Почти час ушел на то, чтобы сантиметр за сантиметром обследовать пол, но ни люка, и никакого даже намека на него нигде не оказалось. Что же делать? Я вылез в окно и двинулся вдоль стены – на этот раз вовсе без света, ведь он выдал бы меня с головой. Не успел я пройти и десяти шагов, как мир перевернулся.
Видимо, я лежал на дне колодца. Наверное, он был закидан ветками, землей или чем-то еще, поэтому я его и не заметил, да и что можно увидеть в кромешной темноте? И ведь кто только не говорил мне про провалы в самых неожиданных местах – один такой как-то раз появился даже перед входом в местный универмаг! И моряк дядя Володя тоже предупреждал… я идиот.
Болело буквально все – все, что есть у человека. О господи. Наверное, для начала нужно выяснить, что именно я сломал?
Оказалось – ничего. Только треснулся как следует – хорошо еще, что на дне ничего не было, никаких острых камнней или битого стекла. Похоже даже что я вообще свалился на кучу листьев – просто повезло!
Но как здесь тихо… точно говорят – будто в гробу. И запах похожий.
Отклеив самый краешек бумажной заслонки, я осторожно повел лучом вокруг себя. Корни, куски известняка, здоровенный лаз слева от меня – и очень высоко крошечная тусклая звездочка. Я не мог определить расстояние до края колодца, однако не рискнул полностью раскрыть фонарь: раз удалось не искалечиться, будет глупо звать на помощь прямо сейчас. Вода у меня есть; если придется, буду кричать. В общем – выберусь как-нибудь. К тому же, этот лаз ведет ведь куда-то – может, туда-то мне и нужно.
Войти в него во весь рост невозможно – попробую двигаться на четвереньках. А у входа оставлю веревку: если что, вернусь по ней. Надо только снять скотч с фонаря.
Лаз оказался не слишком длинным и привел меня в галерею – высокою, просторную – по ней мог бы проехать автомобиль. Здесь запах усилился и изменился – стал каким-то угрожающим.
Я посветил по сторонам.
Справа в нескольких шагах- тупик. Похоже, галерея никуда не ведет («если даже найдешь как влезть, несколько метров пройдешь, и все, стена» – пронеслось у меня в голове). Однако слева я разглядел нишу, а в ней – какое-то сооружение.
Батарейки садились. Я опустился на землю прямо там, где стоял, и стал их менять. Это заняло довольно много времени. К тому же, я сглупил: включив фонарик снова, механически направил его себе в лицо – посмотреть, хорошо ли светит. И временно ослеп. Пришлось стоять с закрытыми глазами и ждать, пока под веками перестанут бесноваться фиолетово-изумрудные сполохи. В конце концов я двинулся вперед, вглядываясь в нишу, в смутные очертания сооружения, похожего на строительные леса.
Дойдя до них, я направил луч прямо.
И не смог даже закричать.
На грубо сколоченных многоэтажных нарах лежали безголовые скелеты в остатках одежды.
Когда дыхание вернулось, меня, как обычно, начало тошнить – еще бы! От ужаса я вообще забыл, зачем пришел сюда, осталась только одна мысль – кто и главное зачем устроил это чудовищное общежитие? Что это – военная тюрьма? Говорят, дакские воины были такими свирепыми, что на них нельзя было надеть оковы – поэтому римляне держали их без кандалов, но в подземных казематах… Стоп-стоп: одежда на этих скелетах вполне современная, да и выглядят они вовсе не так, как те, из раскопов, которым тысячи лет.
Я все-таки не удержался, и меня вывернуло наизнанку.
Ладно, ничего, никто же не видит.
Нужно побыстрее поворачиваться и скорее выбираться отсюда – я стал делать кадр за кадром, потом повесил камеру на плечо и осветил фонарем противоположную стену.
Там тоже была ниша, хоть и не такая глубокая. В ее стене торчали шесть копий – их острия смотрели прямо на меня. Я еще раз нажал кнопку спуска.
Вспышка осветила нишу, и стало видно, что в ее боковой стене есть дверь – металлическая китайская дверь-сэндвич. Двести баксов, с панорамным глазком – мамины соседи такую поставили. Я осторожно нажал на ручку. Закрыто на ключ.
