— А как же ты сам? Тебя ведь тоже ломало, когда ты сюда попал?

— Меня в этот мир занесло взрослым, и вдобавок, обвешанным всевозможными цацками. Поэтому определённый запас энергетики с собой был, но часть побрякушек рассыпалась при переходе, а оставшейся хватило ровно на два дня.

Потоки воды заметно иссякают, дождь идёт на убыль.

— Подождём ещё немного, — говорит Николас, — тут славно. Ну-ка, отгадай с ходу: отчего? Чувствуешь, какая благодать?

— Ну, — усиленно соображаю, — здесь лёгкость какая-то — совсем как в твоём ущелье, куда ты меня во сне отправлял. — Смотрю на поредевшие бурунчики, на стихающий кипеж воды под ногами. — Что, здесь тоже разлом коры? Нет, глупости, город же… Вода! — вдруг прозреваю. — Это же стихия, у неё своя энергетика, а здесь вон какие потоки, сами себя усиливают! И что?

— Понимаешь, родственница, в условиях жуткого недостатка энергии я научился тянуть отовсюду понемногу. Пока почти умирал — даже к людям подключался, к тем, что рядом. До сих пор вспомнить стыдно, двоих едва не уморил: персонал в клинике был один и тот же, редко замещался, так я, пока приходил в себя, оттягивал от одних и тех же. Упырём каким-то себя чувствовал. Потом решил: надо искать другие способы, и технологию другую. Конечно, во всех мирах беспроигрышный вариант — кладбище, там энергетика от недоживших зашкаливает, но пока это я бы туда попал… Естественным путём проще всего, при моей-то природе, но лишний раз умирать не хотелось. Пригляделся, попробовал дотягиваться мысленно до всего, что на глаза попадётся. Первое, что подвернулось — электрическая проводка, правда, с непривычки черпанул слишком много и на полчаса вырубил всю больницу. Потом стал изучать всё подряд: огонёк от зажигалки, струю воды из-под крана, воздушный поток от вентилятора. Но то — ерунда, суррогат, намного мощнее оказались естественные стихии. Тут тоже с дозировкой была проблема, но уже обратная, чтобы самому лишнего не хватить. Рядом с морем, особенно как разыграется, на первых порах вообще крышу сносило. Грозы, снегопады, торнадо — из всего можно зачерпнуть, а ещё один способ я тебе покажу прямо сегодня.

Пузырь со щелчком схлопывается. Воздух чист и свеж, дождь прекратился. Николас машет рукой — и ладонь его окутывается радужным сиянием.

— Тест на пополнение, — говорит он. — Да, вот что: ты, родственница, если чего-то не догоняешь — спрашивай сразу, на потом не откладывай, а то забудешь. Ну, пошли, отсюда совсем недалеко.

— Значит, стихии, — размышляю вслух. — Солнце — это огонь, ветер — воздух, дождь-снег — вода, понятно. А земля? С ней ты дружишь?

Мы сходим с Зелёного моста и ступаем на широкую мостовую, зеркальную от прошедшего ливня. За нами на фоне перевёрнутых домов забавно спешат наши отражения. Под решётками водосливов журчат ручьи, с полосатых тентов кафе и не убранных вовремя стульев капает. Улица пустынна, и мы беззастенчиво идём по никем не занятой середине, потому что к домам лучше не приближаться — можно угодить под холодный душ.

— Земля — это вообще кладезь, — отвечает Ник. — Но только за городом; здесь, под бетоном и асфальтом ей тяжело. Пробовал с ней работать, да не то, квёлая слишком.

— А луна?

— А, это ты братца моего вспомнила, — усмехается Ник. — С лунным светом у нас, некромантов, свои отношения. Это энергия особая, причём концентрат, его в больших дозах принимать нельзя. Тут ты в точку попала, не любим мы его. Некроманту с чистым лунным светом работать — всё равно, что человеку вместо уксуса кислоты хлебнуть, эффект такой же. Потому и обжёгся Мага о твой ножичек-то. Хорошо ещё, уровень у тебя маловат…

— Ник, — прерываю с упрёком, — и как много ты видел? Ну, того, что между нами с Магой было? Докуда влез со своими исследованиями? Говори немедленно, что ты ещё обо мне знаешь?

Он смотрит кротко, вылитый паладин.

