— Нет. — Чарли быстрее забегал по комнате. — И он шел из подвала.

— Откуда ты знаешь?

— У двери стоял.

— Из подвала? — Лайл прохватила холодная дрожь вдоль спины. Он ужасно боялся подвала. — Почему ты мне не сказал?

— Вообще-то просто не успел. Позабыл, что у нас были гости?

— Все давно разошлись.

Чарли отвел глаза.

— Обязательно пойдешь смотреть?

— Обязательно, черт побери. — Идти в подвал ничуточки не хотелось, но иначе точно заснуть не удастся. — Может, сядешь? Меня раздражает твоя беготня.

— Не могу. Совсем слетел с катушек. Лайл, неужто ты не замечаешь? Дом переменился. Я сразу заметил, вернувшись сюда после встряски. Не могу сказать точно, а чую, что он стал какой-то другой... чудной.

Лайл тоже что-то чувствовал, но не признавался. Все равно что самому клюнуть на сверхъестественный бред, на который они приманивают рыбешку. Не дождетесь. Однако надо согласиться, что свет горит не так ярко, как до землетрясения. Или в углах тени немного сгустились?

— Прошедшая неделя истрепала нам нервы, и вот результат.

— Нет. По-моему, мы уже не одни в этом доме. Сюда как бы еще кто-то въехал.

— Вельзевул?

— Зря ты надо мной издеваешься. Не говори, что не чуешь!

— Ничего я не чую!..

Лайл замолчал и тряхнул головой, употребив двойное отрицание. Долгие годы старался стереть следы улицы в своей речи, но время от времени на ухоженной почве Третьего мира выскакивают сорняки. Произношение Ифасена взято из старого Третьего мира, косички — из нового. Ифасен — гражданин мира, не признающий границ между странами, расами, даже между жизнью и смертью.

Третий мир играет главную роль. Проникшиеся идеями «нового века» богатые белые простофили, составлявшие слой населения, на который охотился Лайл, уверены, что только древние примитивные цивилизации сохранили доступ к вечным истинам, забытым постиндустриальной технологической западной цивилизацией. Верят почти каждому слову африканца Ифасена, но отмахнутся от тех же самых слов Лайла Кентона, уроженца трущоб детройтского Вествуд-парка.

Лайл ничего не имел против избранной роли; фактически она ему даже нравилась. А Чарли не пожелал превращаться в ренегата, черного снаружи, белого внутри. Поэтому участвует в представлениях молча. Слава богу, хоть соглашается переодеться в Кехинде. Натягивает широкие штаны, подпоясанные веревкой, тяжело шлепавшие тапки на резиновой подошве, бейсболку с надписью «Тигры» козырьком назад. «Заново рожденный» любитель хип-хопа.

Услышав телефонный звонок, Лайл резко дернулся, облив пивом брюки. Нервы просто ни к черту. Взглянул на определитель — код Мичигана, — снял трубку.

— Привет, конфетка. Я думал, ты уже в самолете.

Бархатный голос Карины Хоукинс в трубке поднял волну страсти.

— Если бы. Рекламная программа затянулась, последний самолет ушел.

Он соскучился по Карине. В двадцать восемь лет — на два года моложе его — она возглавляла пресс-службу на рэп-волне в Дирборне. Они были практически неразлучны, пока Лайл не отправился на Восток, и последние десять месяцев переговаривались по телефону, планируя ее переезд в Нью-Йорк и устройство на здешней радиостанции.

— Тогда садись на утренний рейс.

Послышался зевок.

— Я совсем никакая, Лайл. Пожалуй, лягу спать.

Он не скрыл огорчения:

— Слушай, это уже продолжается три недели...

— К концу следующей все будет в полном порядке. Завтра звякну.

Попытка уговорить ее оказалась безрезультатной. Разговор закончился. Он мрачно замолчал, уставившись на подделку, висевшую на стене.

— Стало быть, не приедет? — спросил Чарли.

— Угу. Слишком устала. Много работы...

— Говорить не хочу, только она тебе крутит динамо.

— Не может быть. Заткнись.

Чарли пожал плечами и жестом застегнул рот на «молнию».

Лайл не признался в возникших уже подозрениях. Похоже, Карина, несмотря на сильное желание сменить место работы, охладевает к мысли покинуть уютную нишу в Дирборне и выйти на нью-йоркский рынок. А теперь начинает остывать к нему самому.

