— Ну да, — протянула я. — Голова болит из-за погоды, а чистилище это просто баня, всего-то. Знать бы еще, чего они хотят… И почему я их перестала видеть? Оказывается, это было так удобно, а я всегда была недовольна этой способностью. Вот уж точно, все познается в сравнении.
— Вы идете?! — недовольно крикнул Марэль. — Я уже замерз вас ждать!
Я вздохнула и, развернувшись, пошла к наемнику. Иллий, шедший позади, догнал меня и примостился слева. Попытался взять под ручку, но я вырвалась. Терпеть не могу, когда меня держат подле себя таким вот образом.
И почему некромант такой упрямый? Лечиться не любит, в том, что голова сильно болит, признаваться не хочет. Хотя, кто любит о своих болячках плакаться? Наверное, только кисейные барышни. Дар на кисейную барышню не тянул, больше на упрямого барана, о чем я уже говорила раньше. Жаль только, что от этой головной боли его не вылечишь простым касанием руки, как это бывает с простудой.
Бросив быстрый взгляд на хмурого Дарисса, я покачала головой. Ну что ж, с этим тоже придется разобраться. Только вот вопрос, как?
Марэль, замерзший и хлюпающий носом, ждал нас, скрестив руки на груди. Ну вот, еще и его лечить. А впрочем, маги-наемники были ценны как раз тем, что могли лечить и себя, и других. Небольшого дара целительства им хватало.
— Надо Тени весточку послать, — сказал он. — А то все забываю, а вроде уже все решили.
— Давай завтра, когда в Тэш'Ша прибудем, — зевнув, предложил некромант, обещавший отправить магическое послание жене наемника. — Я сейчас вообще никакой, спать хочу — не могу.
Деревня, и без того маленькая, пребывала в запустении. Из сорока одного дома (да, я специально считала) жилых было всего шестнадцать. Остальные же кричали пустотой разбитый окон, просевших крыш и срубов. Еще несколько лет — и в деревне не останется никого. Наверняка близость города повлияла — многие переехали туда.
— Где бы нам переночевать?.. — размышлял вслух Марэль, высматривая цепким взглядом что-то во дворах, мимо которых мы шли.
Пройдя деревню до конца и не найдя постоялого двора — хотя на самом деле, мы не очень-то на это и рассчитывали, — мы решили проситься на постой. Но проблема была в том, что все уже легли спать и будить кого-то нам не хотелось.
В этот момент дверь в доме справа открылась, и на порог вышла женщина, кутающаяся в пуховой платок. Она подошла к конуре, выманила оттуда собаку, отвязала повод и, напутствовав псину весьма нелестным словом, вытолкнула ее за калитку.
Марэль, не желая упускать подвернувшуюся возможность, кинулся к женщине, придержав калитку. Женщина вскинула глаза, с испугом посмотрела на мужчину. Марэль отпустил калитку, отступил на шаг и спросил:
— Переночевать пустите? Мы заплатим.
Женщина оглядела нашу компанию, почему-то задержалась взглядом на мне (может, подумала, что если я путешествую в компании мужчин, то они не опасны?) и, задвинув засов на калитке в пазы, более уверенно, свысока поглядела на Марэля.
— Вы ксавийцы? — спросила она. Мы обрадовано закивали. — Иди-ка вы отсюда, к себе не пущу. Опасно это, донесет еще кто, проблемы мне не нужны. К Марьке постучитесь, она в конце улицы живет, в доме напротив погреба. Она, может, и пустит.
Мы развернулись и пошли в назначенном направлении. Странно, и почему она не захотела нас пускать? Ну ксавийцы и ксавийцы, дальше-то что? Это явно как-то связано с гонениями на ксавийцев…
Вышеозначенная Марька не спала — дверь нараспашку, из глубины дома доносятся голоса. Мы постучали для приличия и, не получив ответа, вошли в сени. Здесь было темно, я хотела зажечь осветительную сферу, но оступилась и споткнулась обо что-то, отозвавшееся гулким звоном и покатившееся по полу. Дверь в сени приоткрылась, и в щель между ней и косяком просунулась всклокоченная женская голова.
— А вы кто? — поинтересовалась она.
— Нас сказали, что у вас можно переночевать, — неуверенно сказала я, зажигая-таки осветительную сферу.
