Занимающий в монографии видное место анализ экологических кризисов представляет особый интерес. Он ценен уже хотя бы убедительным развенчанием чрезвычайно модной и совершенно бессодержательной идеи устойчивого развития, чье триумфальное шествие по всему миру стало возможным только в условиях крайнего ослабления научной критики и потому может рассматриваться практически как официальное подтверждение глубокого общественного пренебрежения к научной истине.

Отнюдь не умозрительные рассуждения, а исследования природопользования Черноземной зоны за два с половиной столетия, опыта многих стран за меньший период позволили сделать однозначный и вполне обоснованный вывод на этот счет. «При такой высокой чувствительности системы общество-природа к внешним дестабилизирующим воздействиям широко пропагандируемый путь «устойчивого развития» оказывается крайне неустойчивым. Любой из перечисленных выше процессов рано или поздно приведет к нарушению равновесия и подтолкнет человечество навстречу соблазнам очередного кризисного виража. По- видимому, такая ситуация связана не с преходящей недостаточностью наших знаний и возможностей, а с фундаментальными законами поведения сложных неравновесных объектов (с. 163)».

Возможные траектории экологических кризисов анализируются весьма подробно. Подобно экономическим кризисам, они неизбежны и могут быть лишь смягчены, а также имеют во многих случаях положительное значение, ибо позволяют человечеству вернуть взятый у природы «кредит».

Однако, в отличие от экономических кризисов, которые в конце концов разрешаются выходом на более высокий уровень развития, они имеют одну опасную особенность – деградация среды может в некотором случае оказаться столь полной, что выхода из кризиса уже не будет. Интересно отметить, что вопреки распространенным представлениям безвозвратно теряемые ископаемые источники энергии «составляют менее 1 процента всего объема ресурсопользования. В принципе они заменимы и потому не играют главной роли в возникновении и протекании кризисов (с. 142)». Насколько преувеличены страхи по поводу исчерпания источников энергии и сырья – предоставляем судить читателям.

Главной же бедой человечества, провоцирующей экологические кризисы, является отнюдь не бедность ресурсами, а наоборот, их богатство. «Небольшие запасы ресурсов стали причиной устойчивого развития животноводства в Египте, земледелия в Голландии, Абхазии и др., где увеличение объемов ресурсопользования сопровождалось необходимым расширением регенерационных вложений* Ресурсный дефицит не останавливает материальную эволюцию общества, Он лишь заставляет человека развивать ресурсопользование по равновесному пути. Богатая ресурсами система, как автомобиль без мощных тормозов, может не вписаться в крутой поворот и рискует закончить прохождение кризисного виража катастрофой. Интересно отметить, что эта закономерность проявляется не только в сфере экологических кризисов. Есть мнение, что именно благодаря огромным запасам сырья, в первую очередь нефти, СССР долгое время мог двигаться по известному пути, который и привел к современным потрясениям (с. 162)».

В заключение хочется опять вернуться к одной мысли Ф. Энгельса из работы «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», которую всем нам приходилось сдавать, по крайней мере, всем, получившим высшее образование в СССР. «После революции 1848 года «образованная» Германия дала отставку теории и перешла на практическую почву… Но в той же мере, в какой спекуляция, покидая кабинеты философов, воздвигла себе храм на фондовой бирже, в той же мере и образованная Германия теряла тот великий интерес к теории, который составлял славу Германии в эпоху ее глубочайшего политического унижения, – интерес к чисто научному исследованию, независимо от того, будет ли полученный результат практически выгоден или нет, противоречит он полицейским предписаниям или нет. Правда, официальное немецкое естествознание стоит еше на высоте своего времени, особенно в области частных исследований. Но, но справедливому замечанию американского журнала «Science», решающие успехи в деле исследования великой связи между отдельными фактами и в деле обобщения этой связи в законы достигается теперь преимущественно в Англии, а не в Германии, как прежде. Что же касается исторических наук, включая философию, то здесь вместе с классической философией совсем исчез старый дух ни перед чем не останавливающегося теоретического исследования. Его место заняли скудоумный эклектизм, боязливая забота о местечке и доходах, вплоть до самого низкопробного карьеризма».

Чтобы вспомнить с сочувствием эти слова, не обязательно быть коммунистом, напротив, лучше им не быть. Надо просто исходить из необходимости возрождения сильной и авторитетной науки как социального института, причем не только путем изменения отношения к науке в обществе, но и путем восстановления нравственных основ самой науки.

Не из благородной любознательности власть предержащие по обе стороны железного занавеса финансировали фундаментальные исследования в самых различных областях – опыт научил их, что отставание в фундаментальных исследованиях может быть чревато ослаблением позиций в военном противостоянии. Крохи с накрытого широкой рукой стола доставались и тем фундаментальным исследованиям, которые никоим образом не могли укрепить оборонную мощь государства, однако даже эти крохи в условиях высокого социального статуса науки могли питать интенсивную и плодотворную исследовательскую работу.

Если в условиях демократии наука может выжить, только убедив почтенных налогоплательщиков в необходимости хотя бы скромных ассигнований, ей надо произвести революцию в господствующем и общепринятом мировоззрении, показать обществу нищету его философии и трагические последствия этой нищеты.

Для нас может служить источником некоторого оптимизма то обстоятельство, что научная революция распространилась из областей, бесконечно далеких от повседневной жизни людей, на области, в высшей мере важные для их процветания или простого выживания.

До последнего времени считалось, что вертикальное прямохождение среди млекопитающих – это свойство, принадлежащее только гоминидам, эволюционной семье близких «родственников» человека, прослеживаемой в глубины времени лишь на шесть миллионов лет.

Правда, лет сто назад в Центральной Италии начали находить ископаемые останки неких обезьянообразных животных (негоминцд), вызывающие какое-то подозрение в правильности подобного мнения. В пятидесятые годы несколько антропологов предположили, что это существо – его назвали ореопитеком бамболийским, – судя по некоторым формам скелета, могло ходить в вертикальном положении. Но огромное большинство специалистов тогда отвергли подобные утверждения, ссылаясь на отсутствие убедительных анатомических данных.

Положение изменилось теперь, когда испанские антропологи Мейке Кёлер и Сальвадор Мойя-Сола из Палеонтологического института имени Крусафонта в городе Сабаделье завершили продолжавшуюся два года работу над ранее не описанными ископаемыми останками ореопитека, хранящимися в Музее естественной истории в Базеле.

Это животное, наряду со многими иными млекопитающими, населяло ту область центральной части нынешнего Аппенинского полуострова, которая в его время, около семидевяти миллионов лет назад, представляла собой остров посреди Средиземного моря. Находка содержит части нижнего отдела позвоночника, тазовых костей и нижней конечности, включая стопу. В общем, их строение представляет собой нечто среднее между нечеловекообразной обезьяной и австралопитеком, ранней группой гоминид.