К сожалению, очевидно также и то, что люди, не подверженные подозрительности в такой мере, все же не могут пребывать в спокойствии за себя, они не могут быть уверены, что не лгут мыслью в чем-то другом. "Каждый из нас, — продолжает владыка Антоний, — представляет собой в одно и то же время несколько разных личностей <…> Мы бываем различными в зависимости от обстоятельств и окружения: разные лица, встречающиеся с нами, знают в нас совершенно различных людей, по русской пословице: "Молодец против овец, а против молодца и сам овца". Как часто это бывает: каждый из нас может вспомнить среди своих знакомых даму, которая — сама любезность с чужими и сущая фурия у себя дома, или грозного начальника, который в семейном кругу — воплощение кротости"[95].

Так, начав с маски "подозрительного судьи", мы обнаружили, что кроме нее есть еще другие бесчисленные маски, которые люди иногда примеривают на себя, а иногда носят не снимая, так что уже сами не помнят своего подлинного лица…

Как найти в себе свое подлинное "я"? Для христианина этот вопрос стоит особенно остро, поскольку требуется решить, "какая из наших личностей должна выступить для встречи с Богом. Это непросто, — подчеркивает митрополит Антоний Сурожский, — потому что мы настолько не привыкли быть самими собой, что искренне не знаем, которая из всех личностей и есть это подлинное "я""[96].

Кроме того, всегда остается опасность: во множестве вариаций задавать вопрос "кто я на самом деле?", и при этом никак не пытаться сдвинуться с места. Поэтому люди особенно ценят, когда перед их глазами кто-то уже нашел путь и идет по нему, когда путь этот убеждает своей конкретностью или по крайней мере тем, что по нему можно идти! Владыка Антоний здесь, как всегда, находит самый прямой, хотя не самый легкий путь: "если бы мы посвящали несколько минут в день на то, чтобы вдуматься в свои поступки и отношения с людьми, то, возможно, очень приблизились бы к открытию этого; мы заметили бы, каким человеком мы были при встрече с таким-то и таким-то, и кем — уже совсем другим — когда делали то или это. И мы могли бы спросить себя: когда же я был действительно самим собой"[97].

В самом деле, если мы хотим что-то найти, надо искать, а не сидеть сложа руки. Это же самое относится и к поиску подлинного самоощущения в себе. "Если вы заглянете в самих себя, — продолжает митрополит Антоний, — и решитесь спросить себя, как часто вы поступаете, исходя из самых глубин своей личности, как часто вы выражаете свое истинное "я", то увидите, что это бывает очень редко <…> Может быть, никогда, может быть, лишь на долю секунды или до известной степени при особых обстоятельствах, с определенными людьми"[98].

Человеку так необходимы эти минуты, в которые он остается только наедине с собой, со своим внутренним миром, пытается разобраться, "навести порядок" в себе, разложить на "свои места" все свои представления о жизни, влечения, обязанности, ответственность за близких. "Слишком часто, — еще раз убеждает в необходимости такой самопроверки владыка Антоний, — мы погружены в разные пустяки, которые окружают нас; так вот, в течение этого времени, этих кратких минут сосредоточенности надо оставить все, что не является жизненно важным"[99].

Поэтому митрополит Антоний приглашает каждого к совершенно конкретному шагу, чтобы начать необходимое для встречи с Богом возвращение в себя: "итак, давайте приступим к этому и каждый вечер в течение недели будем молиться такими, очень простыми словами:

"Помоги мне, Боже, освободиться от всего поддельного и найти мое подлинное "я""[100].

И здесь человек встречается с первыми искушениями: "в эти пять или десять минут, которые вы можете выделить, — продолжает свою мысль Сурожский митрополит, — а я уверен, что на протяжении дня это может каждый, — вы обнаружите, что нет для вас ничего более скучного, чем остаться наедине с самим собой"[101]. В самом деле, если мы обычно живем как бы отраженной жизнью, если и самая жизнь, которая в нас, — вовсе не наша, а жизнь других людей, то собственный наш мир убог и неинтересен даже для нас самих.

И как только человек пытается углубиться в себя, ему становится скучно. Возникает желание "отвлечься", чтобы внимание было чем-то захвачено, разумеется, — какими-то внешними впечатлениями, — чтобы было интересно. Секунда — и включен телевизор, музыка или открыт развлекательный роман! Как преодолевать это первое препятствие на пути обратно в себя?

Митрополит Антоний не боится ответов честных, может быть, исключающих надежду на быстрый успех. "Вы рискуете, конечно, в таком случае, что вам будет скучно наедине с самим собой; ну что ж, пусть будет скучно", — так уверенно можно говорить, если точно знаешь, что за скукой откроется то, что вознаградит упорство! И особенно убедителен он, когда поиск подлинного "я" в глубинах собственной души сравнивает с постепенным раскрытием закрашенной фрески.

Даже если первая встреча с собой разочаровала, "это не означает, что ничего не остается в нас, — обнадеживает он, — потому что в глубине нашего существа мы созданы по образу Божию, и это совлечение всего ненужного очень похоже на расчистку прекрасной древней стенной живописи или картины великого мастера, которую в течение веков, поверх подлинной красоты, созданной мастером, закрашивали лишенные вкуса люди. Сначала чем больше расчищаем, тем больше появляется пустоты, и нам кажется, что мы только напортили там, где было хоть несколько красоты; пусть немного, но хоть сколько-то. А затем мы начинаем открывать подлинную красоту, которую великий мастер вложил в свое произведение; мы видим убожество, затем промежуточную путаницу, но в то же время можем предугадать и подлинную красоту"[102].

Пустота, которую встретил в себе человек, его пугает. Если он со всей глубиной сможет осознать, что эти нищета и убожество — единственное, чем он реально владеет, а всё внешнее — не его, ему не принадлежит, то он станет искать, что же подлинно наполнит его жизнью, а не призраками жизни. "И тогда мы обнаруживаем, — продолжает владыка Антоний, — что мы такое: убогое существо, которое нуждается в Боге, но нуждается в Нем не для того, чтобы заполнить пустоту, а для того, чтобы встретиться с Ним"[103].

Случайно ли у митрополита Антония подчеркнуто различение между "заполнением" душевной пустоты и встречей с Богом? "Заполнить" пустоту — значит искать радость только для себя, а "встреча" — радость взаимного общения. "Заполнить" бесконечность человеческой глубины невозможно никакими внешними развлечениями и удовольствиями, хотя люди очень спешат "забить" ими хранилища своей души. Но все это оказывается мертвым ненужным грузом. Только встреча с Богом никогда не обесценится в своей трепетности и живой радости, потому что Он — сама Красота и сама Любовь.

Трудно учиться жить собственной, а не чужой жизнью, приходится заставлять себя даже несколько минут побыть наедине с собой. Но на пути обратно к себе человек встречает не только преграды и трудности, он встречает также и то, что неожиданно помогает ему. "Горе и радость, эти два великих дара Божиих, часто бывают моментом встречи с самим собой, когда мы оставляем все свои обезьяньи уловки и становимся неуязвимыми, недосягаемыми для всей лжи жизни"[104].