И всяким благом человека, притом единственным в этой жизни, [философы] считают добродетель. Этому учит Сенека в книге О блаженной жизни повсеместно, и [то же можно найти] в любом месте V книги Тускуланских бесед Туллия. И он же в книге О парадоксах клятвенно заверяет, что никто никогда не достигнет блага иначе, как с помощью добродетели. И это подтверждает авторитетное высказывание одного из семи мудрецов, которого во время бегства всех сограждан, спасавшихся от войска противника, спросили: «Почему не берешь с собой свое имущество как другие?», — на что он ответил: «Все свое ношу с собой», — он считал своей только добродетель. И это был Биант Приенский, как учит Валерий Максим в IV книге. И Сенека в книге К Серену, [отвечая на вопрос] почему мудрецу не грозит ни несправедливость, ни бесчестие, привел [историю] о философе Стильпоне, который, будучи спрошенный тираном, который захватил его родной город и присвоил себе все имущество граждан, лишился ли он чего-нибудь, ответил: «Ничего, ведь все мое со мною», — показав себя не только непобежденным, но и не претерпевшим ущерба, ибо он обладал истинными благами, которые нельзя отобрать силой. А то, что рассматривалось [другими] как уничтоженное и разграбленное, он не считал своим, но дарами судьбы, подвластными ее прихоти.
Добродетель также — источник жизни человека. Сенека говорит в I книге Писем, что человек умирает раньше, чем начинает жить, имея в виду тех, кои погрязли в грехе и грешат до своей естественной смерти…
Кроме того, все философы считали, что слава добродетели своей удивительной красотой должна привлекать всякого, ибо как великолепно говорит Туллий в книге Об обязанностях, добродетель притягивает нас своей силой и привлекает своим достоинством. Также Апулей в III книге Обучении Платона утверждает, что добродетель есть красота души. И Туллий в IV книге Тускуланских бесед говорит, что «как в случае тела имеет место соответствующая форма членов вкупе с некоей приятностью цветов, которую называют красотой, так и в душе соразмерность и неизменность в суждениях и мнениях вкупе с некоей стойкостью и постоянством, следующих за добродетелью или самой добродетели предшествующих, называется красотой». И Апулей называет добродетель не только красотой души, но и ее здоровьем и силой. То же думает и Цицерон, что очевидно из многих мест II, III, IV и V книг Тускуланских бесед.
De ira: "Nihil est tam difficile et arduum quod non humana mens vincat et in familiaritatem perducat assidua meditatio"…
И хотя невозможно или трудно тому, кто в течении длительного времени закосневал в своих старых нравах, обратиться к добродетелям, как говорит Аристотель в конце Этики, Сенека, тем не менее, говорит во II книге О гневе: «Нет ничего столь трудного и тяжелого, что человеческий ум не смог бы победить и что упорное размышление не смогло бы соделать привычным»…
Глава III
О грехе мы поведем речь, как и о добродетели, в общем. Ибо Туллий говорит в V книге Тускуланских бесед, что «грешить непозволительно никому», поскольку грехи препятствуют полному совершенству души и стяжанию будущего счастья, ибо аль-Газали говорит в Логике, что это счастье происходит от совершенства души. А совершенство заключается в двух вещах: в чистоте и красоте. Чистота — это очищение от низменных нравов и излечение от постыдных помыслов. Красота же состоит в том, чтобы в душе была запечатлена очевидность Божественной истины и бытие всей вселенной в соответствии с ее образом — посредством откровения, в котором нет заблуждения и неясности: так, чтобы душа была, например, как зеркало, которое совершенно только в том случае, если оно всецело очищено от грязи и ржавчины, и [лишь] затем к ней будут поднесены прекрасные формы. Итак, душа подобна зеркалу, ведь в ней будут запечатлены формы всей вселенной, если она будет очищена от дурных нравов. Так говорит аль-Газали. И поэтому грехи ослепляют человека, ибо, как утверждает Аристотель во II книге Этики, всякий злой человек — невежда. И Сократ говорит, что тот, кто совершает дурное деяние, может поступать так только в силу невежества, поскольку когда в нем возникает желание греха, он теряет знание и разум…
