— Что? — переспросил Лайл, не веря собственным ушам. — Шутишь? Дергаешь меня за уздечку?

Чарли, тряся головой, вытаскивал из шкафа вещи и сваливал на кровать, сосредоточившись на своем деле, стараясь не смотреть в глаза брату.

— Нет. Правда, брат, я отваливаю.

Сперва сумасшедшее утро с тремя первыми лопухами, когда перед ним открылась их жизнь, прошлое и будущее — у всех очень недолгое, — а теперь еще Чарли. Мир рушится в пух и прах.

— Ты не можешь уйти. Мы — команда. Братья Кентон всегда составляли команду. Кто тебя настропалил, Чарли?

Тот, наконец, посмотрел на него полными слез глазами:

— Думаешь, мне самому хочется? Нет. Мы команда, Лайл, но не в этой игре, однозначно. И не в этом доме.

— Что это значит?

— Значит, оба чешем отсюда и начнем сначала, отвечая делом на дело, как Джек говорит.

Хорошо бы никогда не слышать о том самом Джеке!

— То есть выйдем из игры?

— Угу. Да какая вообще игра, когда ты все сеансы похерил?

Лайл поморщился. Правда. Отменены четыре утренних сеанса и все дневные. Сил больше нет. Не стал объяснять брату причину. Сейчас сказать? Нет. Тем более сразу же удерет.

— Да ведь мы ничего больше не умеем! Умрем с голоду!

— Вот еще! Два башковитых парня — управимся.

— Что значит «управимся»? Этого мало. Я хочу преуспеть, Чарли! Ты тоже.

— Уже нет. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»[24] Я хочу спасти свою душу, Лайл. И твою. Поэтому зову тебя с собой.

— А если я не пойду?

— Тогда один пойду своей дорогой.

— Своей дорогой? — Лайла охватила волна желчной злобы. — Почему ж не думаешь своей головой?

— Чего?

— Это не твои слова, а того самого рехнувшегося проповедника, пышущего серой, с раздвоенным языком, укротителя змей!

— Мы никаких змей не укрощаем.

— Ты легкая добыча для этих ребят! В Дирборне преподобный, как его там...

— Роулинс.

— Правильно... преподобный Роулинс велел тебе бойкотировать фильмы о Гарри Поттере.

— Потому что там восхваляется колдовство.

— Откуда ты знаешь? Ты их не видел. Книжки ни одной не читал. И Роулинс тоже. Ему кто-то другой велел, кто сам не читал и не видел. А вы выстроились в шеренгу, замаршировали в ногу против Гарри Поттера, о котором понятия не имели!

Чарли выпятил подбородок.

— Нечего мне смотреть, я и так знаю.

— Прочитать книжку, вынести обоснованное суждение вовсе не равнозначно убийству. Теперь тут повторяется то же самое! Как зовут проповедника из твоей новой церкви?

— Преподобный Спаркс.

— Его рук дело, правда? Он заставляет тебя уйти?

— Ничего он меня не заставляет! Говорит, это вовсе не привидение, а бес, который явился за нашими душами!

Бес? Хорошо, что Чарли не знает о прочих странностях. Вполне может признать одержимым старшего брата и потащит изгонять из него бесов.

— Тот самый преподобный здесь был? Видел, слышал, чувствовал то же, что мы? Рассмотрел доказательства, что это призрак девочки, убитой в восьмидесятых годах? Просиживая задницу в своем Бруклине, каким-то чудом понял, что творится в нашем доме, удостоверился, что это не Тара Портмен, а сам Вельзевул. Ты берешь под козырек и маршируешь. — Лайл огорченно тряхнул головой. — Такой умный малый вешает мозги на вешалку, как только проповедники рот откроют.

— Не хочу тебя слушать. — Чарли отвернулся и снова принялся вытаскивать вещи из шкафа.

— Вижу, — вздохнул Лайл. — Что там написано у тебя на значке? «Делай то, что сделал бы Иисус», да? Почему же ты себя не спросишь, пошел бы Иисус против брата?

— У Иисуса не было брата.

Лайл едва не заметил, что некоторые специалисты считают апостола Иакова братом Христа, но не стал сейчас вдаваться в этот вопрос.

— Тебе ясно, что я имею в виду. Пошел бы?

— Ты кто такой, чтоб говорить об Иисусе?

— Брось, Чарли, отвечай. Знаешь, что не пошел бы. Может, побудешь со мной еще пару дней?

— Зачем? — Чарли не смотрел на него. — Зачем мне рисковать даже одной минутой?

— Затем, что я твой брат. Затем, что мы кровные братья, и в семье никого больше нет. Давно мы составляем команду?

— Кто знает, — пожал он плечами.

— Ты знаешь. Скажи.

— Ладно. — Чарли оглянулся, надев на себя равнодушную маску. — Пятнадцать лет.

— А в этом доме давно живем?

— С год. И что?

— И ради стольких лет ты не дашь мне двух дней?

— Зачем? Для чего? Мы уперлись в тупик, Лайл.

— Не знаю. Минуту подумай самостоятельно вместо того, чтобы слушаться преподобного Спаркса. Помоги мне раскопать подвал.

— Нет-нет. Там бесовское логово.

— Кто это тебе сказал? Тот, кто там никогда не был?

— Преподобный Спаркс знает.

— Вдруг он ошибается? Не ошибается один Бог, правда? Подумай минуточку. Вдруг он ошибся, и это не бес, а действительно призрак убитой девочки? Разве мы не сделаем доброе дело, если найдем останки, передадим родителям, чтоб они ее достойно похоронили?

Чарли хрюкнул и отвел глаза.

— Ну... Дело богоугодное.

— Пойдем дальше. Разве не доброе и не богоугодное дело, если останки помогут полиции найти убийцу, который получит заслуженное наказание?

Прежде всего, интересно, как Бог допустил убийство ребенка, но, видя колебания брата, Лайл решил не смущать его.

— Два дня, Чарли. Могу поспорить, будь у Иисуса брат, сбившийся с пути, Он по его просьбе дал бы ему пару дней.

Чарли покачал головой, скривив губы в нерешительной усмешке:

— Слыхал я о дьяволе-искусителе с золотыми устами, теперь вижу, что мы с ним родня. Ладно. Два дня, и ни минуты больше. Только договор подпишем с обеих сторон: если к вечеру в пятницу ничего не найдем, я отваливаю. И ты тоже.

Лайл заколебался, не ожидая такого условия, но, с другой стороны, без Чарли роль Ифасена не сыграешь. А если продолжатся утренние события, у Ифасена вряд ли есть будущее, по крайней мере в этом доме. Так что, согласившись, он практически ничего не теряет.

И в душе точно верит, что они найдут Тару Портмен или то, что от нее осталось.

Лайл протянул руку:

— Идет.

— Мистер Беллито! — воскликнула Гертруда привычным гулким басом, когда Илай шагнул в дверь. — Вы же должны отдыхать наверху!

Совершенно верно. В паху ворочалась колючая проволока, пока он ковылял к прилавку из каррарского мрамора. Надо было лежать, но, когда после ленча и краткого сна полегчало, Илай поддался побуждению заглянуть в магазин, посмотреть на товары, проверить торговые книги. Добравшись до тротуара, понял свою ошибку, однако возврата назад к тому времени не было: страшно подумать о перспективе вернуться в постель, преодолев, даже с помощью Адриана, узкую лестницу-Эверест.

— Ерунда, Герт. — Он тяжело оперся на трость, дойдя до прилавка. — Прекрасно себя чувствую. Если в вы еще подали стул из-за стойки...

— Конечно! — В верхнем флуоресцентном свете ее туго собранные сзади волосы блестели, как отполированный оникс. Она схватила стул, словно он весил всего пару унций, ловко выскользнула из-за прилавка. — Вот.

Герт поддержала его за локоть, Адриан за другой, и Илай осторожно уселся, даже не сел — откинулся на спинку. Вытер рукавом рубашки лицо в холодном поту. Новый помощник — как его, кажется, Кевин — явился с метелкой для пыли в руках, разинув рот при виде хозяина.

— Я вам очень сочувствую, — пробормотал он вроде бы искренне.

В самом деле?

Илай взял его в помощники и через несколько дней получил ножевой удар. Нет ли связи?

Вообще-то сомнительно, однако никогда не мешает обдумать возможности.

Служащие засыпали хозяина вопросами о нападении. Адриан сослался на потерю памяти, предоставив ему отвечать. Он ограничивался короткими туманными объяснениями и, наконец, не выдержал.