Дон легко выпрямляется. Несколько интимным движением берёт меня за руку и что-то делает с кольцом. Пожимает мои пальцы.

— Через несколько минут всё нормализуется. Можешь меня поздравить, Джонатан, кажется, у меня будет отличная невестка. Уникальная в своём роде. — Чему это он так радуется? — Михель, проводи меня! Мы договорим завтра, драгоценная донна! Очень драгоценная донна!

Он уже поднимается по лестнице, нет, не поднимается — мчится, как мальчишка, перемахивая через ступеньку. С некоторым опозданием я осознаю смысл сказанного.

— Невестка? — подпрыгиваю на стуле, забыв о слабости. — Эй! Не рассчитывайте даже! Я не выйду за вашего сына, ни за какие пряники не выйду, слышите?

— Выйдете, — напористо говорит он, перегнувшись с верхней балюстрады. — Надо же нам официально узаконить права наших девочек! И должен же я расписать, наконец, наследство по всем правилам! А если нет — не расслабляйтесь, дорогая, я сам на вас женюсь!

…?

Он скрывается в галерее, ведущей в номера.

— А-а… он действительно может на мне жениться? — спрашиваю. — Сэр Джо-он?

— Может, — говорит тот, поколебавшись. — Он — может. У некромантов, знаете ли, полигамия…

— Что?

— Многожёнство и многомужество, официально узаконенное, именно из-за того, что их мало. Приветствуется приток свежей крови, новых генов со стороны. Если Мирабель, как старшая и пока ещё единственна жена, даст своё согласие…

Я закрываю лицо руками. Ужас какой-то.

— … то возможен вариант оформления временного брачного контракта сроком хотя бы до трёх месяцев. Это минимально необходимый срок для признания брака состоявшимся, а детей супругов — законными. Не волнуйтесь, леди, не думаю, чтобы, женившись, Тимур предъявил к вам какие-то супружеские права, Мирабель этого просто не допустит. Три месяца — и вы можете развестись; формальности будут в порядке, официальные права и порядок наследования утверждены местными административными органами…

Замуж за собственного свёкра! Пусть даже и не состоявшегося!

На три месяца!

Чтобы формальности были в порядке!

— Но, уверяю вас, это уже крайность, леди. Я бы советовал вам договориться с претендентом помоложе. В сущности, вы же не на всю жизнь себя с ним свяжете, всего лишь на те же три месяца, а там — кто знает, может, захотите продлить контракт. Подумайте, дорогая. Уже через год-другой созревшая энергетика в детях начнёт искать выход, им надо будет уметь себя контролировать, и без наставника из нашего мира не обойтись. У вас нет выхода.

Что мне сказать вам, сэр Джон? Вы-то сами не удерживаетесь слишком долго возле такой идеальной и добродетельной супруги, любящей и уважающей; а мне предлагаете…

Три месяца? Да мы с Магой поубиваем друг друга через неделю.

Снаружи доносится приближающийся цокот копыт. Прерывается у самого крыльца. Слышен сердитый голос, унимающий коня, и, кажется, впервые в жизни я этому голосу рада. Сейчас он войдёт, мой бывший, и со своим отвратительным отношением ко мне всех разгонит, просто в клочья порвёт любого, кто заикнётся о моём с ним замужес…

С треском, едва не слетев с петель, распахивается входная дверь. На ходу сдирая с себя плащ, заляпанный грязью, влетает злой как чёрт Мага, и целеустремлённо направляется прямо к нам.

Срывает шляпу, небрежно отшвыривает на стол. Та, скользнув юзом, падает, но он этого не замечает.

— Ива, — говорит решительно, уперев руки в бока. — Да, как кстати, добрый вечер, сэр Джонатан, и вы тоже здесь? Это хорошо. Михель, где ты? Спускайся, ты мне тоже пригодишься… Ива, в присутствии этих свидетелей делаю тебе официальное предложение. Ты выйдешь за меня замуж?

Как-то я иначе представляла себе начало семейной жизни. Может, всё-таки застонать и упасть в обморок? А они тут без меня разберутся…

— Не молчи, — нетерпеливо подгоняет меня жених, — отвечай, что согласна! Видишь — люди ждут!

Очевидно, вариант ответа в его представлении единственный. Я открываю рот, чтобы возразить. Закрываю. Сэр Джон смотрит на меня со всевозрастающим сочувствием.

