— Как здорово! — сказала она, вымученно улыбаясь. На самом же деле ее снедала зависть.
— Начнем завтра же, — сказал Фабриций.
— Отлично! — воскликнул Квинт, мгновенно забыв о реакции матери и сестры. У него в голове уже возникли картины того, как он и Гай служат в кавалерии, покрывая славой себя и Рим.
Несмотря на чувство вины перед Суниатоном, Ганнон тоже приободрился. Ему, конечно, придется иметь дело с Агесандром, но он не погибнет, став гладиатором. И хотя он и не будет принимать в этом участия, воины его народа снова получат шанс взять Рим под командованием Ганнибала Барки. Человека, которого его отец называл лучшим военачальником всех времен из тех, кто состоял на службе у Карфагена.
Впервые за многие дни в сердце Ганнона зародилась надежда.
Как-то летним утром пришла весть, что в порт прибыли Малх и Сафон. Бостар вскричал от радости. Он спешно ринулся вдоль улиц Нового Карфагена, города, основанного Ганнибалом девять лет назад. Улыбка не сходила с его лица. Мельком увидев храм Эскулапа, стоящий на большом холме к востоку от стен, Бостар произнес благодарственную молитву богу врачевания и его последователям. Если бы не ранение правой руки, полученное во время одной из ожесточенных тренировок на заточенном оружии, он бы уже был в пути, по дороге к Сагунту, вместе с остальным войском. Вместо этого по приказу Алете, своего командира, Бостар остался. «Я не раз видел, как такие раны не доводили до добра, — сказал тогда Алете. — Оставайся здесь, на попечении жрецов. Присоединишься, когда поправишься. Сагунт за один день не падет, и даже за один месяц». Тогда Бостар не был рад этому, а теперь — сверх всякой меры.
Он скоро добежал до порта, тихой гавани Нового Карфагена. Размещение города было чрезвычайно выигрышным. Он расположился на далеко выступающем в Средиземное море мысу и со всех сторон был окружен водой. К востоку и югу лежало открытое море, а к северу и западу — большая лагуна, заполненная соленой водой. С сушей мыс соединяла лишь узкая полоска земли, теперь хорошо укрепленная, и взять город штурмом было практически невозможно. Неудивительно, что Новый Карфаген заменил Гадес на посту столицы Карфагенской Иберии.
Бостар пробежал мимо стоящих у причала кораблей. Вновь прибывшим приходилось швартоваться дальше. Как обычно, тут было полно народу. Пусть большая часть войска и отправилась в путь во главе с Ганнибалом, но новые войска и припасы прибывали каждый день. Грохотали дротики, которые складывали штабелями, блестели на солнце недавно окованные шлемы. Стояли запечатанные воском амфоры с оливковым маслом и вином, рулоны ткани и мешки с гвоздями. Деревянные ящики с глазурованной керамикой находились рядом с мешками с орехами. Болтающие между собой моряки сматывали канаты и мыли палубы освободившихся от груза судов. Рыбаки, вышедшие на промысел еще до рассвета, в поте лица выгружали улов на причал.
— Бостар!
Вытянув шею, молодой офицер принялся искать родных среди плотного леса мачт и снастей. Наконец, он заметил отца и Сафона на палубе триремы, которая была ошвартована через два корабля от него, вспрыгнул на палубу первого и побежал к ним.
— Добро пожаловать!
Спустя мгновение они встретились. Бостар поразился перемене отца и брата. С того времени, как он с ними расстался, они стали другими людьми. Холодными. С жесткими лицами. Безжалостными. Он поклонился Малху, стараясь не выказывать удивления.
— Отец… Как чудесно наконец увидеть тебя.
Жесткое выражение лица Малха слегка смягчилось.
— Что с твоей рукой?
— Царапина, не более. Глупая ошибка на тренировке, — ответил он. — И то к счастью, поскольку я остался тут только из-за нее. Пришлось каждый день ходить в храм Эскулапа, чтобы лечили.
Бостар повернулся к Сафону и удивился, что брат наблюдает за ним, не скрывая злобы. Надежды на примирение исчезли. Трещина, вызванная спором насчет того, отпускать ли Ганнона и Суниатона, ничуть не уменьшилась. Будто он и так не чувствует на себе вины, с печалью подумал Бостар. Вместо объятий он лишь поднял руку.
— Брат.
