А как же все хорошо начиналось!

Только из Бровар, из-под под Киева появился в Химках, в служебном кабинете Мутрука учредитель, владелец и генеральный директор “Сургутглавмазутснаба” господин Детский, как тут же в РСУ-61 все расцвело всеми цветами радуги. Неделю еще не проработал господин Детский в Атомно-ремонтном Управлении, как принес в пухлом портфеле подряд-заказ на восстановление Чапчаховского пивзавода шампанских вин. Изголодавшиеся по живой, а главное, по оплачиваемой работе, все шесть тысяч сто тридцать два атомных монтажника сразу обнадежились и под руководством Мутрука дружно засучили радиоактивные рукава, взялись за дело и склепали у себя в подсобном цехе четыре бродильных жбана (ударение на “на”) объемом в 250 тысяч пинтадекалитров каждый. И на тех же сорокавосьмиосных автоплатформах, на которых они восстановленные атомные реакторы по стране развозят, ребята из Химок повезли клепанные жбаны (на “ы”) через всю Москву в славный городишко Чапчахов. По ходу, конечно, пришлось всю троллейбусно-осветительную сеть сдирать, небо от проводов освобождать, потому что высота у пивных химкинских жбанов — даже в лежачем положении — оказалась 25 метров, а в стоячем положении вообще за 100 метров зашкаливает. Но тут ничего не попишешь — надо, значит надо, ведь еще из школьной химии известно, чем больше жбан — тем лучше пиво, а о шампанском и говорить нечего. Дорогие наши москвичи по всему маршруту, как водится, совершенно ничегошеньки не заметили, спокойно и безмятежно спали, пока три тысячи атомных ремонтников всю московскую уличную электропроводку со столбов сдирали, сто тридцать два ремонтника везли на платформе очередной клепанный жбан, бережно поддерживая его со всех сторон, чтобы ненароком он не скатился на мостовую и не разлетелся на мелкие кусочки, а следом оставшиеся три тысячи атомных ремонтников всю московскую электропроводку обратно на небо натягивали. И так четыре ночи подряд.

Оплата за капремонт Чапчаховского пивзавода, как и указано в подряд-заказе, находящемся в портфеле у господина Детского, будет произведена алкогольной продукцией, причем, полной и исчерпывающей ее гаммой, включая четыре сорта водки — и без какой-либо накрутки, копейка в копейку, по себестоимости оптовых цен. Таким образом, Андрей Яковлевич с самого начала работы на РСУ-61 прекрасно себя поставил и зарекомендовал.

Смонтировали атомные ремонтники на Чапчаховском пивзаводе клепанные жбаны, установили, отрегулировали давление, и пиво рекой потекло — очень удачный оказался капремонт и принят был с высокой оценкой. На следующий же день после госприемки на той же сорокавосьмиосной платформе приехали ребята за зарплатой, и им все — честь по чести, бутылка в бутылку выписали — и пивом, и шампанским, и водкой — пей не хочу. Пожали атомные ремонтники из РСУ-61 руки пивоварам и довольные поехали на склады (ударение опять таки на “ы”). Сунули накладные в окошко и стали загружать на платформу ящик за ящиком. И тогда господин Мутрук совершенно случайно обратил внимание, что среди загружаемых на платформу ящиков нет ни чапчаховского знаменитого пива, ни советского шампанского ни, тем более, хоть какого-нибудь из четырех сортов водки — а все только одна газированная вода “Колокольчик”. Срочно послали за Андреем Яковлевичем, разыскали его все в той же Химкинской баньке. Господин Детский — тут надо и ему отдать должное — немедленно бросил массировать академика Бобылева, тереть очень нужную научную спину и с пухлым портфелем прискакал в Чапчахово. Достал Андрей Яковлевич подряд-заказ — тары-бары, растабары — и что оказалось: Чапчаховский пивкомбинат действительно выделил все, что он должен был РСУ-61 за капремонт и замену старых прохудившихся жбанов на новые клепанные жбаны — то есть и водку, и шампанское, и, разумеется, пиво. Но выделил он все это только через склады. А по-другому, не через склады, Чапчаховский комбинат пузырьковой продукции вообще ничего не выделяет и выделить не может — в Уставе у него так прямо и записано. Склады же эти принадлежат вовсе не Чапчаховскому пивкомбинату, а кому бы вы думали? — правильно, — склады — и не только эти, а все склады — и автозапчастей, и лакокрасок, и газетнобумажные все до одного, какие ни есть в Чапчахове и в Чапчаховском районе, принадлежат законнику Живчику. А чтобы не спаивать предрасположенное к зависимости народонаселение, Живчик категорически запретил своим пацанам, то есть кладовщикам, выдавать по безналу, а тем более по каким-то сомнительным взаимозачетам всю алкогольную продукцию, а особенно водку, шампанское и тем более знаменитое чапчаховское пиво. Сначала атомные ремонтники все никак понять не могли, что их опять кинули. Достали бельевые веревки и, говорят, мы сейчас всех вас свяжем и все, что нам положено, сами заберем. Пацаны тогда волыны достали, два раза в воздух выстрелили, раза три в землю, а четырем атомным ремонтникам, чтобы не забывали, кто в районе хозяин, по пуле в живот. Так что не всегда со стрельбой только отъем связан, иногда приходится вразумлять, и именно со стрельбой, чтобы люди свое забрали и не кочевряжились.

