Правда, как-то перед этим Додик улучил минуту и осторожно попытался отговорить Венедикта Васильевича от затеи стать миллиардером. Он достал из кармана свое тузпромовское аукционное свидетельство, которое было выписано на имя Давида Степановича Ананьева и, конечно, не на 1 444 443, а только на 3 ваучера, и стал жаловаться, что ничего-то это свидетельство не стоит.
— Как ничего не стоит? Что ты глупости городишь? — удивился Венедикт Васильевич.
— А вот так, — стал объяснять философ. — На каждый свой ваучер я получил пятьдесят акций — всего сто пятьдесят акций Тузпрома. И за семь прошедших после приватизации лет я получил на три ваучера, то есть на эти сто пятьдесят акций дивиденды. Но знаешь, сколько я получил?
— Наверное, можешь теперь свою холуйскую работенку бросить и слетать на Кипр отдохнуть, — с уверенностью сказал Пыльцов.
Додик порылся еще в кармане и достал платежный документ.
— Вот посмотри! Фортепьянов заплатил мне за семь лет в качестве дивидендов на один вложенный в Тузпром ваучер десять центов!
— Быть такого не может! Глупости какие! Ты меня обманываешь! Дебитор Тузпрома в год 590 миллиардов децикубокилометров туза! Какие, к чертям собачьим, десять центов на один ваучер?!
— И за семь лет! Вот посмотри! Эти несчастные дивиденды, которые мне выплатили за семь лет, Тузпром зарабатывает за 7 тысячных секунды. Когда я в тузпромовский депозитарий ездил, то на метро и на троллейбус больше потратил.
Пыльцов взял в руки документы, которые протягивал ему философ, и убедился, что все так и есть — дивиденды, в самом деле, ничтожные.
— Господин Фортепьянов отправил меня, да и всех нас в микромир! — заныл Додик. — Если бы все российские граждане все свои ваучеры вложили в акции Тузпрома, то Фортепьянов расплатился бы с нами за два дня! Два дня — всей России, а остальные семь лет, в течение которых непрерывный и бесконечный поток голубого золота уходил и уходит на запад — себе! Так что владей хоть миллионами акций, все равно получишь шиш!
Но доводы философа не убедили костромского провинциала, возжаждавшего стать обладателем Тузпрома. “Ерунда все это! — подумал он. — Ты, дорогой Додик, маленький портфельный инвестор. А я буду заниматься корпоративным контролем! Я буду сам управлять тузпромовской империей, над которой солнце заходит только на три часа в сутки! И когда я займусь Тузпромом сам, все мелкие акционеры вроде тебя вообще ничего не получат — ни десять центов, ни семь тысячных! Понял меня, профессор?!” И окрыленный Венедикт Васильевич решил осуществить свой план, что блестяще ему и удалось благодаря предусмотрительности Живчика.
Как только новый долларовый мультимиллиардер с тузпромовским аукционным свидетельством в кармане покинул воровскую виллу, Додик набрал номер телефона и доложил законнику Живчику:
— Все в порядке. Штамповка только что забрал аукционное свидетельство…
Ну, а тут уж Живчику оставалось всего-ничего. Как только Штамповка зафиксирует право на собственность и выйдет из тузпромовского депозитария — тут уж плотным кольцом вокруг здания будут ждать его в лимузинах с затемненными стеклами и сам Живчик, и его пацаны с пивных складов, и ребята с чапчаховской таможни. И тут схватят они Веничку, схватят Штамповку, придушат на скорую руку, отвезут во фрязевский лесок и закопают в глубокую яму, которую Слюнтяй уже месяц как для него выкопал. А депозитарная расписка от независимого тузпромовского реестродержателя на 7% акций Тузпрома, электронный аналог которой будет навеки запечатлен во всех никогда не выходящих из строя тузпромовских серверах, дающая право собственности на владение СЕМЬЮ процентами величайшей во всей видимой Вселенной компании, достанется вору в законе по кличке Живчик.