Остается одно: выкроить время на следующей неделе, поехать на запад, сесть перед ней, глядя прямо в глаза, поговорить, объясниться. Она ему нужна, он не хочет ее потерять.

Лайл взглянул на Чарли:

— Пошли, в подвал заглянем.

Младший брат молча кивнул, старший пошел вперед, спустился на первый этаж, свернул к старой кухне с линолеумом на полу, стал спускаться оттуда в подвал, щелкнул выключателем и ошарашенно замер на месте.

— Господи Иисусе... — Вспомнив, что Чарли стоит за спиной, прикусил язык и добавил: — Вот это трещина...

По словам агента из фирмы по торговле недвижимостью, продавшего им дом, подвал оборудовал владелец, после которого дом еще дважды переходил из рук в руки. Кем бы он ни был, вкусом не отличался. Навесной потолок с флуоресцентными лампами, вульгарные стенные панели под дерево, глупо имитирующие орех пекан, и оранжевый бетонный пол. Оранжевый! Как в плохом фильме шестидесятых или даже пятидесятых годов. Подвал в любом случае абсолютно не соответствует Менелай-Мэнор.

Теперь оранжевый пол расколола огромная трещина.

— Ух ты! — Чарли протиснулся мимо.

Рваная трещина протянулась по всей ширине между стенами с востока на запад, расширяясь в центре на пару дюймов. «Трещина» — не совсем подходящее слово. Бетонная плита расколота пополам.

— Похоже, глубокая, — заключил Чарли, присев у трещины на корточки и сунув туда руку.

У Лайла сердце замерло, он поспешно схватил его за запястье, сердито и испуганно крикнув:

— Что ты, дурак, делаешь? Вдруг плита снова сдвинется? Хочешь остаться без пальцев на правой руке?

— Ох, и правда, — спохватился Чарли, стиснув пальцы, словно от боли. — Это ты верно заметил.

Лайл только покачал головой. Во многих отношениях парень очень умен, однако когда порой требуется простой здравый смысл...

Он принялся исследовать трещину, гадая, глубоко ли раскололся грунт под бетоном. Наклонился, заглянул в отверстие. Ничего, кроме невыразительной темноты.

— Погоди-ка... что это?

Лайл испуганно вздернул голову. На миг показалось, будто он видит звезды... как бы смотрит в ночное небо, но в другое, невидимое с земли... в зияющий, полный звезд колодец, грозивший увлечь его вниз, в бездну.

Он отшатнулся, боясь заглянуть еще раз, и почувствовал на лице дуновение. Вытянул над отверстием руку — ладони коснулся легкий как перышко ветерок.

Откуда, черт возьми?

— Чарли, взгляни и скажи, что ты видишь.

— Зачем?

— Не валяй дурака, делай, что говорят.

Тот заглянул в трещину.

— Ничего. Одна чернота.

Лайл снова посмотрел, на сей раз не увидев ни звезд, ни незнакомого неба. Что же было минуту назад?

Он распрямился.

— Принеси, пожалуйста, ящик с инструментами.

— Зачем?

— Пока не знаю.

Не прошло и минуты, как Чарли вернулся, Лайл открыл ящик, отыскал двухдюймовые гвозди, бросил один в трещину. Прислушался, ожидая услышать, как он звякнет на дне, — ничего не дождался.

Поманил к себе брата:

— Наклонись-ка поближе, послушай.

Вторая попытка тоже дала отрицательный результат. Лайл посмотрел на Чарли:

— Что скажешь?

Он покачал головой:

— Может, внизу грязь, песок...

— Может быть. Все равно мы услышали бы что-нибудь...

— Есть идея!

Чарли вскочил, снова побежал наверх и вернулся с кувшином воды.

— Сейчас увидим.

Лайл приложил ухо к трещине, Чарли стал лить туда воду. Слышался только звук текущей тоненькой струйки — снизу не доносилось ни всплеска, ничего подобного.

Лайл сел на пол.

— Не хватало нам только бездонной ямы под домом...

— Чего будем делать? — Чарли ждал от старшего брата ответа.

Ответа не было. Определенно не хочется ставить в известность городские власти. Дом признают аварийным, их выселят. Не для того он проделал долгий путь из Мичигана, чтобы его выселили из первого приобретенного в собственность дома.