— Ива, я смотрел только то, что нужно для дела, как раз с момента твоего прибытия сюда — и чуть пораньше, чтобы отследить сам перенос. Пикантные моменты я просто сворачивал, понимая, что рано или поздно ты мне допрос устроишь, но, дорогуша, в твоей эпопее оказалось слишком много интересного для меня, как для… — он задумчиво чешет за ухом, — … профессионала. Об этом мы с тобой ещё потолкуем. А пока — приехали. Заворачивай.

Пикантные моменты? Это он о чём?

Мне хочется его стукнуть.

Тем не менее, я почему-то послушно прохожу под звяканье колокольчика в гостеприимно распахнутую Ником дверь в небольшой магазинчик, и останавливаюсь, ослеплённая. Сияние исходит от множества крохотных светильников, установленных над витринами и застеклёнными стеллажами, каковых здесь великое множество: витрин-столиков, на чёрном бархате которых играют и переливаются кольца, браслеты, серьги; витрин-стоек с колье и диадемами; отдельно стоящих шкафов с драгоценными камнями разной величины и огранки, монолитами, сросшимися с кусками породы…

Навстречу из-за прилавка торопится продавец.

— Господин Николас, и вы, сударыня, чем могу быть полезен? Не пригласить ли господина Андерсена?

— Пригласи, любезный, мы подождём, — вальяжно кивает Ник. И тянет меня прямо к каменьям.

— Вот, родственница, будем тебя экипировать. Ты в этом деле что-нибудь соображаешь? Вижу, что нет, оно и лучше. Присматривайся — и включай свою интуицию, за которую тебя наш общий друг всё нахваливал. Выбирай.

— Но я же…

— М-м-м? Продолжай.

— Я же не знаю, что нужно, какие у них свойства, какой размер подобрать… Ник, у меня за всю жизнь пара собственных серёжек была да несколько колечек, а камни я только в таких вот магазинах и видела, и то — ни чета тем, что здесь.

— Вот и отлично. Значит, никакой предвзятости. Выбирай, к чему душа ляжет.

Я с сомнением оглядываюсь на витрины.

— А если это будет слишком дорого?

Николас закатывает глаза.

— Родственница, я куплю тебе три таких магазина с полным штатом в придачу! Успокоилась? А если ты столь щепетильна — то знай, что одной лапки с твоего личного фонда тебе хватит на самый крупный из этих камней, будь он даже величиной с булыжник. Не отвлекайся.

Но отвлечься приходится, потому что из боковой двери, скрытой в недрах магазинчика, к нам выкатывается маленький пухлый человечек в старомодном чёрном костюме, с моноклем в глазу, с громадными нафабренными усами. Ник поджимает губы — вероятно, от желания расхохотаться, настолько нелепо выглядят на кругленькой упитанной физиономии эти усы, словно стыренные у известного сюрреалиста. Клиент и хозяин вежливо раскланиваются, причём последний отвешивает поклон и в мою сторону, при этом я едва удерживаюсь от реверанса, ограничиваюсь вежливым кивком. Николас, придерживая за локоть, увлекает ювелира куда-то в направлении северо-северо-восток, где они начинают оживленную беседу вполголоса. А я переключаюсь на витрину.

Там горят застывшими огнями рубины, рдеют, словно настоящие зёрна, угольки гранатов, переливаются неестественно-синим сапфиры. Почему неестественно? Потому что таких крупных мне ещё не доводилось видеть, и скопление столь чистого синего и глубокого цвета непривычно. В игровых вселенных сапфиры отвечают как раз за рост маны, энергии; может, они-то мне и нужны? Но сердечного трепета синий цвет у меня не вызывает, а потому, не задерживаясь, перевожу взгляд далее. Есть здесь интересная коллекция топазов, не жёлтых, как у меня, вернее, у Рика на шкурке, а дымчато-розовых оттенков. Есть изумруды, но разной формы, ни одного одинакового, и мало их тут, меньше, чем камушков другого вида, — видимо, редкость. Перехожу дальше. В специальных перламутровых раковинах — крупный жемчуг: белый, розовый, голубоватый, с желтизной. Есть и чёрный.

И вдруг я останавливаюсь как вкопанная. Не перед жемчугом, нет. Перед тем, что, как понимаю, мне действительно нужно.

В отдельном футляре, в отдельной витрине на подложке из чёрного бархата переливается всеми оттенками насыщенного фиолетово-винного цвета аметист, ограненный в виде плоской капли чуть больше грецкого ореха. И я твёрдо знаю, что хочу именно его. Всеми фибрами души хочу. Жажду.