Что тут поделаешь? — пришлось атомным ремонтникам за свои клепанные жбаны отоварится газированной водой “Колокольчик”. Андрей же Яковлевич господин Детской опять не бросил атомных монтажников на полпути, снова вошел в их безвыходное положение и тогда же — впервые! — обратился к Оленьке Ланчиковой, хотя до этого все боялся натуральную блондинку по пустякам лишний раз беспокоить. Ведь этот пивной ремонт был еще задолго — недели за три — до вексельной прокрутки — тогда еще отношения между Ланчиковой и руководством РСУ-61, то есть господином Мутруком, были самыми доверительными и теплыми.

Перед Оленькой Ланчиковой действительно надо шляпу снять — ведь она терпеть не может газированную воду на сахарине, особенно розлитую в бутылки емкостью 0,33 литра — в грязноватые, с криво наклееными этикетками, липкие, омерзительные, в так называемые, “раиски”. (Эти препротивные бутылочки на самом-самом верху придумали, чтобы наши алкаши великую нашу перестройку не позорили и приучались жрать ханку евродемократически, то есть маленькими порциями. Конец у нашей перестройки подкачал, лажей все дело закончилось, но начало-то было — и тут никто не даст мне соврать — любо-дорого вспомнить).

Оленька же хотя и обожает только английский джин в большой, фигуристой и симпатичной посуде — в “сабонисе”(0,75), но из уважения к Игорю Дмитриевичу Мутруку и к его тяжелой атомной судьбе она разместила на консигнационной основе — то есть оплата после реализации — все тридцать восемь контейнеров с раисками, наполненными газированной водой “Колокольчик”, в Костромских и Новокостромских супермаркетах, и оттуда нет-нет, да и капнет денежка на расчетный счет РСУ-61.

А теперь вот и сама Оленька в Тузпроме пропала, словно на небо вознеслась. Атомные ремонтники все сучат бельевые веревки, скоро истреплют их совсем, а Ланчикову никак не дождутся. Наконец, белобрысый громила возвращается за второй двадцатидолларовой бумажкой и все, как есть, без утайки, то есть раскрывая служебную тайну, сообщает господину Детскому:

— Ваша бухгалтерша покинула Тузпром в 16 часов 06 минут.

— Куда ж она подевалась? — удивился господин Мутрук.

Громила-охранник взял у Детского зеленую купюру, проверил ее на просвет и хотел, по запарке, дальше раскрыть служебную тайну — “Помчалась с коротышкой Фортепьяновым на блядки”, но вовремя спохватился, усмехнулся и сказал:

— Отправилась на юга.

Золотистой бабочкой во тьме пыльцовского подсознания Ланчикова то улетала, то опять прилетала, а он все пытался ее удержать — но чем ее увлечь, каким небесным сачком поймать эту ветренницу? Как убедить ее, что у него не только эта штука, но и душа преогромных размеров, то есть, пространств… “Зачем же ты, куда же ты опять порхаешь, Оленька?” — все бормотал в полубессознательном бреду Венедикт Васильевич.

Венедект Васильевич застонал от ревности, которая, как песчаный вихрь по приволжской степи, вдруг засвистала, полетела, смела на своем смертельном пути всю его жизнь, и очнулся, открыл глаза. Он приподнял голову, огляделся и все никак не мог взять в толк, где же он оказался. Пол был паркетный, ламинированный, похоже, это склад. Двери закрыты неплотно, и в тонких полосках слабого света, исходящего из щелей дверного проема, Венедикт различил множество ящиков и банок, лежащих вокруг него на стеллажах. Руки у него были связаны за спиной, но пленник изловчился, уперся ноющей головой, а потом и плечом в стойку, встал на ноги и вышел из полутемного помещения. Он огляделся, обнаружил лестницу на верхний этаж, но не пошел по ней. Стараясь ступать неслышно, Венедикт осмотрел еще два помещения, подобных тому, в котором он пришел в себя, и заваленных всяким барахлом. Он изловчился, повернулся боком и подергал одну запертую дверь, потом другую, которая, судя по расположению, вела наружу.