Дана, оглянулась вокруг, проверяя, не следят ли за нами любопытные глаза посторонних, и тихонечко прикоснулась кончиками губ к моим губам. Тут же отстранилась. На лице у нее играла улыбка, которая заставила сердце биться чаще, и прогнала из головы все мои тяжкие думы.
— Ты как? — не смог придумать ничего лучше я.
Она только легко пожала плечами, нормально мол.
— Твой папа ничего не заподозрил?
— Точно нет. Он у меня мужчина прямолинейный — сразу бы все высказал. Побурчал только немного, что вчера поздно вернулась и все.
— Ясно.
— Ты сам-то как? Он тебя точно не укусил?
— Кто, твой отец? — рассмеялся я. — Все в порядке, не волнуйся.
Дана, не довольная моей шуткой, поморщилась.
— Ага, как же, не волнуйся! Я, вчера, когда твой крик снизу услышала, у меня сердце чуть не оборвалось. Я к тебе кинулась, но меня папа не пустил. Сам пошел, а мне сказал, что там может быть слишком опасно. Пришлось сидеть в номере. Я думала, что умру от страха за тебя!
— Ну, брось, ничего же ужасного со мной не произошло. Я могу за себя постоять, — сказал я, и легонько обнял Дану за плечи. Надо же, она за меня уже переживает.
Она положила голову мне на плечо и несколько минут мы просидели в тишине.
Дана отстранилась и посмотрела мне в глаза.
— Почему ты такой грустный? — спросила она.
И что ей можно на это соврать? Ничего в голову упорно не приходило. Ну не говорить же ей, в самом деле, что меня гложет?!
— Не знаю, может быть, не выспался, — в сущности, это правда. О мыслях, появившихся во время полета, ей лучше не знать. Я ненадолго замолчал и постарался перевести тему разговора. — А эр Серхио не сердиться, что из-за меня ты вчера так поздно вернулась?
— Нет, не сердиться. Сердился бы, если ушла бы погулять с Аланом. Ты ему понравился.
— Серьезно? — не поверил я. — Почему?
— Не знаю. Ты очень хороший, — сказала она и улыбнулась. — Ты располагаешь к себе людей, не прилагая к этому никаких усилий.
— Тебе я нравлюсь?
— А сам ты как думаешь?
— Надеюсь что да. То есть да, — я потянулся к ней, но она быстро отстранилась.
— Не стоит напрасно рисковать. Они могут в любую минуту вернуться, — пояснила она. Я только и мог, что разочаровано и очень протяжно вздохнуть. — Не обижайся на меня. В городе еще все наверстаем. Скажи, мне лучше — я-то тебе нравлюсь?
— Слова тут излишне — сейчас я тебе докажу! — и полез доказывать. Она рассмеялась, и начала от меня в шутку отбиваться. Мы покатились по песку, не переставая шутливую борьбу. За тем нас и застали вернувшиеся спутники.
— И чем мы это тут занимаемся? — сурово спросил эр Серхио, глядя на меня. Хотя я видел, что, на самом деле, он не злиться. Он просто изображал строгого папашу, чтобы хоть как-то сдержать рвущийся наружу смех. Эр Серхио видел, что впервые за пару месяцев его дочь счастлива, и от этого стало хорошо и ему самому.
— Пап, да брось ты, — рассмеялась Дана.
— Хорошо. Забыли. Он к тебе не приставал?
— Хватит уже шутить, ты же знаешь, я могу любому отпор дать.
— Да и мал он еще приставать! — ухмыляясь, сказал Алан, а погонщик добавил:
— Женилка еще для этого не доросла! — и они оба расхохотались, довольные своей пошлой и обидной шуткой.
Эр Серхио смерил их полным презрения взглядом. Я едва сдержался, чтобы не броситься на Алана с кулаками. Только присутствие Даны заставило меня умерить свой гнев и остаться сидеть на месте.
Привал продлился дольше, нежели я себе представлял — часа два, наверное. Жара сковывала, навязывала свои условия, поэтому разговор никак не клеился. Останься мы вновь наедине с Данной, то наверняка бы придумали, как себя занять.
Наши перевозчики людьми оказались практичными, поэтому запасли еду не только для нарнов, но и для нас. Мы пообедали, в общем-то, без всякого аппетита — просто потому что так было нужно. Я все же не выдержал и напился сока — очень уж жарко было. Поэтому пришлось следовать примеру старших товарищей и сбегать в пальмовую рощу. Этот островок был последним отрезком суши. Остаток пути мы должны были проделать в воздухе, без остановок.
