— Не удивляешься, что к тебе с бутылкой пришла?

— Вообще-то удивляюсь. Днем как-то без этого разговаривали и, в общем, понимали друг друга.

— Так вот, я хочу выпить за то, чтоб ты всегда меня понимал и чтоб я тебя тоже понимала. Пьем?

— Нормальный тост. Пьем!

Чокнулись, выпили, закусили… Никита ощущал себя ни в одном глазу, только малость повеселее и попроще. При этом ему показалось, что Света намного хмелее его. Не то чтоб у нее язык заплетался или координация движений сильно нарушилась, а просто было впечатление, что она на пару рюмок больше выпила.

Например, она невзначай спихнула на пол вилку.

— Злая баба придет, — припомнил старую примету Никита, — постучи вилкой по деревяшке.

— Ты суеверный? — спросила Света, уже стуча вилкой по ножке стола.

— Не знаю. Иногда — да, иногда — нет, а что?

— А в судьбу веришь?

— Если б мне толком объяснили, что это такое, может быть, и поверил бы.

— Понимаешь, мне очень давно, лет десять назад, на старый Новый год, пришлось гадать с девчонками. Ну, знаешь, наверно, как иногда наша сестра дурью мается? Мне нагадали, представляешь себе, что я замуж не выйду до тридцати лет!

Уже хорошо, правда? Раньше мне казалось, чтo тридцать лет — это уже старуха. А теперь мне до тридцати осталось два месяца дожить. Всего-то!

— Зря сказала, — заметил Никита, — я думал, тебе двадцать пять, не больше.

— Врешь, подлизываешься. Я старше смотрюсь. И знаешь, почему? Потому что я не секретарша, а директор и должна быть солидней. Чтоб чувствовали, что с силой имеют дело. Видел в приемной теток? Им всем под полтинник. И каждая жутко важная, хотя всего-то управляет парой-тройкой булочных в лучшем случае, а в худшем просто десяток лоточниц снабжает, как посредник. Цены на мои булки нагоняет. А забрать отсюда — норовит дешевле… Вот поэтому я и привыкла их ошарашивать. Знай наших!

— Слушай, — спросил Никита, — давай еще по одной — и хватит?

— Это почему хватит? Пока весь графин не усидим — никаких гвоздей.

— Ты ведь еще до этого приняла? Небось в обладминистрации?

— Ну, приняла. Правда, не в администрации, а у главы на даче. Сегодня ж воскресенье. Чуть-чуть коньячку, в представительском плане. А что, я очень сильно пьяная?

— Нет, просто возбужденная немного. В России, если человек выпил, либо о политике говорить начинает, либо о работе. Правда, это больше мужчин касается.

— Ну да, а бабы чаще кости мужикам перемывают. Но если бабы при деле — их тоже на разговор о работе тянет. Это ты прав. Но бутылку уговорить надо. Сейчас третью выпьем — сделаем перекур.

— Хорошо. За то, чтоб тебе везло, как сегодня!

— Спасибо! Очень хорошее пожелание. Сегодня мне везет, это точно. А вчера

— очень хреново было. После Балясина.

— Все позади, не расстраивайся…

— Расстраиваться? Зачем? — улыбнулась Света. — Теперь мне на все начхать, я все сама поведу. А этим козлам — во!

Мисс Булочка согнула локоть и изобразила такой предмет, каким по природе не располагала. Никита усмехнулся.

— Слушай, — сказала Света, — пригласил бы ты меня потанцевать?

— А музыка? Из телевизора?

— Зачем? У меня плейер есть.

Света порылась в пакете, добыла оттуда плейер, пристроила один наушник себе в ухо, а другой — Никите, повесив сам аппарат на поясок своих брючек.

Щелк! Запись закрутилась…

«Пригласите! Пригласите! Пригласите!» — страстно выкрикивала в наушниках Пугачева. Никита осторожно положил руки на тонкую талию партнерши и ощутил, как ее маленькие, теплые ладошки легли ему на спину. Чуть покачиваясь, они стали ходить из стороны в сторону по небольшому пятачку пола, между кроватью, столом, креслами и тумбой телевизора…

Никита рос в эпоху, когда на дискотеках редко танцевали в обнимку. Все больше дергались в общей куче, вихляясь и толкаясь, визжа от избытка чувств, сил и энергии. Тем более что были еще спиртным подогреты, а иногда и дурью какой-нибудь. Парни и девки на тусовках были одеты и пострижены почти одинаково — унисекс царил. Говорили на общем сленге, «грузили» друг друга малопонятными, но вызывавшими общий смех анекдотами, матерились хоть и относительно редко, но совместно, а также придумывали себе «жен» и «мужей» «по системе». То есть играли, шутки шутили. Конечно, при том, что чуть ли не все девицы в тусовке какое-то время числились Никите «женами», он ни с одной не целовался даже, не то чтоб что-то посерьезней. У других что-то было, а у него нет. Конечно, он был о сексе хорошо информирован — как-никак рос в эпоху гласности и порнографии! — но только теоретически.