— Нет, — наконец выжимаю я из себя. — Не согласна. А зачем?

— Как зачем?

Мага временно столбенеет. Сэр Джон меж тем кивает Михелю на остывший чайник, и хозяин исчезает на кухне. Пока его шустрые отпрыски меняют сервировку, сэр устраивается поудобнее. Не понимаю, как можно расслабиться на табуретке, но он умудряется даже вытянуть ноги под стол, и по всему видать, собирается присутствовать при нашей беседе до конца, сколь бы она не продлилась. Мой бывший сердито плюхается в кресло дона. Наклоняется за шляпой, выбивает её об колено и уже более спокойно кидает туда, откуда свалилась.

— Я так понимаю, что быстрого ответа от тебя не добьёшься, — говорит с досадой. — Но в чём проблема-то? Предложение сугубо деловое, все условия мы обсудим и затем изложим в контракте. В пределах разумного проси чего хочешь: сейчас у тебя полная свобода выбора.

Невольно отмечаю это «сейчас».

— Я же ничего сверхъестественного не требую, — продолжает он, — только согласие на брак, на дальнейшее удочерение детей и соблюдение внешних приличий. Потерпишь три месяца — и выбирай, останешься у нас или пойдёшь искать своего Васюту.

Подтекст: «Или катись на все четыре стороны»

— Я же не изувер какой-то, — он поджимает губы, — можно сказать, что с пониманием отношусь к твоим чувствам к другому, в конце концов — сам не монахом жил. Но уж и ты будь добра, временно поступись со своими привязанностями. Ради… наших детей.

Хотел сказать «Моих», но вовремя поправился.

Он относительно спокоен. Он действительно готов к переговорам. Не могу не отметить разницу между его нынешним и прежнем поведении, и, надо сказать, ему удаётся сбить меня с толку. Я-то уже настроилась на отпор, уже иголки растопорщила… а тут — вполне миролюбивый тон, конкретные предложения и даже замануха в виде малого срока заключения и сладкого пряника в конце. И делов-то: подпиши бумаги, поживи с нашего разрешения в своё удовольствие, а уж мы… а я лично… я расстараюсь, дорогая Ива. Только согласись.

— Тебя могут смущать два момента, — продолжает Мага. — Давай поясню сразу: никто у тебя никого не отбирает. К тому же, понятно, что наша семья пока для девочек чужая, и мне хотелось бы, чтобы ты помогла нам наладить с ними контакт. У них сложный возраст, наверняка неустойчивая психика, и я опасаюсь, что… м-м… недоразумений не избежать.

— У них устойчивая психика, Мага, — спокойно говорю я. — В тебя они только внешностью.

Он отводит глаза. Я продолжаю:

— И не надейся, что они сразу кинутся к тебе на шею. Тут ты опоздал. Лет пять тому назад это было ещё возможно, а сейчас — знаешь, что они спросят первым делом? Где ты был всё это время? Они слишком долго ждали, Мага. Теперь ты им… им всё равно.

Он стискивает зубы и снова опускает глаза. На скулах ходуном ходят желваки, и, опасаясь спровоцировать его на вспышку гнева, я оставляю при себе часть невысказанных мыслей. Всё равно я в выигрыше. Потому что это я — я! — была с девочками с самого первого мгновения их жизни, купала и пеленала, радовалась первому шагу и первому новому зубу. Я, а не он, провожала их в школу. Перетаскивала через лужи после дождя. Заклеивала разбитые коленки и учила, как отвечать на злые шутки над «безотцовщиной». Наряжала на детские праздники. Рассказывала на ночь сказки. У меня… у нас с ними всё это было, Мага, ты и представить не можешь, насколько себя обделил.

Тем временем Михель споро выставляет чайник, плюющийся кипятком, рядом кладёт пёструю лоскутную прихватку. На смену пиалам приходят фаянсовые белые чашки в мелкий красный горошек и блюдо со свежей домашней выпечкой. Сэр Джон с удовольствием вдыхает аромат корицы и тянется за печеньем, Мага же, не поднимая глаз, упорно пинает ножку стола.

Ох, как нелегко моему бывшему гнуться, куда труднее, чем изощрённому в тайных интригах дону, с которым я часу не высидела — а чуть полжизни не потеряла. А Мага-то изо дня в день общается, поневоле сбесишься.