Сразу после моего возвращения, все мы взобрались на нарнов, привязались к ним самым надежным образом и продолжили наше путешествие.
Все та же безграничная синева вокруг, куда не кинь взгляд, которая успела приесться за первую половину пути. Только сейчас меня грело наше короткое свидание с Даной. Все то, что случилось вчера, было не просто каким-то невероятным, сказочным сном, а, в самом деле, произошло со мной. Хотя утром я несколько раз в этом и усомнился.
Впереди, на море, показалась черная точка. Мы подлетали все ближе, и становилось понятно, что это корабль. Изящная каравелла, с поднятыми парусами, шла по тому же курсу, что и мы.
Нарн начал снижаться и уже через минуту, я смог рассмотреть малейшую деталь на палубе. Видел, как бегает по палубе команда, исполняя приказы. Кто-то драил палубу, кто-то перетаскивал в другое место канат. Матрос в люльке на центральной, самой высокой, мачте — вперед смотрящий, так, кажется, он назывался — приветливо помахал нам рукой. Не знаю, видел ли он меня из-под тела нарна, однако я махнул ему в ответ.
Когда мы пролетали уже над самой палубой, я невольно вздрогнул. Под кораблем появилась огромная тень, превосходящая размеры шхуны раза в три. На корабле все забегали еще быстрее. Звонко начал трезвонить колокол — видно так, объявлялась тревога на судне. До меня долетели неясные отрывки команд — Кто-то, после таких криков, наверняка себе голос сорвал. Корабль несколько замедлился и вильнул в сторону, так что исполинская тень проскочила вперед и замерла на месте. Из-под глади моря вылетел огромный темно-коричневый, весь в каких-то разводах, хвост, больше всего напоминающий змеиный, и тут же упал вниз, подняв целую тучу брызг. Я начал дергать за куртку погонщика нарнов и закричал, стараясь перекрыть шум ветра:
— Кто это?!
Как ни странно погонщик нарнов услышал мой вопрос и взглянул вниз. Ветер принес мне ответ:
— Левиафан…
Мог бы и сам догадаться, зачем только, спрашивается, человека побеспокоил?
Мы уже пролетели над кораблем и левиафаном, поэтому мне пришлось поворачиваться назад, чтобы разглядеть еще хоть что-то. Количество людей на палубе увеличилось, и забегали они еще быстрее. На носу и корабле начали расчехлять приспособления, которые оказались оружием — гигантскими арбалетами, заряженными гарпунами с зазубренными наконечниками.
Итога этой битвой мне увидеть не удалось. Нарн очень быстро летел вперед, и каравелла все удалялась, теперь все больше напоминая невнятное, размытое пятнышко.
Интересно, смогут моряки справиться с таким чудищем? Были бы у них торпеды и пулеметы, я бы в исходе этой схватки не сомневался. Порвали бы левиафана на куски, особо не напрягаясь. А вот когда все вооружение сводится лишь к стрелам, пускай и очень большим, победа в сражении вызывала у меня обоснованные сомнения. С другой стороны на палубе не было заметно паники или суеты. Все слаженно и четко выполняли команды. По всей видимости, не впервой морякам было сражаться с морским монстром. Наверняка у них была заготовлена стратегия на подобные случаи. Так что шансы на победу у экипажа корабля были. По крайней мере, я на это очень надеялся.
Нарн набирал высоту, и очень скоро мы оказались под облаками. Достаточно было лишь вытянуть руку вверх, чтобы коснуться пальцами их пушистых тел.
Дальнейший путь мы проделали без приключений.
Коричневая линия земли показалась на горизонте часа через два полета. Я едва в ладоши, от радости, не захлопал.
Нарны летели фантастически быстро. Теперь, по стремительно приближающемуся берегу, это было видно особенно сильно. К тому же нарны, увидев близкую землю, еще поднажали. Ветер ударил мне в лицо с удвоенной силой. Видимо и животным успел надоесть этот кажущийся бесконечным перелет.
Стало возможно возможным различить очертания города, но моим вниманием завладел вовсе не он. Возле берега начиналась череда маленьких островов и рифов, чьи блестящие от солнца верхушки торчали из воды. Они образовывали своего рода стены туннеля ведущего прямиком к порту. В самом начале этого туннеля, на двух самых больших островках стояли маяки — высокие, тонкие, какие-то хрупкие и изящные. Стены неровные, словно по их поверхности ежесекундно пробегали волны. Мы пролетели совсем рядом с крышей, левого маяка, и я даже успел разглядеть, блеснувший на солнце, край фонаря.