…два…
…три.
Готово.
Превращение кардинально меняло мир. Мир человека и мир зверя были разными реальностями. Цвета, к примеру, не то чтобы исчезали — просто утрачивали значение. Вся окружающая обстановка оставалась на месте, но становилась унылым фоном. А вот звуки и запахи… о, вот они обретали действительное значение. Они рисовали мир сверкающими филигранными линиями, клубами сияющего дыма и вспышками разноцветного огня… Если, конечно, можно было бы описать это словами и с человеческой точки зрения. Но когда Таша перекидывалась обратно, чувства мгновенно притуплялись до обычного "чуть-острее-человеческого" уровня, а память об увиденном оставалась смутной, словно о полузабытом сне. Ведь вспоминал уже человек, который видел всё совсем иначе.
Мир светился многоцветной радугой. Мир был разложен на чувственные спектры. Мир виделся слухом и обонянием — и куда лучше, чем глазами. След служанки, прибиравшейся в комнате около дня назад, виделся блеклой розоватой дымкой, характерные пурпурные нотки указывали, что это молодая брюнетка, а салатовые разводы свидетельствовали, что девушка была в довольно-таки благостном расположении духа. Запахи с кухни соблазнительными пёстрыми линиями вползали из-под дверного косяка. Шорох мышиных лапок под кроватью слышался в другой плоскости, нежели ржание лошадей, быстрые шажочки поварёнка были парой октав выше, чем басовитое шлёпанье через двор конюха…
"Таша, возьми себя в руки! Вот… Так-то лучше".
Её комната — где-то в середине первого этажа. С первого и начать надо, и сперва пойти… ну, положим, налево.
Вспрыгнуть на подоконник, выйти на карниз, прижаться — прыжок, приземлиться на соседний карниз, заглянуть в окно…
И, убедившись, что в комнате никого нет, прыгнуть дальше.
На каждое окно уходило не больше нескольких секунд.
Пусто, незнакомец, пусто, пусто, незнакомец, пусто…
Сиренево-золотистое, сладко-цветочное облако.
Лив.
Вокруг клубились другие запахи — грязно-синеватая полоса, жирная болотно-зелёная линия. К запахам наёмников примешивались полутона старой кожи, потные разводы, хмельные спирали… и острый, перебивающий все остальные — запах страха, такого, что шерсть на загривке дыбилась. Страха по отношению к тому, чей запах выглядел сероватым туманом со скользящими серебристыми искрами.
Странное несоответствие запаха и внешности…
Но главным было то, что от этих троих в комнате остались только запахи.
"Богиня, разве возможно такое везение?.."
Вспрыгнуть в открытую форточку, потом на пол, к двери…
…раз…
…два…
Дверь была заперта на ключ.
— Лив!
Сестра спала. Дыхание ровное, лицо — неестественно бледное.
"Что они с тобой сделали?.."
Руки подрагивали, голова кружилась. Ташу нервно лихорадило.
Подчиняющие чары… Кажется, основные свойства таковы — человек никого не узнаёт, раз; беспрекословно подчиняется всем приказам, которые отдаёт его хозяин, — то есть человек, это заклятие наложивший, — два; и три — если кто-то заставляет его нарушить приказ, он сопротивляется до последнего.
В частности, если сейчас Таша разбудит Лив и попытается её увести, та не только не узнает сестру, но и будет кричать, плакать, брыкаться…
Таша подбежала к окну, распахнув его, вернулась к кровати — и, коротко выдохнув, осторожно подхватила сестру на руки: согнув ноги в коленях, так, чтобы голова Лив оказалась у неё на плече.
"Тяжёлая ты, однако…"
Вспрыгнуть на подоконник, — даже с нечеловеческой ловкостью, — далось Таше не без труда. Лив при этом неслабо тряхануло, однако сестрёнка продолжала безмятежно сопеть.
"Ещё и усыпили к тому же?"
С подоконника спрыгнуть во двор, как-то исхитриться закрыть окно, подцепив створку одним пальцем…
Госпожа удача сегодня была решительно на её стороне: на заднем дворе не было ни души, так что променад Таши в несколько необычно одетом, — а, точнее, в обычно неодетом, — виде никто не лицезрел.
