Наконец, когда ужин был готов, Ганнон получил возможность зайти вместе с другими рабами. Ему предстояло находиться здесь на протяжении всей трапезы, подавая еду, убирая тарелки и, самое главное, имея возможность слушать все разговоры. Он встал наготове у ложа, находившегося по левую руку, где возлежали Фабриций, Марциал и Гай. Флакка, как почетного гостя, разместили на центральном ложе, а на том, что справа, устроились Атия, Квинт и Аврелия. Лицо девушки было спокойным и невозмутимым.

По большей части Флакк отпускал комплименты насчет красоты Аврелии, пытаясь разговорить ее, но сначала ему это не очень удавалось. Наконец, когда Атия начала возмущенно поглядывать на дочь, Аврелия втянулась в разговор. Для Ганнона было очевидно, что у нее нет к этому искреннего желания и она просто подчиняется матери. Флакк, однако, этого, похоже, не заметил — возможно, потому, что никто, кроме Фабриция, не осмеливался заговорить с ним. Квинт и Гай постоянно поглядывали на гостя, тщетно надеясь услышать хоть какие-то новости из Карфагена. Но черноволосый политик, залпом пивший мульсум и вино, все больше и больше увлекался разговором с Аврелией.

Когда подали сладкое, Флакк повернулся к Фабрицию.

— Могу лишь похвалить твою дочь, — произнес он. — Она прекрасна, как ты и говорил. А может, и больше.

— Благодарю тебя, — ответил Фабриций, с серьезным выражением лица наклоняя голову.

— Думаю, об этом деле нам будет лучше поговорить утром, — провозгласил Флакк. — И прийти к соглашению, которое удовлетворит нас обоих.

Фабриций позволил себе слегка улыбнуться.

— Это будет большой честью для нас.

Атия тоже что-то пробормотала в знак согласия.

— Превосходно, — произнес Флакк и поглядел на Ганнона. — Еще вина.

Юноша поспешно шагнул вперед с ничего не выражающим лицом. Он не очень понимал свои собственные чувства по поводу только что сказанного. Да и какая разница, с горечью подумал он. Здесь я раб. Ненависть к его нынешнему положению с новой силой охватила его, и он отбросил размышления по поводу будущего замужества Аврелии. В этом случае обязательства, связывающие его, ослабнут. Если Аврелия выйдет замуж за Флакка, она отправится жить в Рим. Квинт тоже всегда говорил, как ему хочется попасть на службу. Когда не будет и его, Ганнон останется здесь один, без друзей, — и начнет планировать побег.

Квинту показалось, что Флакк выглядит вполне приличным человеком. Искоса поглядывая на Аврелию, юноша с радостью понял, что не видит на ее лице признаков раздражения, и восхитился ее самообладанием. Потом подметил румянец на ее щеках, пустой бокал… Она уже пьяна? Оказалось, что ей немного надо. И неудивительно: Аврелия редко пила вино. Квинт принялся раздумывать, какие возможности открывает союз между Фабрициями и Минуциями. Аврелия и Флакк друг к другу привыкнут, сказал он себе. Так живут почти все семьи. Протянув руку, он коснулся руки Аврелии, и та улыбнулась. Квинт успокоился.

Разговор некоторое время переходил с одной темы на другую. Обсудили погоду, урожай, игры в Капуе, если сравнить их с римскими. Но никто не касался главной темы, интересной всем. Что произошло в Карфагене?

Заговорить об этом решился Марциал. Как обычно, он помногу пил. Осушив очередную чашу, хозяин дома поднял ее, глядя на Флакка, и сказал:

— Говорят, карфагенские вина весьма неплохи.

— Достаточно хороши, — согласился Флакк и поджал губы. — В отличие от людей, которые их производят.

Марциал не обратил внимания на предостерегающий взгляд Фабриция.

— Не будем ли мы видеть эти вина в Италии почаще в самом скором времени? — спросил он, подмигивая.

Флакк с трудом отвел взгляд от Аврелии.

— А?

— Расскажи нам, что было в Карфагене, — взмолился Марциал. — Мы умираем от нетерпения.

Ганнон затаил дыхание и увидел, что Квинт сделал то же самое.

Флакк медленно обвел взглядом заинтересованные лица окружающих, сделал важное лицо и торжественно улыбнулся.

— Ничто из сказанного мной не должно выйти за пределы этих стен, — начал он.