Что ж, пора, нужно привести людей. Один я тут не разгребу, да и не мое это дело. И мобильный не ловит – видимо, слишком глубоко. Ну ничего – буду двигаться к лазу, потом к колодцу, а там попробую вылезти по корням старых деревьев – в детстве мы висли на таких по трое-четверо, так что они наверняка выдержат. По спине прошел холодок. Видимо, стена между нишами не сплошная, раз есть движение воздуха… Ощупывая ее, я светил себе фонариком – здесь обязательно должна быть трещина или что-то в этом роде, иначе откуда бы взялся сквозняк?
Я не успел обдумать это как следует, потому что мой череп внезапно раскололся. Последнее, что я увидел в мигающем свете отлетевшего в сторону фонаря, была гигантская тень в капюшоне.
Я снова был железным змеем, своим собственным двойником. Но потом появился волк с человечьими глазами, и я превратился в плоский, невыразительный, черно-белый портрет. Живыми на нем оставались только губы – они шевелились, хотели что-то сказать, но я уже не помнил языка, на котором они говорили, и только с неприязнью смотрел на свой портрет. А волк, отойдя в сторонку, тихонько выл, подпевая неземной музыке, наполнявшей мой кровавый мир. Хотя нет – сейчас все вокруг было серым, выцветшим и очень, очень холодным.
Я попытался сесть. Не могу сказать, что отлично видел, но либо глаза привыкли к темноте, либо удар стронул что-то у меня в голове: теперь я, похоже, мог существовать под землей. А может, откуда-то просачивался свет – лишь пара квантов, но все же больше, чем ничего.
Голова болела чудовищно, желудок выворачивало до судорог, во рту пересохло. Я страшно замерз. Куртки на мне не оказалось. Сумки, воды, фотоаппарата не было и следа. И карманы совершенно пустые.
И этот жуткий запах. Перевернувшись на живот, я понял, что лежу на земляном полу. И вдруг услышал чье-то дыхание, очень тихое и глубокое. Кто-то еще был здесь же, прямо рядом.
Я пополз на звук. Провел руками по лицу человека, по его телу, ощупал все вокруг… здоровенный парень. Спит как убитый. Что это на нем? Вроде бы шкура… и вокруг тоже шкуры – видно, он лежит на них. Не то что я.
Где-то вдалеке послышался уже знакомый голос волка. Сколько же времени прошло с тех пор как я свалился в колодец?
Больше всего на свете я хотел бы спрятаться, забыться, чтоб все это прекратилось, откатилось назад, не случалось. Но сейчас такие мысли только мешали.
Стараясь не стонать, я пополз вдоль стены, сантиметр за сантиметром обследуя ее и земляной пол в пределах досягаемости. Камень или земля, корни… больше ничего…у меня мелькнула какая-то смутная мысль. Остановившись, я стал медленно ощупывать стену, пытаясь подковырнуть ее там, где было помягче. Через некоторое время все мои пальцы были разодраны в кровь, а ногти – сломаны, зато в руках оказался увесистый булыжник. Я лег на спину и подсунул его под себя.
Труднее всего было не уснуть. Несмотря на боль, несмотря на то, что воздух и пол были невыносимо холодными, я отключался каждую минуту – может, из-за темноты и тишины. Укачивали и звуки, которые я слышал еще сквозь сон – причудливую мелодию, видимо, сплетали сквозняки, свистевшие в подземелье. Мысль о них держала меня на плаву: раз есть сквозняки, значит, выходов отсюда как минимум два. Прямо-таки по Мюнхгаузену, оживился мой внутренний оппонент.
Я усмехнулся, и это было очень больно и странно в моей ситуации. А все же лучше, чем кататься по полу и скулить, как тебе хочется, снова вмешался неугомонный голос. На этот раз я был с ним согласен.
Не знаю, сколько миллионов секунд прошло до тех пор, пока я услышал тихие, очень тихие шаги. Даже не услышал, а ощутил: подземелье гасило звуки, однако в тончайших оттенках передавало вибрацию. Я постарался дышать как тот, на полу: спокойно и размеренно, надеясь что бешено колотящееся сердце не выдаст меня – впрочем, то, что подбирается ко мне в темноте, не должно услышать стук моей крови или успеть хоть что-то понять. Мой единственный шанс – опередить его мысли. И я уже достаточно освоился в темноте, чтобы сделать это, хотя и разваливаюсь на куски.