Сафон неуклюже повторил жест брата.
— Как в дороге?
— Вполне хорошо, — ответил Малх. — Римских трирем не видели, и то слава богам… — Его лицо дернулось от какого-то невысказанного чувства. — Ладно, хватит. Мы выяснили, что произошло с Ганноном.
— Что? — моргнув, переспросил Бостар.
— Ты слышал, — резко сказал Сафон. — Он и Суни не утонули.
— Откуда вы узнали? — спросил Бостар и открыл рот.
— Я никогда не терял веры в Мелькарта и не закрывал глаза и уши, — ответил Малх. — Нанял людей в порту, которые смотрели и слушали день и ночь. — Невесело усмехнулся, видя озадаченность Бостара. — Пару месяцев назад один из шпионов наткнулся на клад: подслушал разговор, который, как он думал, меня заинтересует. Мы арестовали и допросили этих моряков.
Бостар слушал рассказ отца не отрываясь. Узнав, что Ганнона и Суниатона захватили пираты, он принялся тихо плакать. Отец с братом не присоединились к нему, что еще сильнее его опечалило. Он еще больше отчаялся, узнав, что парней продали в рабство. «Я-то думал, что доброе дело делаю, позволив им отправиться порыбачить, — подумал он. — Как я ошибался!»
— Еще хуже, чем просто утонуть. Они могут попасть куда угодно. Кто угодно может их купить.
— Знаю! — рявкнул Сафон. — Их продали в Италии. По всей вероятности, в гладиаторы.
— Нет! — вскричал Бостар, и его глаза наполнились ужасом.
— Да, — жестко парировал Сафон. — И всё из-за тебя. Если бы ты их остановил, Ганнон сегодня был бы тут.
Бостар возмутился.
— Это уже слишком!
— Прекратите! — крикнул Малх, будто ударил хлыстом. — Сафон, ты и Бостар вместе пришли к такому решению, так ведь?
— Да, отец, — сдерживая ярость, ответил Сафон.
— Следовательно, вы ответственны за него оба, как и я, за то, что не обращался с ним помягче.
Малх не обратил внимания на удивление сына тем, что он тоже признал свою ответственность.
— Ганнона теперь нет с нами, и ругаться, вспоминая его, плохо для нас всех. Чтобы больше такого не было. Теперь наша задача — следовать за Ганнибалом и взять Сагунт. Если повезет, то боги даруют нам отмщение за Ганнона — позже, в бою с Римом. Все остальное мы должны оставить. Понятно?
— Да, отец, — пролепетали братья, не глядя друг на друга.
— Что вы сделали с пиратами? — не удержался от вопроса Бостар.
— Их кастрировали, переломали руки и ноги. А потом мерзавцев распяли, — спокойно ответил Малх. Не говоря больше ни слова, он выбрался на причал и пошел в город.
Сафон задержался, пока отец не оставил их одних.
— Это еще было слишком мало. Надо было и глаза им выдавить, — злобно сказал он.
Но, несмотря на внешнее воодушевление, ужас происшедшего, казалось, все еще стоял у него перед глазами. Сафон думал, что наказание, которому подвергли пиратов, освободит его от чувства облегчения, которое он испытал с исчезновением Ганнона. Но увидев снова среднего брата, он понял, что этого не произошло. «Главным буду я», — яростно подумал Сафон.
— Что ж, жаль, тебя там не было. Хотя вряд ли бы ты такое выдержал.
Несмотря на открытое сомнение в его отваге, Бостар сдержался. Он не собирался использовать свое звание в армии здесь и сейчас. Кроме того, он действительно не был уверен в том, как бы среагировал, окажись он в такой ситуации, имея возможность отомстить тем, кто обрек Ганнона на верную смерть. В глубине души Бостар был рад, что его там не было, но сомневался в том, что отец или Сафон поймут это. Мелькарт, взмолился он, пусть мой брат умрет достойной смертью и пусть мы, его родные, сможем преодолеть раздор. Молитва принесла ему слабое утешение, но это было все, что он мог сейчас сделать.
Помолиться и отправляться на предстоящую войну.
Проверив, нет ли поблизости Агесандра, Ганнон остановил мулов. Вспотевшие животные вовсе не возражали. Время было около полудня, жара в усадьбе стояла невыносимая. Ганнон глянул на одного из тех, вместе с кем он молотил пшеницу: