Балеарские пращники и нумидийские метатели дротиков рванулись вперед, им не терпелось начать бой. Ужасающий по силе и длительности поток метательных снарядов обрушился на римлян, и, похоже, этот этап боя карфагеняне выиграли вчистую. В отличие от промокших и усталых велитов, проведших уже несколько часов в бою и израсходовавших большую часть дротиков, воины Карфагена были свежи и полны рвения. Камни и дротики свистели и гудели в воздухе сотнями, кося велитов, как спелую пшеницу. Не в состоянии ответить в полную силу, римская легкая пехота вскоре обратилась в бегство. Они отступили через проходы в строе римлян. Ганнибал тут же отозвал застрельщиков. Те были лишены доспехов и очень уязвимы перед наступающими гастатами. Легким шагом застрельщики пробежали в промежутках между отрядами карфагенского войска, и их приветствовали радостными криками.

— Хорошее начало! — крикнул Ганнон своим воинам. — Первая кровь за нами!

Спустя мгновение римляне пошли в атаку.

— Сомкнуть щиты! — заорал юный офицер. Краем глаза он поглядел на галльских и иберийских конников, которые вместе со слонами атаковали римских кавалеристов. У него было буквально мгновение, чтобы помолиться за их успех.

И тут полетели пилумы, римские дротики. У каждого гастата их было по два, и передовой отряд обладал внушительной мощью. Дротики посыпались таким густым дождем, что небо между противниками темнело, когда очередная порция оказывалась в воздухе.

— Защищаться! — завопил Ганнон, но этот приказ мог выполнить только первый ряд. Плотный строй фаланги не позволял следующим воинам поднять щиты. Людям оставалось лишь стиснуть зубы и надеяться, что их не ранит.

Оснащенные пирамидальными наконечниками, пилумы были вполне в состоянии пробить щит и вонзиться в тело тому, кто его держит. Именно это они и начали делать — уничтожать, ранить, рвать плоть на куски. Уши Ганнона заполнили сдавленные крики воинов, которые не могли даже закричать в голос, поскольку железо пронзило им горло. Те, кто избежал смерти, подвывали от страха, видя, как товарищи гибнут у них на глазах. Рискнув выглянуть вперед из-за щита, Ганнон выругался. Пока первый залп летел во врага, гастаты продолжали наступать. Они были уже в сорока шагах и приготовились снова запустить дротики. Ганнон против воли восхитился дисциплиной легионеров. Они замедлили шаг, почти остановившись, чтобы метнуть пилумы. И он уже понял, что желание прицелиться поточнее вполне оправдывало себя. Враг послабее уже обратился бы в бегство под этим ужасающим железным дождем. Хотя его воины и сильно пострадали, но строй остался на месте. Фаланга отца тоже стояла твердо, как камень.

Слева от них галлы несли тяжелые потери. Ганнон увидел, что некоторые уже колеблются. Плохой знак, слишком рано. Но их вожди были сделаны из другого теста. Они орали, убеждая своих воинов держаться. Ганнон с облегчением убедился, что это сработало. Второй залп дротиков галлы приняли, быстро подняв щиты. Хотя это и снизило количество убитых и раненых, в результате большое количество воинов осталось без основной защиты. Сложно было представить себе вещь более бесполезную, чем щит с торчащим из него согнувшимся пилумом. Как ни странно, многих галлов это лишь развеселило. Яростно крича, они приготовились биться с гастатами врукопашную.

Многие из воинов Ганнона в первом ряду остались без щитов по той же причине. Карфагенянин грубо выругался. Эти прорехи дадут легионерам возможность врезаться в строй, но он никак не мог этого исправить.

— Сомкнуть строй! — крикнул юноша. Когда команду передали по всему фронту, он увидел, как щиты воинов по обе стороны от него придвинулись к его щиту, создавая единую стену.

— Первые два ряда, копья к бою!

Десятки деревянных древков загрохотали друг о друга, когда воины второго ряда положили свои копья на плечи воинам, стоявшим в первом. Ганнон скрипнул зубами.

— Вот оно! — заревел он. — Держаться!

