– Я не знал подробностей, Государь; но даже если бы я знал их, я бы все равно поступил так, как поступил.

– На что же вы рассчитывали?

– Полководец всегда рассчитывает на удар там, где его не ждут, Государь. В данном случае я надеялся, что генерал Ганецкий примет мою демонстрацию за направление решающей атаки.

– В знак уважения к вашей личной храбрости я возвращаю вам вашу саблю.

– Благодарю, Ваше Величество, – паша склонился в глубоком поклоне.

В то время как происходила эта театральная церемония, Дмитрий Иванович Скобелев прискакал к сыну. Оба генерала были молчаливо обойдены приглашением к царскому завтраку; но старику стало известно, что сын утром испросил аудиенцию и был принят императором.

– Унижался? – загремел Дмитрий Иванович, едва переступив порог. – Сапоги царские лизал, а что вылизал? Вот что! – он повертел фигой перед надушённой и любовно расчёсанной бородой сына. – Тебе сам Османка руку тряс, а хрен вам вместо праздничка, хрен с редькой, ваше превосходительство!

– Хрен с редькой – тоже неплохая закуска, – улыбнулся Михаил Дмитриевич.

Он был в мундире при всех регалиях и вместе с парадно одетым Млыновым деятельно накрывал на стол. Столь же парадный Куропаткин молча поклонился разгневанному генералу.

– Празднуешь? – презрительно отметил Дмитрий Иванович. – Унижение водкой заливаешь?

– Не унижение – победу, – улыбнулся сын. – А какую, сейчас узнаешь. Готово, Млынов? Зови.

Млынов вышел. Скобелев критически обозрел стол.

– Наливай, Алексей Николаевич. Первый тост – стоя.

Куропаткин едва успел разлить шампанское, как Млынов пропустил в комнату порученца.

– Доброе утро, господа, – сказал Мокроусов, с некоторым удивлением оглядывая накрытый стол и парадных командиров. – Звали, Михаил Дмитриевич?

– Возьми бокал. – Скобелев обождал, пока разберут шампанское, расправил бакенбарды. – Сегодня утром Государь изволил произвести тебя в офицеры и повеление о сём уже подписано. За здоровье подпоручика Мокроусова! – он залпом осушил бокал, достал из кармана погоны и протянул их Федору. – Носить с честью. И чтоб завтра представился мне по всей форме.

– Благодарю, Михаил Дмитриевич… – растерянно начал было Мокроусов.

– Ну, уж нет! – вдруг сердито прервал генерал Скобелев-старший. – Кончился для тебя Михаил Дмитриевич, понятно? Отныне он тебе – ваше превосходительство. Так-то, подпоручик, и дай я тебя расцелую на счастье!..

Осень 1877 года выпала затяжной и холодной, зима обещала сильные морозы и обильные снегопады, а русская армия была разута и раздета: по всей логике надлежало перейти к обороне, перезимовать и весною возобновить боевые действия. Внимательно следивший за ходом этой войны германский канцлер Бисмарк[52], исходя из этой логики, приказал убрать со своего рабочего стола карту Балканского театра русско-турецкой войны.

– Она не понадобится мне до весны.

Вскоре после этого личный представитель главнокомандующего Александр Петрович Струков, наконец-то произведённый в генералы, по личному поручению своего захворавшего непосредственного начальника докладывал высшему командованию русской армии общий замысел зимней кампании.

– Его Высочеством принято решение преодолеть Балканы, когда противник, да и весь мир, этого не ожидает. Колонна генерала Гурко должна наступать на Софию. Через Иметлийский перевал в скором времени пройдёт генерал Скобелев-второй для действий против группировки Весселя-паши. Для обеспечения этих ударов формируется Траянский отряд под командованием генерала Карцева с задачей прорваться через Траянский перевал.