В случае же, если Штамповка так и не выйдет живым из депозитарной западни, тоже радоваться только останется. Значит, правильно Живчик сам не полез в кромешную тузпромовскую пасть — проглотил-таки костромского терпилу людоед Фортепьянов, сожрал Веничку и не поперхнулся…
А ничего не подозревавший Веничка, выждав день-другой, поехал-таки на улицу Подметкина. Прошел за ограду нужного здания, в последний раз по-бедняцки оглянулся и гоголем проследовал в пустое, просторное помещение. В конторке он протянул девочке за стеклом паспорт с вложенным аукционным свидетельством. Та мельком глянула в документ, набрала его имя на компьютере, через минуту просунула в окошко вылезшую из принтера бумажку, и сказала:
— Вот здесь распишитесь.
Пыльцов расписался, потом подумал и спросил:
— А можно мне — как акционеру — получить у вас Устав Тузпрома?
— Двадцать долларов по текущему курсу, — сказала девочка.
— За что двадцать долларов? — удивился Виктор Васильевчи.
В это время в депозитарии раздался телефонный звонок, и девочка отвлеклась. Когда она опять подошла к окошечку, Пыльцов настоятельно повторил требование:
— Дайте мне, пожалуйста, Устав Тузпрома!
— Заплатите за распечатку Устава 20 у.е. по текущему курсу, и вы тут же его получите.
Но у Пыльцова не было 20-ти у.е…
— А можно мне получить дивиденды за семь лет?
— Давайте ваш счет, реквизиты вашего банка, и мы перечислим дивиденды.
— Сколько это будет?
— За семь лет примерно десять центов на каждый вложенный вами ваучер.
“Додик не соврал. Молодец Фортепьянов! Так и надо! Нечего разбазаривать наши бабки!” — в мозгу Виктора Васильевича уже щелкнул тумблер собственника и окончательно встал в положение “моё”.
— У меня нет пока счета в московском банке, — сказал видный акционер.
— Как откроете счет, пожалуйста, тут же сообщите его нам, и мы вам перечислим ваши дивиденды, — девочка отошла от окошка.
Прием был окончен. Дело сделано. Но в это мгновение торжествующему Веничке оставалось жить на белом свете ровно один час и сорок секунд. За оградой депозитария пацаны уже вышли из иномарок и поджидали его, прохаживаясь вдоль ворот. А сам Живчик из-за бронированного стекла пульмановского “Мерседеса” не отрываясь смотрел в бинокль на двери учреждения, которые законник так и не решился сам переступить, и думал: “Ну, Штамповка, тебе кранты!…”
Но скоро сказка сказывается, да не так скоро дело делается.
— Господин Пыльцов! — кто-то окликнул сзади Пыльцова с характерным латино-армянским акцентом.
“Черные меня вычислили!” — запаниковал и ужаснулся Пыльцов. Ведущий акционер с трепетом обернулся.
К новоиспеченному мультимиллиардеру подошел вальяжный господин с характерной восточной внешностью и представился:
— Генерал-полковник Пако Кочканян, командир Тузпромовской досмотровой дивизии. И предъявил служебное удостоверение.
Пыльцов тщательно изучил документ и убедился, что подлинность корочек была несомненной.
— Очень рад познакомится, — все еще дрожащим голосом ответил Пыльцов.
— Господин Фортепьянов мне поручил Вас разыскать. Рор Петрович хочет с Вами побеседовать, если Вы, конечно не против, — с поклоном сказал генерал-полковник в штатском.
— Рор Петрович? Неужели он меня запомнил?
— Не могу знать, — ответил генерал Пако и жестом пригласил Пыльцова за загородку.
Сразу за загородкой оказалось неприметная дверь, обычно ведущая в комнатку, где сотрудницы подобных учреждений пьют кофе. Но за узенькой дверью оказался широкий короткий коридор, в конце которого за аркой металлодетектора был лифт.
“Точно такие же оборудование было установлено в гигантском холле-дендрарии Тузпромовского небоскреба! — тут же вспомнил Пыльцов и несколько успокоился. — Вот оно что! Наверное, господин Фортепьянов сразу же введет меня в Совет Директоров и уже сегодня я приму участие в заседании Коллегии. Вот что значит стать ведущим акционером! Надо было бы мне поприличнее одеться! А то сразу видно, что я спал сегодня, не раздеваясь”, — огорчился Пыльцов, оглядев примятые полы пиджака и скомканные брючины.
Лифт двинулся не наверх, а вниз. У Пыльцова душа ушла в пятки, и от страха он порылся гусиной кожей. “Боже мой! — подумал он. — Я опять попался в плен! Куда меня везет этот черный?!”