Он уже мог разглядеть лица отдельных римлян. Коренастый легионер с рябым лицом. Рядом с ним — молодой парень в анатомическом нагруднике, которому не больше восемнадцати. Чем-то похожий на Гая, сына Марциала. Ганнон нервно моргнул. Конечно, как он мог ошибиться. Гай из благородной семьи, он должен служить в кавалерии. «Какая разница, — жестко оборвал себя Ганнон. — Все они враги. Убить их!»

— Спокойно! — рявкнул он. — По команде!

Гастаты заорали, наступая на них. У каждого в правой руке был гладий, а на левой был длинный овальный скутум с металлическим умбоном. Как и у воинов Ганнона, на обтянутых шкурой римских щитах были рисунки. Как ни странно, Ганнону вдруг понравились эти несущиеся в атаку кабаны, прыгающие волки и орнаменты из кругов и спиралей. Такие непохожие на сложные узоры, которые предпочитали наносить на щиты ливийцы.

Занервничав, стоящий позади него воин ткнул копьем вперед раньше, чем надо, и это вернуло Ганнона к реальности.

— Спокойно! — приказал он. — Будешь бить копьем так, чтобы убить врага!

Один удар сердца. Два.

— Бей! — во весь голос проревел Ганнон. И тут же сам сделал выпад вперед, целясь в лицо ближайшему гастату. Сотни ливийцев по обе стороны от него повторили жест командира.

Скорость удара Ганнона застала легионера врасплох; острие копья скользнуло по верхнему краю скутума и ударило его в левый глаз. Брызнула во все стороны прозрачная, похожая на воду жидкость, и из горла гастата вырвался крик боли и ужаса. Ганнону инстинктивно хотелось дослать копье вперед, чтобы удар был смертельным, но он остановил себя. Этот воин и так умрет от такой раны. Что важнее, так это то, что он уже не сможет оставаться в строю. Рывком с поворотом Ганнон выдернул копье. Железо царапнуло по кости, и поверженный гастат упал на землю.

Ганнон едва успел сделать вдох, когда на месте поверженного противника оказался следующий легионер. Разбежавшись, он ударил щитом в щит Ганнона, и если бы у карфагенянина не было поддержки по сторонам, он уже был бы на земле. Но удар был такой силы, что юноша все равно потерял равновесие и тщетно пытался снова встать прямо. Именно этого и добивался гастат. Согнув правую руку в локте, он ударил гладием поверх щита. Ганнон мгновенно дернул головой в сторону, и лезвие меча прорезало глубокую борозду в бронзовом нащечнике шлема, а затем прошло меж его волос, сбоку от головы. Гастат злобно зарычал и отвел меч, чтобы нанести следующий удар. Ганнон отчаянно пытался ударить копьем, но противник был слишком близко, и попасть в него было трудно. В горле заклокотало от страха. Бой едва начался, а его вот-вот убьют…

Но откуда ни возьмись вылетело копье и попало гастату в горло. Глаза легионера выпучились. Он захрипел, задыхаясь, когда лезвие копья выскользнуло из его плоти, и упал мешком, заливая потоком крови щит и ноги Ганнона.

— Благодарю! — крикнул юный офицер стоящему позади воину.

Времени посмотреть назад не было, поскольку в атаку уже шел следующий гастат. На этот раз Ганнону удалось отогнать его взмахами копья. Громко ругаясь, они обменивались ударами, но никто не мог достичь преимущества. Все изменилось мгновенно, когда воина в паре шагов справа от Ганнона, бросившего щит, пронзенный пилумом, поразили мечом. Двое гастатов сразу же втиснулись в строй на его место, криками зовя за собой товарищей. Противник Ганнона сразу же оценил возможность и в мгновение ока ринулся следом за своими товарищами. У юноши наступила короткая передышка.

Тяжело дыша, он огляделся по сторонам. Страх когтями вцепился в его нутро. Фаланги держались, но он понял, что для их прорыва осталось совсем мало времени. Слева от них галлы тщетно пытались сдержать такой же мощный напор римлян. Что хуже, следом за гастатами подошли принципы. Сдержать этих легионеров галлы уже не могли, мрачно подумал Ганнон. Большинство принципов были в тяжелых нагрудниках, и убить их было очень непросто. Но галлы пока что держали строй. Несмотря на отсутствие доспеха, они сражались насмерть. Земля у них под ногами уже превратилась в месиво из трупов, брошенного оружия, грязи и крови.