Пока прощались с хозяйкой-невестой и шли к машине, случайно добавились еще два попутчика: Карин — виртуальная жена Франкенштейна — и ее дружок Клод, парень ростом в шесть футов, страдающий, видно, отсутствием аппетита, с торчавшими козырьком надо лбом волосами, отчего голова в профиль смахивала на наковальню. Оба хором охнули — до чего круто побывать дома у медиума!
В «краунвик» места много. Будь Джек один, он, скорее всего, предпочел бы метро, но Джиа надо везти в безопасном автомобиле. Усадив ее на соседнем сиденье, а трех пассажиров сзади, он направил большой черный «форд» вверх по выезду на автостраду. Бруклин — Куинс и на север по эстакаде. Понадеявшись, что возражений не будет, открыл окна, никого не спрашивая. В конце концов, это его машина. Кому не нравится, пусть пешком топает.
Не слишком сырая и не слишком жаркая летняя ночь напомнила времена ранней юности, когда он водил старый битый «корвейр» с откидным верхом, купленный за гроши после того, как люди послушались Ральфа Нейдера[2] и начали избавляться от лучших в мире автомобилей. По вечерам садился за руль, поднимал верх, ехал куда глаза глядят, обдуваемый ветром.
Впрочем, сейчас воздушных вихрей нет. Даже в столь поздний час автострада Бруклин — Куинс забита машинами, а из-за неумолчной болтовни Джуни о своем гуру-медиуме кажется, будто они вообще не движутся с места. Ифасен общается с мертвыми, Ифасен обеспечивает вам контакт с мертвецами, Ифасен проникает в самые сокровенные темные тайны, делает удивительные, невозможные, невероятные вещи.
Джек не видел тут ровно ничего невозможного и удивительного, хорошо знакомый с невероятными вещами, которые проделывает Ифасен. Абсолютно ясно, как отыщется браслет Джуни.
Глупая девчонка, хотя симпатичная.
Рассчитывая заглушить музыкой треп об Ифасене, он сунул в плеер самостоятельно записанный диск. Салон заполнил голос Джона Леннона.
«Однажды... я видел свет...»
— "Битлз"? — спросил Клод с заднего сиденья. — Не думал, что их еще кто-то слушает.
— Еще раз подумай, — посоветовал Джек, прибавляя звук. — Послушай мелодию. Леннон и Маккартни родились, чтобы петь вместе.
— Запомни, — вставила Джиа, — ничто современное Джеку не нравится.
— Это еще почему?
— Посмотри на свою квартиру, на свои любимые дома, на любимую музыку. — Она с улыбкой кивнула на плеер. — Ни одной песни, записанной после восьмидесятых годов.
— Неправда.
— Какую поп-группу, кого из современных солистов ты слушаешь? — пискнула сзади Карин.
Джек, решив позабавиться, не стал докладывать, что в бардачке лежит последний диск «Тинейшес Ди».
— Мне очень нравится Бритни Спирс.
— Наверняка тебе очень нравится на нее смотреть, — заметила Джиа, — а песню какую-нибудь назови. Хоть одну.
— Э-э-э...
— Попался! — рассмеялась Карин.
— У Эминема кое-что нравится...
— Да ну тебя, — фыркнула Джиа.
— Правда. Нравится песня о совести, где в одно ухо говорит праведный голос, а в другое неправедный, помнишь? Здорово.
— Готов купить?
— Ну...
— Снова попался! — воскликнула Карин. — Попробуем девяностые годы. Что слушал в девяностых?
— Пускай я не фанат «Спайс герлс», но в девяностых жил полной жизнью.
— Докажи. Кого покупал и слушал?
— Запросто. «Тревеллинг Уилберис».
Клод расхохотался, а Карин простонала:
— У меня уже башка трещит.
— "Битлз" избавят тебя от головной боли, — заверил Джек. — Тут только то, что было написано до «Сержанта Пеппера», когда они еще не забурели. Хорошие вещи.
Автомобиль заполнили звуки вступления для двух гитар из песни «И твоя птица умеет петь», а Джек продолжал пробираться по извилистой автостраде вдоль берега Бруклина, то поднимаясь до третьего этажа, то опускаясь на два этажа ниже уровня улиц. Когда проезжали под нависшими Бруклинскими высотами, перед ними постепенно возник замечательный вид на нижний Манхэттен, сплошь залитый огнями.