Таше потребовалось не больше минуты, чтобы одеться, накинуть на плечо сумку и, оставив ключ на тумбочке, вновь покинуть комнату через окно. Только в этот раз в человеческом облике, со спящей Лив на руках — и уже окончательно.
Пробираясь к конюшне, девушка жалела, что ещё светло: подобные дела лучше делаются в темноте…
"Подобные дела? Как будто это — преступление! Да я своё возвращаю!"
Скорее всего, они отошли в таверну… Если Таше удастся ещё и лошадь незаметно вывести…
Лошадь.
Таша замерла — уже у самых конюшен.
Звёздочка провела в конюшне десяток-другой минут — после шестнадцати часов дороги с парой часовых привалов. А скакать придётся быстро. Желательно даже очень быстро.
"Умыкнуть чужую? Оставить Звёздочку… Ксаш, ксаш!!! Но это же Лив…"
"…ага, умыкнуть лошадь у этого бугая-конюха? — ехидно встряла Таша внутренняя. — Без оружия?"
Таша кусала бы руки — если бы они не были заняты Лив.
"И… и что же делать? Неужели перекидываться и… мейлерой… обезвреживать… но я не хочу!!"
"…ты же уповала на то, что план как-нибудь доработается. Вот и думай теперь".
Ну почему, почему?! Ведь почти…
Но… ведь всё обязательно будет хорошо, верно?
Должно быть…
— Можно смело выводить лошадь, — тихий голос за спиной. — Конюх отошёл.
Таша испуганно обернулась:
— Святой отец?!
— А разве непохож?
— Что вы здесь…
— Хотите спасти сестру? Тогда времени на объяснения нет.
— Но…
— Таша, я прошу…
Девушка не успела опустить взгляд.
…такой тёплый серый свет…
— …просто доверьтесь мне.
Не отводя глаз — Таша, помедлив, кивнула.
— Тогда идём.
— А…
— Не волнуйтесь насчёт своей лошади. Мы уедем на ней.
— Но…
— Увидите.
Звёздочка встретила их уставшей и более чем нерадостной, однако покорно пошла за дэем, когда тот открыл стойло. Выведя кобылку из конюшни, клирик вспрыгнул в седло, усадил спящую Лив перед собой и помог взобраться Таше.
— Мы её загоним! — не выдержала девушка.
Словно не слыша, дэй легонько хлопнул лошадку по шее, чуть придержав руку на гриве — и Звёздочка, встрепенувшись, порысила к плетню.
— Откройте, — когда клирик придержал поводья перед воротами, его голос звучал странно глухо.
Уже взбираясь обратно, Таша увидела, как побледнело его лицо — а прыть, с которой Звёздочка пустилась по мостовой мимо пёстрых рыночных палаток и невысоких бревенчатых домов, окончательно подтвердила её догадку:
— Вы передали лошади свои силы???
— Не больше, чем нужно, чтобы уехать достаточно далеко. С наступлением темноты сделаем привал, и за ночь она отдохнёт достаточно, чтобы продолжить путь.
— Ээ! Нам надо к другим воротам! В Равнинную — туда!
— Морли-лэн, вы всерьёз полагаете, что сейчас можете так просто повернуть обратно и вернуться домой? — в голосе дэя слышалась скрытая насмешка.
Таша, промолчав, опустила глаза. Эту часть плана она выработать не успела.
— Не будем радовать ваших врагов предсказуемостью, Морли-лэн. Скоро те, кто украли вашу сестру, обнаружат пропажу и кинутся в погоню, и мы от них не уйдём. И спрятаться в придорожных селениях тоже не сможем — независимо от того, направимся ли мы обратно в Равнинную или дальше в Заречную. Откройте ворота.
Таша покорно соскользнула с лошади — мальчишка-привратник, чем-то на Шерона смахивающий, безмятежно дрых в будке у выпускных ворот Приграничного. Дождавшись, пока Звёздочка выйдет на Тракт, девушка не без усилия сомкнула дубовые створки — и приняла руку дэя, чтобы взобраться на лошадь позади него.
— И что вы предлагаете? — когда Звёздочка весьма бодрой иноходью поскакала вперёд, осведомилась Таша.
— Провести ночь в Криволесье.
Таша медленно повернула голову — к востоку, туда, где на горизонте зловеще протянулась тёмная лесная полоса.
— Святой отец, вы спятили?