Но грех не только ослепляет, пятнает и ослабляет разумную душу, но и обращает ее к животной жизни, как показывают философы во многих местах [своих сочинений]. Поэтому Сенека в книге О блаженной жизни говорит[263]: «Туда же я помещаю людей, которых ленивая природа и незнание себя низводит в число скотов и диких животных. Между ними и теми нет никакой разницы, поскольку у тех нет никакого разума, а у этих он испорчен и искусен во зле и извращении». И Философия доказывает в IV книге Утешения, что злые не существуют[264], поскольку сохранение порядка есть то же самое, что сохранение природы. Но грех — против природного порядка, следовательно, злые утрачивают бытие. Из этого с необходимостью вытекает, что отвергших условия человеческого существования порочность по справедливости столкнет ниже человеческого рода. Следовательно, если видишь кого-либо обезображенного пороками, то не можешь считать его человеком[265]. И Философия добавляет. «Томится ли жаждой чужого богатства алчный грабитель? — Скажешь, что он подобен волку. Нагло нарывается на ссору? — Сравнишь с собакой. Замышляет в тайне худое, злорадствует незаметно для других? — Подобен лисице. Бушует в неукротимом гневе? — Думаю, что уподобился льву. Труслив и бежит от того, чего не следует бояться? — Похож на оленя. Прозябает в нерадивости и тупости? — Живет как осел. Кто легко и беспечно меняет желания? — Ничем не отличается от птиц. Кто погружен в грязные и суетные страсти? — Пал в своей похоти до уровня свиньи. Итак, всякий, кто, лишившись добрых нравов, перестает быть человеком, превращается в скота»[266].
И поскольку мы охотно оправдываем наши прегрешения, сколь бы они ни были велики или малы, многочисленны или незначительны по числу, то Сенека во II книге О гневе спрашивает. «В самом деле, какому пороку недостает защитника?»[267] Но пороки других мы оправдываем не столь охотно. Ибо там же Сенека говорит: «Пороки других у нас перед глазами, а к своим мы поворачиваемся спиной». И поскольку с благочестивым будешь благочестивым, а с невинным — невинным, то Сенека говорит во II книге Писем: «Никакая вещь не внушает столь сильно душам благочестие и не обращает к правильному [пути] колеблющихся и склоняющихся ко злу, как общение с добрыми [людьми]»…
Раздел IV
Глава I
Я сделал третью часть моральной философии столь объемной, чтобы показать красоту и полезность наук о нравственности, а также из-за того, что редко встречаются книги, из которых я извлек сии корни, цветы и плоды благонравия. Теперь же я хочу обратиться к четвертой части этой науки, которая, хотя и не столь обильна и велика, как третья, но куда более удивительна и обладает большим достоинством не только сравнительно с той [третьей] частью, но и со всем прочим, ибо она убеждает в том, что надлежит верить истинному учению, которое должен принять род человеческий, любить его и удостоверять делами. И из всей философии нет ничего более необходимого человеку, более полезного и благородного. Ибо [положение, согласно которому] моральной философии подчинены прочие науки, истинно прежде всего благодаря этой части. Ибо вся мудрость направлена на постижение того, как спастись роду человеческому, а это спасение заключается в принятии того, что ведет человека к счастью будущей жизни, о которой Авиценна, как было сказано ранее, говорит, что ее глаз не видел и ухо не слышало. И поскольку эта четвертая часть стремится к постижению этого спасения, и увлекает к нему людей, то все науки, искусства и занятия, да и все, что может быть рассмотрено человеком, обязано [служить] этой благороднейшей части гражданской философии; и в ней положен предел человеческому познанию.