Дверь распахнулась на всю, и в сени вышла низенькая худая женщина, телосложение чем-то напоминающая мне меня же. Волосы ее напоминали воронье гнездо, на скуле желтел уже сходящий синяк, одежда была потрепана и залапана пятнами.
Женщина похлопала по карманам, что-то разыскивая, потом вытащила, если судить по запаху, мешочек с табаком и кусочек бумаги. Насыпала табака, послюнила и скрутила бумажку трубочкой и засунула самокрутку в рот.
— Огонька не найдется? — хрипловатым голосом спросила женщина.
Дар поднес ей огонек, расположившейся у него на ладони. Курильщица не выказала удивления, будто ей каждый день маги прикуривать дают.
— Вы из Ксавии, верно? — спросила она.
— Да, а откуда вы знаете? — удивилась я.
— Потому что ко мне только ксавийцы и приходят. Я, в отличие от остальных, не боюсь гнева его величества. Да и почему бы не помочь землякам? Только придется тут лечь, в доме места нет, сами в одной комнате ютимся.
Я подняла осветительную сферу повыше, разглядывая обстановку в сенях. Здесь все было завалено хламом, а единственным местом, свободным от вещей, был пятачок пола, где стояли ведра с водой.
— Может, мы к другим попробуем попроситься переночевать? — предложила я. — Здесь так мало места…
— Глупости, — уверенно заявила женщина. — Другие вас не то что на порог не пустят, а еще и из деревни вытурят и ограбят чего доброго. Нынче приказ из самого Дортра: никаких ксавийцев, всех гнать взашей. А вы тут переночуете, я никому не скажу. Ведра на улицу выставьте и ложитесь.
И, не дожидаясь наших робких возражений, женщина вернулась в комнату. Мы вздохнули и принялись разбираться. Ведра, как и было предложено, выставили на улицу, расстелили одеяла. С входной дверью пришлось повозиться — она просела и закрывалась с трудом. Наверное, поэтому она и была всегда настежь.
Мне было тесно, некомфортно и брезгливо. Чтобы все уместились, пришлось повернуться и спать на боку. Плечу было жестко, земляной пол холодил даже через одеяло, а в голову лезли всякие мрачные мысли. И почему это я, королева, должна спать в какой-то хибарке?!
А через несколько минут началось представление. Из комнаты послышался звон бьющегося стекла, сдавленная ругань мужчины, недовольный крик хозяйки, детский плач и еще раз звон стекла. Потом ругань стала смачнее, плач — громче и надрывнее, а крик хозяйки превратился в сплошные причитания. В итоге мужчина не выдержал и, судя по глухому шлепку и вскрику женщины, ударил жену.
Мы слажено сели и переглянулись. Иллий вообще порывался пойти разобраться, что к чему. Я схватила его за рукав, заставляя сесть обратно.
— Не вмешивайся, это их дело, — сказала я.
— Тем более, что после нашего ухода он может отыграться на ней еще и за то, что мы ее пытались защищать, — продолжил мою мысль некромант.
— Интересно, — спросила я тихо, — и часто они так? И если да, то почему она терпит? Уходила бы к другому.
— А если нет никакого другого, что делать и куда уходить? — подавив зевок, заметил Дар. — Тем более с ребенком. Ты иногда как скажешь.
— По-моему, лучше никакого, чем такой, — упрямо возразила я. — А за хозяйством женщина и одна может следить.
— Угу, — подавив еще один зевок, сказал некромант. — Вас послушать, так вы и детей без нас рожать можете и хозяйство вести. Вы только и можете продолжать то, что мы начали.
— Что еще за глупости такие? — взбеленилась я. — Мы без вас прекрасно обходимся, вы нам ни к чему.
— Ладно, — хитро сказал Дарисс, — давай так: завтра все свои проблемы решаешь сама, мы тебе не будем помогать. Потом посмотрим, как ты запоешь.
— Еще как посмотрим, — надменно согласилась я. — У меня ведь никаких проблем нет.
Ответом мне было скептическое хмыканье мужчин.
Паршивцы.
…Я бежала по заснеженному полю, босыми пятками касаясь белоснежной морозной пелены. Просторная длинная белая рубаха неприятно холодила и липла к телу. Длинные волосы развевались за спиной. А за мной тянулась вереница кровавых бусинок, ярко алеющих на снегу. Кровь заливала глаза, стекала по подбородку, капала на рубаху, выкрашивая ее красноватыми подтеками.