Гурко преодолел Балканы, победив турок, снега, вьюги и морозы, и вступил в Софию к великой радости всей Болгарии. Чего это стоило его войскам, красноречиво говорит личная депеша великого князя главнокомандующего, адресованная непосредственно брату, российскому Императору Александру II: «…за время форсирования Балкан русская армия окончательно осталась не только без сапог, но и без шаровар. Умоляю Ваше Величество…»

Колонна генерала Скобелева прорвалась через Иметлийский перевал, не испытывая подобных трудностей, поскольку вся была одета в добротные белые полушубки. Обрадованный этой вестью Дмитрий Иванович тут же подписал все розданные Млыновым долговые обязательства, не забыв, правда, красочно выругать предусмотрительного, но не в меру щедрого сына.

28 декабря произошло решающее сражение возле деревень Шипка и Шейново. Войска генерала Скобелева внезапно, без артиллерийской подготовки начали атаку и, умело маневрируя, соединились с войсками генерала Святополк-Мирского. Армия Весселя-паши оказалась в полном окружении и после некоторых колебаний сложила оружие. Русские взяли двадцать две тысячи пленных с восемьюдесятью тремя орудиями. Путь в южную Болгарию был открыт.

Победа была настолько впечатляющей, что великий князь Николай Николаевич скрепя сердце приказал Михаилу Дмитриевичу лично доложить ему об этой операции. Скобелев немедленно прибыл в ставку, где его первым встретил Струков.

– Наконец-таки сообразили, что тебе давным-давно пора генеральскую форму носить, Шурка, – улыбнулся Михаил Дмитриевич, обнимая Струкова. – Пойдёшь ко мне авангардом командовать? Вместе коней в Босфоре искупаем.

– А что? – рассмеялся Александр Петрович. – И искупаем. Отличная мысль!

– Тогда подготовь к этой мысли своего непосредственного начальника.

Великий князь благожелательно выслушал краткий доклад Скобелева и даже выразил благодарность.

– Молодецки! Назначаю тебя командовать передовой колонной отряда генерала Радецкого. Чтоб и впредь молодецки гнал турок до самого моря!

– Для этого мне нужен молодецкий командир авангарда, Ваше Высочество, – Скобелев протянул рапорт. – Извольте ознакомиться с нижайшей просьбой.

Главнокомандующий прочитал рапорт и нахмурился.

– А почему именно Струкова?

– Генерал Струков обладает высшими качествами начальника – способностью быстро принимать решения и ответственной инициативой, Ваше Высочество.

Николай Николаевич был весьма недоволен, но отказать в просьбе все же не решился. Теперь Скобелев стал не только героем Плевненских штурмов, но и победителем Весселя-паши. Да и сам Струков мягко, но настойчиво просил о том же ещё утром.

Конный авангард Скобелева, которым командовал генерал Струков, 3-го января 1878 года стремительной атакой захватил железнодорожный узел Семенли. Едва дав отдохнуть коням, но отнюдь не кавалеристам, Александр Петрович уже на следующее утро захватил Германлы, отрезав армию Сулеймана, что вынудило даже нетерпеливого Скобелева срочно отправить к лихому командиру авангарда Млынова с личной запиской: «Остановись, Шурка, дай войска собрать!»

– Ругается Михаил Дмитриевич? – улыбнулся весьма польщённый Александр Петрович.

– Скорее восторженно смеётся, – невозмутимо пояснил Млынов. – У нас вся артиллерия отстала, а турки со страху об этом и не догадываются.

Форсированными маршами подтянув свои силы, Скобелев вновь бросил Александра Петровича вперёд, послав приказ через порученца подпоручика Федора Мокроусова. Приказ был устным:

– Только вперёд! Передаю дословно.

– Понял, поручик.

Пройдя за сутки восемьдесят вёрст, кавалеристы Струкова нежданно-негаданно появились перед Адрианополем. Паника турок была столь велика, что двухтысячный гарнизон сдал крепость без боя.

Однако радость Михаила Дмитриевича оказалась весьма омрачённой. На подходе к городу передовой дозор Струкова был встречен огнём турецкого охранения. Охранение казаки разогнали, но сопровождавший их в этом дозоре Мокроусов был ранен.

– Тяжело? – угрюмо спросил Скобелев Млынова.

– Тяжело, Михаил Дмитриевич, – вздохнул адъютант. – Однако врач сказал, что выкарабкается.

– Жаль Федора. Он стал бы хорошим боевым офицером. Проследи, чтобы в Россию первым же транспортом отправили.