— Конечно же, — тут же заверил его Марциал. — Можешь положиться на нашу порядочность.

Даже Фабриций что-то пробормотал, в знак согласия с остальными.

Удовлетворенный их заверениями, Флакк начал рассказ.

— Я был незначительным членом посольства, хотя мне хотелось бы думать, что мой вклад в дело не остался незамеченным. Посольство возглавляли консулы Луций Эмилий Павл и Марк Ливий Салинатор. Речь держал бывший цензор Марк Фабий Бутеон.

Римлянин сделал паузу, чтобы все осознали значимость названных имен.

— С самого начала все указывало на успех посольства. Знамения были благоприятными, и плавание из Лилибея прошло без происшествий. Мы прибыли в Карфаген три недели назад от нынешнего дня.

Ганнон закрыл глаза, представляя себе это зрелище. Мощные крепостные стены, сверкающие в лучах зимнего солнца. Величественный храм Эшмуна на вершине Бирсы. Два порта, полные кораблей. «Дом, — с тоской подумал он. — Увижу ли я его когда-нибудь?»

Но следующие слова Флакка рывком вернули его к реальности.

— Самоуверенные дети шлюх, — рыкнул он и глянул на Атию. — Прошу прощения. К ним прибыли самые высокопоставленные люди Рима, и кого они послали нас встретить? Младшего командира городской стражи.

Марциал побагровел от гнева и едва не поперхнулся вином.

Фабриций среагировал поспокойнее.

— Это было очевидной ошибкой, — произнес он.

Флакк скривился.

— Напротив. Это было сделано абсолютно намеренно. Они все заранее решили, прежде чем мы сошли с наших кораблей. И вместо того, чтобы дать нам время на то, чтобы вымыться и отдохнуть после путешествия, нас сразу повели в их Сенат.

— Хреновы гугги, как это типично для них, — хмыкнув, добавил Марциал. — Никаких приличий.

Аврелия очень быстро взглянула на Ганнона, в ее глазах светилось сочувствие.

Карфагенянин настолько разозлился, что не посмел глянуть на нее в ответ. Ему очень хотелось разбить глиняный кувшин о голову Марциала, но, естественно, он не пошевелился. Не говоря уже о наказании, намного важнее, что сейчас скажет Флакк.

— А когда вы попали туда? — с нетерпением спросил Квинт.

— Фабий объявил, кто мы такие. Никто не сказал ни слова в ответ. Просто стояли и разглядывали нас. Ждали, как стая шакалов вокруг трупа. Фабриций потребовал ответа, было ли нападение Ганнибала на Сагунт совершено с их одобрения, — сообщил Флакк и сделал паузу, тяжело дыша. — Знаете, что они тогда сделали?

У него на лбу забилась жилка.

— Они начали смеяться.

Марциал со стуком поставил чашу на стол. Фабриций выругался, а Квинт с Гаем поглядели друг на друга, открыв рты. Их ошеломило, что кто-то смеет так обращаться с самыми именитыми людьми Республики. Воспользовавшись возможностью, Атия что-то прошептала на ухо дочери. Ганнону же пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы сдержать смех. Даже проиграв Риму на Сицилии и Сардинии, Карфаген не утратил гордости, с восхищением подумал он.

— Были и некоторые, кто высказывался против Ганнибала, — признался Флакк. — Самым громогласным из них был толстяк по имени Гост.

«Ублюдок, предатель, — подумал Ганнон. — Что бы я дал за возможность вспороть его жирное пузо!»

— Но их голоса утонули в криках большинства, которые принялись обсуждать заключенный Гасдрубалом шесть лет назад договор и заявляли, что им нет нужды признавать союз Сагунта с Римом. Кричали и оскорбляли нас, — гневно продолжил Флакк. — Посоветовавшись, мы решили, что у нас нет выбора.

Квинт поглядел на Ганнона. Он и подумать не мог, что карфагенянин так на все это среагирует. Ошеломленный увиденным, юноша пригляделся внимательнее. Квинт достаточно изучил манеру держать себя, присущую Ганнону, и понял, что карфагенянин все знал. Но голос Флакка оторвал его от дальнейших размышлений.

— Фабий вышел на середину зала. Это заставило крысенышей заткнуться, — яростно сообщил Флакк. — Взявшись за отвороты тоги, он сказал им, что в его руках война и мир и им выбирать, что им больше нравится. При его словах воцарился хаос. Шум стоял такой, что нельзя было услышать и собственного голоса.