Если манипуляцией мы называем подмену открытого личностного контакта закрытым, отношение к человеку как к объекту, от которого требуется добиться какого-то результата, а не как к субъекту общения, то мы, руководствуясь Шостромом, должны прямо сказать, что любой внимательный тактичный родитель, бережно подправляющий неудачные шаги своего дитяти так, чтобы его не ранить и не сломать его индивидуальность, — злостный манипулятор! А тот родитель, который напрямик, без обиняков "бороздит" душу ребенка, имеет с ним непосредственный личностный контакт!

Всякий разумный человек скажет, что это абсурд, и откажется применять критерий открытости к взаимоотношениям родителей и детей. Дети принципиально не могут понимать родителей, как они, например, понимают своих сверстников. У них нет еще и малой доли того жизненного опыта, который определяет личность родителей и без которого их понимание остается неполным. Поэтому попытка родителей достичь полной открытости перед детьми, стать равными, не может привести к искомому взаимопониманию, но, напротив, приведет к потере родительского авторитета. При нормальных взаимоотношениях естественное непонимание детьми родителей компенсируется почитанием, о котором гласит пятая заповедь Моисея. И разрыв между ними сокращается очень медленно и едва ли успевает исчезнуть совсем к закату жизни родителей и к полной зрелости детей.

Между прочим, наш американский "эксперт по манипуляторам" Эверетт Шостром, увлеченный их "разоблачением", этому важному моменту совсем не придает значения. Он лихо вклинивается со своим анализом во взаимоотношения родителей и детей. "Самое интересное то, — замечает Э. Шостром, — что манипулятор может испытывать многие чувства вполне искренне, но он непременно попытается использовать их "на что-то полезное", как он думает. То есть в нагрузку к искренним слезам дается некая манипулятивная цель"[141].

Шостром с обычной для него беспощадной иронией приводит пример матери, пытающейся воздействовать на детей фразами типа: "иди и радуйся, и не думай о том, что у меня болит голова", или: "не беспокойся обо мне. Зачем тебе думать о таких пустяках"[142]. Конечно, подобная манера воспитания показывает яркий пример того, как материнской жертвенностью прикрыт вопль о сострадании. Но даже если это гротеск, можно ли все так упрощать, раз и навсегда повесив на измученную мать ярлык манипулятора?

К сожалению, слишком узнаваема воспитательная ситуация, когда родители в отчаянии чувствуют, что теряют контроль над детьми именно в тот момент, когда детей "понесло" и именно сейчас дети нуждаются в действенном вразумлении. Можем ли мы сомневаться в том, что мать, о которой полушутливо говорит Шостром, искренна в своем желании детям добра, хотя она и применяет к ним не самые удачные воспитательные меры? Никому в голову не придет в этом усомниться.

Тогда сам собой встает и следующий вопрос: что могло толкнуть ее на неискренний путь спекулирования сыновними чувствами своих детей? Ответ слишком очевиден, особенно для тех, кто имеет не только сыновний, но и родительский опыт; причина — в бессилии и отчаянии. Родительская любовь — чувство, не поддающееся самоконтролю. Нет для родителей страдания большего, чем если их детям угрожает опасность, о которой дети сами даже не догадываются. Ведь как бы ни был родитель терпим к пороку, если он на себе испытает жестокость своих детей, он "кожей" ощутит, как они несчастны, какой мучительный мрак в их душах! Чем растопить и отогреть их ожесточившиеся сердца, если они ни о чем не хотят слышать?.. Мать видит, что дети, эгоистически замкнувшись на собственной персоне, не хотят признавать никого, даже ее. Может быть, на этот случай и существуют какие-то другие воспитательные меры, лучше манипулятивных. Но есть ли у нее в этот отчаянный момент силы для творческого поиска?

Не степень открытости является решающим критерием искренности отношений между родителями и детьми. Ведь детей от полного понимания их родителей все равно отделяет непройденное пространство жизненного опыта. С другой стороны, родители, в силу жертвенности, которая является частью их природно-социальной роли, также оставляют детям пространство самостоятельности, необходимое для их взросления. В действительности неискренность в отношениях вертикального типа проявляется в том, что полная жертвенность со стороны родителей и полное доверие со стороны детей подменяются поиском каких-то эгоистических интересов только для себя.

Горизонтальные отношения во всем их бесконечном многообразии, напротив, терпят основные потери от закрытого типа общения. Этот тип, к сожалению, распространен не только в функциональной сфере, когда людей связывает, например, работа. Искушение поставить какие-то "важные" цели выше прямого, ничем не замутненного личностного контакта, слишком часто встречается и среди близких родственников. Ради этой "высшей", как кажется в этот момент, цели душа захлопывается перед людьми самыми близкими, даже перед супругом или супругой, и начинается манипулирование ими по уже известной схеме.

Здесь уже Эверетту Шострому есть где разгуляться. "Самые интересные находки манипуляторов, — со знанием дела сообщает он, — в области любовных отношений. Ключевая фраза здесь: Если бы ты любил меня, то ты бы… О чем может свидетельствовать эта фраза, сказанная одним из супругов? Какой-то знак внимания, подарок, вещь, или все, что угодно в этот момент воспринимается единственной целью, а спутник или спутница жизни, покуда не обеспечит эту единственно заслуживающую внимания цель, не может доказать свою любовь, и, следовательно, не заслуживает ответной любви. Не он или она — цель; цель в том, что ожидается от него или от нее. А сам он или сама она — всего лишь средство на пути к цели…

Шостром в привычной для него саркастической манере дает "советы", как добиться более искренних чувств мужа, типа следующих: "Останься без обеда; тогда ты сможешь положить лишнее яблоко ему в портфель. ("Родной, тебе витамины нужны больше, к тому же я почти не хочу есть"). Не говори ему о том, что ты дважды падала в обморок в торговом центре от слабости, когда покупала ему рубашку (но удостоверься, что он знает о твоих обмороках). Открой окно в его спальне как можно шире, чтобы у него было больше воздуха, и закрой свое окно, чтобы не использовать его запас"[143].

Конечно, это не всерьез, но к чему на самом деле могут привести шутливые советы Шострома? Ясно, что за этим "почти не хочу есть" муж безошибочно почувствует лукавство. Раз она не раскрывается до конца, значит ей есть, что скрывать. А может быть… И понятно, что ком взаимного недоверия может вырасти мгновенно до самых невероятных размеров.

В супружеских отношениях как в предельном выражении горизонтальных человеческих связей губительна малейшая неискренность. Не случайно первой реакцией учеников Христа, услышавших, сколь велика ответственность вступающих в брак, в котором взаимопроникновение двоих делает из них одно, была реакция испуга перед трудностью этого подвига: "если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться" (Мф 19:10). Любые попытки добавлять к искренним чувствам манипулятивные цели здесь особенно угрожают взаимным отчуждением — охлаждением и даже потерей любви.

Ложь разрушает личностное общение людей и их разъединяет. Понятно ли нам сегодня, о чем говорит авва Дорофей, хотя мысль его кажется для нас совсем не новой? Он говорит, что человеку, привыкшему хитрить и изворачиваться, "никогда не верят, но хотя он и правду скажет, никто не может дать ему веры, и самая правда его оказывается невероятною". За этой мыслью, в общем-то крепко внушенной нам еще с детства, встает глубинное святоотеческое понимание природы и действия лжи.