы приступить к работе и доказать ему, что он не ошибся в выборе.

Джози оглядела свое новое жилище: квартира, предназначенная менеджеру, была маленькой, но уютной, дверь в нее вела с заднего фасада гостиницы. «Апартаменты» располагали собственной кухонькой и камином, он топился дровами. Если повесить красивые шторы и разбросать пестрые диванные подушки, здесь будет очень мило, сказала себе Джози.

Она улыбнулась Льюку:

— Спасибо за помощь. Дальше я управлюсь сама.

Направляясь к двери, ее босс покачал головой:

— Не знал, что ваша крошка машина может вместить столько барахла.

— Я хотела все перевезти за один раз, чтобы избежать новых стычек с семейством.

— А что, досталось вам от них? — Он держал руку на дверной ручке.

— Да, но я это предвидела. — Джози пожала плечами. — Пришлось выслушать все их резоны. Родные пришли в ужас от моего решения. Мама умоляла остаться в Талсе. Отец агитировал поступить в юридическую школу, дабы в будущем занять достойное место в его фирме. А сестры с круглыми глазами пророчили мне всякие ужасы. Однако при расставании все меня обнимали и желали удачи. Видимо, надеются, что через три месяца, по истечении испытательного срока, я вернусь назад.

— Ну что ж, мы так и договаривались, — нахмурился Льюк, — работа временная. В конце срока мы оба объективно все оценим.

— В конце срока я надеюсь найти постоянную должность на другой базе отдыха или в отеле. — Джози широко улыбнулась. — Всегда легче найти работу, когда она у тебя уже есть. А потом, кто знает? Может, вы уговорите меня остаться.

Именно этого он и боялся. Три месяца — это, возможно, тот отрезок времени, после которого она рассчитывает сбежать, хотя пока этого и не осознает. А то, что он назвал должность временной, дает ему иллюзию, что он хозяин положения, не больше того.

— Нам нужно прояснить еще кое‑что, — Льюк слабо улыбнулся, — я, как правило, против того, чтобы путать личные отношения с деловыми. С сегодняшнего дня они у нас будут сугубо официальными.

— Как скажете.

Почему она так охотно согласилась? Да еще и вздохнула с облегчением. Унизительно.

— Поверьте, — продолжала Джози, — я не поставлю под угрозу свою первую должность, после того как полгода искала работу. Я отдам все силы, чтобы получить хорошую характеристику, а потом — постоянное место.

— Я рад, что мы поняли друг друга.

— Я тоже. Хорошо, что мы объяснились.

— Да, хорошо.

Чрезвычайно, удивительно хорошо, думал Льюк, закрывая за собой дверь. Если это так, то почему же мне сейчас чрезвычайно, удивительно плохо?

Вытащив из принтера последний лист, Джози положила его в папку и поспешила из своего офиса на розыски кого‑нибудь, кто мог бы подсказать, где обретается хозяин ранчо и гостиницы. Она знала, что бесполезно искать его поблизости; за ту неделю, что она работает менеджером, они виделись столько же раз, сколько можно насчитать зубов у курицы.

Да, они договорились иметь чисто деловые отношения, но Льюк перестарался. Одно дело — развлекаться вдвоем попусту, и совсем другое — откровенно избегать своего менеджера. Он — мое начальство, думала сейчас Джози, и мне иногда нужен его совет, без этого невозможно работать.

Джози увидела в главном холле Консуэлу; с костылем под мышкой экономка протирала тряпкой огромную каминную полку, над которой висел усеянный звездами стеганый ковер. Взглянув на него, Джози вспомнила разговор у костра. И несмотря на все клятвы, данные себе, воспоминание пробудило в ней целый букет чувств отнюдь не делового характера.

— Консуэла, — начала девушка, отмахнувшись от чувств, — вы не знаете, где сегодня можно найти Льюка? У меня к нему целый ворох вопросов, их необходимо обсудить.

— Он сказал, что будет заниматься бумагами, стало быть, сидит в своем кабинете.

— В кабинете своего дома?

— Ну да.

— Может, мне подождать, пока он придет сюда?

Консуэла криво усмехнулась:

— Судя по тому, как он часто здесь бывает, ты его прождешь до следующего лета.

Значит, не я одна заметила эту странность, мрачно подумала Джози.

— Когда возникает необходимость, служащие идут к нему домой, — сказала Консуэла. — Давно, когда еще не было гостиницы, все ходили туда решать дела, касающиеся ранчо. И Мануэль все время туда ходит, и прежние менеджеры ходили.

У меня есть планы, которые он должен одобрить, и вопросы, на которые только он может ответить, твердо сказала Джози сама себе. Я не допущу, чтобы из‑за моих личных чувств страдала работа.

— Ну ладно, расскажите, как туда пройти.

Гостиницу от дома отделяла целая миля, но день был настолько хорош, что девушка решила идти пешком. Она шла через лес, по усыпанной гравием дорожке, как и советовала экономка.

Да, многое другое изменилось тоже, подумала она; пару недель назад я совсем не верила в свои оценки и суждения, я выбрала не ту карьеру и чуть не вышла замуж за нелюбимого, да что там — просто незнакомого человека.

И еще одно событие произошло, самое главное: я познакомилась с Льюком О'Деллом.

От этой мысли она затрепетала, словно листок на дереве от сильного ветра. Джози ускорила шаг, думая о том, что Льюк засел у нее в голове с самого дня ее приезда. Однако с ночи, проведенной на лагерной стоянке, его образ стал другим, более объемным и, как ни странно, вызывающим в ней нечто похожее на нежность, а это совсем ни к чему.

Ну что ж, все понятно, анализировала Джози. Слушая его рассказ о матери, я узнала его изнутри — такое кого угодно тронуло бы за душу. Я не психолог, но не трудно понять, что он постоянно борется с чувством одиночества. Мать умерла, отец держался особняком, жена сбежала. Неудивительно, что он старается ни с кем не сближаться, ни на кого не тратить душевных сил. Может, просто боится впускать кого‑то в свой внутренний мир.