В армии он тоже практических навыков не набрал. Там для этого условия не самые лучшие. Кто был очень охоч до приключений, те бегали в самоволки, а Никита нет. Ну а в Чечне вообще надо было побольше о собственной шкуре думать, чем о девушках. Очень многих дурачков, которые этого не понимали родители не дождались вообще или до сих пор дожидаются из плена.

Потом на какое-то время Никита впал в депрессию и вообще не мог врубиться в жизнь. Он уже и с прежними знакомыми не мог общаться, потому что их не понимал, куда уж тут о новых говорить. Причем ему и искать-то их не хотелось.

Лишь в последние месяцы, понемногу оттаяв за два года от зимы и весны 1995-го, он стал чувствовать в этом подспудную потребность. Но слишком много занимался учебой и слишком редко общался вне университета с однокурсниками, чтоб завязать какое-то серьезное знакомство.

В общем, Никита оставался девственником, что в наше время и в его возрасте — явление не характерное…

И как прикажете реагировать такому товарищу, когда его рукам дозволили обнять гибкую, тонкую талию молодой женщины, которая, хоть и кокетничает своими тридцатью годами, не потеряла ни задора, ни юности? И когда ее руки не просто держатся за его не очень мощную спину, а осторожно, трепетно, как бы невзначай, ее поглаживают? . И расстояние в несколько сантиметров, которое разделяло их в самом начале, как-то незаметно сократилось и сошло на нет?

Кулончик с черепушкой, в глазах которой зловеще багровели маленькие рубинчики, напоминал: memento mori! Что у нее на уме, почему она пришла к нему в подвал, одна, без охраны? Ведь это не девочка-ромашка, а хозяйка сорока стволов…

— Хорошо… — сказала Света, укладывая щечку на Никитине плечо. — Хорошо танцуем…

— Может, не надо так тесно? — спросил Ветров. — А то…

— Молчи, глупышка, все испортишь… — произнесла она, прикладывая пальчики к его губам. У Никиты по всему телу прокатилась жаркая волна возбуждения.

— У тебя сердечко забилось… — заметила Света. — Быстро-быстро… Ты что, волнуешься?

— Да… — прошептал Никита. — Немного…

— Почему? Боишься чего-то?

— Не знаю…

— А я знаю. У тебя просто еще ни разу ничего не было. Верно? Я права?

— Aгa… — внезапно пересохшим языком пробормотал Никита.

И тут Света, плавно притянув его лицо к своему, приоткрыла рот и припала губами к его губам. Сильно, жадно, взасос… Никита услышал, как зубы о зубы потерлись, дыхание захватило, и он крепко, судорожно прижал к себе женщину, уже понимая, что она станет самой первой в его жизни… Света, не отрываясь от его губ, обхватила его коленками, повисла на нем, прогнулась, потеревшись брючками о его джинсы, ощутила через несколько слоев ткани тугой и крепкий предмет…

Никита испытал от этого ее движения легкий, приятный стыд, забрался руками под ее кожаный жакет и жадно гладил спинку, лопаточки, талию, все еще не решаясь забраться под обтягивающую их водолазку.

— Смелее, смелее… — жарко шепнула Света, оторвавшись от Никитиных губ и опустив руки ему на талию, прогнула их под джинсовую куртку, а затем проворными Движениями наманикюренных пальчиков с острыми ноготками стала вытягивать из джинсов рубаху и майку. Одновременно она тихонько пятилась к постели, увлекая за собой Никиту. Он ощутил, как ловкие ладошки уже пробрались к нему под рубаху, пролезли и осторожно, нежно поглаживают его по коже. И он тоже наконец-то отважился приподнять вверх край водолазки, просунуть под нее руки и прикоснуться к во многом еще загадочному, чуть припотевшему женскому телу…