— Прямо как в фильме «Власть луны», — заметила Карин.
— Только во «Власти луны» башни-близнецы еще стояли, — вставил Клод.
Джеку башни Всемирного торгового центра никогда не нравились, даже не подумал бы, что ему будет не хватать скучных посеребренных пеналов-двойняшек. Оказывается, не хватает — до сих пор при виде пустого неба на их месте накатывает приступ ярости. Наверно, террористы, как и все чужаки в этом городе, видели в башнях венец на его силуэте и нанесли удар по голове. Интересно, как бы реагировал город, если в они выбрали целью Эмпайр-стейт или Крайслер-билдинг, во многом олицетворяющие его сердце, душу, историю. На Эмпайр-стейт карабкался Кинг-Конг — настоящий Кинг-Конг.
На мосту Косцюшко Бруклин перешел в Куинс, и шоссе понеслось, извиваясь, сначала через Лонг-Айленд, потом через столь же непривлекательные Высоты Джексона.
Район Астория расположен на северо-западном выступе Куинса вдоль Ист-Ривер. В этих местах Джек бывал часто, но обычно не на машине. На Стейнвей-стрит находится один из его абонированных почтовых ящиков. Подъезжая, подумал, не сделать ли небольшой крюк, чтоб забрать почту, и отбросил эту мысль. Пассажиры могут задать ненужные вопросы. Лучше приехать в метро на следующей неделе.
Следуя несколько беспорядочным распоряжениям Джуни, которая всегда ездила сюда в такси и неуверенно отыскивала ориентиры, он съехал с автострады Бруклин-Куинс на бульвар Астория и повернул на север вдоль домов непрерывной рядовой застройки.
— Что такой крутой малый, как Ифасен, делает в подобном захолустье? — поинтересовался Джек.
— Куинс не захолустье! — возразила Джуни.
— А по-моему, настоящая глушь. Слишком открытое место. Чересчур много неба. На меня прямо дрожь нагоняет... — Он резко вывернул руль. — Ух ты!
— Что случилось? — воскликнула Джуни.
— Только что видел стадо бизонов. Собирались перебежать дорогу перед машиной. Говорю же, типичная глушь.
Под смех пассажиров на заднем сиденье Джиа, по обыкновению, больно ущипнула его за ляжку.
Проехали мимо массивного здания греческой православной церкви. Сновавшие перед ней по тротуару люди были одеты в широкие брюки, ермолки и сари. Раньше в Астории проживали почти одни греки, теперь прибавилось индийское, корейское, бангладешское население. Многоязычный район.
Свернув на Дитмарс-бульвар, оказались в торговом квартале с обычным набором лавок с одеждой, хозяйственных магазинов, туристических агентств, зоомагазинов, аптек, вездесущих экспресс-кафе «Кентакки фрайд чикен», «Данкин Донатс», «Макдоналдс», деликатесных с греческими сандвичами, шашлыком и кебабом. Миновали пакистанский ресторан с вывесками на фасаде, написанными не только на чужих языках, но и незнакомыми буквами. Греческое влияние по-прежнему сильно чувствуется — на тентах над греческими кофейнями, греческими пекарнями и даже пиццериями изображен афинский Акрополь, греческие боги.
— Вот! — Джуни, подавшись вперед, указывала в ветровое стекло на продовольственный магазин с желтым тентом с надписью по-английски и другой, вроде бы на санскрите. — Узнала! Поверни направо на следующем углу.
Джек покорно свернул в тихий жилой квартал. В отличие от остальных в этом районе улиц рядовой застройки здесь стояли отдельные двухквартирные дома. Наверху по темневшей эстакаде прогромыхал поезд.
— Дом 735, — продолжала Джуни. — Не проедем. Единственный одноквартирный дом во всем квартале.
— Наверно, единственный во всей Астории, — добавил Джек.
— Должен быть где-то справа. — Она снова махнула рукой. — Вон! Ур-р-ра! — Сзади послышались громкие аплодисменты. — Я же вам говорила, что найду дорогу!
Джек отыскал пустое место у обочины, не успел остановиться, как Джуни выскочила на тротуар:
— Пошли, ребята! Пообщаемся с мертвецами!
Карин с Клодом вывалились наружу, Джек не двинулся с места.
— Пожалуй, мы дальше поедем.
— Нет! — воскликнула Джуни, склонившись к переднему окну. — Джиа, ты должна с ним познакомиться, посмотреть, на что он способен!