Итак, мы уже десять дней копаем Желтый курган. Мы — это, само собой понятно, я, Детеныш и Пашка Клюня.

Сгоряча я было взялся за раскопки один — не хотелось делить будущую славу ни с кем. Пришел я тогда к Желтому курганчику, солнце едва-едва поднялось над степью и высоко в небе зазвенели первые жаворонки. От вчерашней грозы и следа не осталось, только посвежевшая ярко-зеленая трава.

Было радостно и жутковато: неужели я скоро увижу того, кто жил в наших степях давным-давно, может пятьсот, а то и всю тысячу лет назад. Кто он? Знаменитый вождь или великий воин? А может, какая-нибудь древняя царица или сам хан?

Копать я взялся с большим жаром, однако часа через три крепко поостыл. Работал не разгибаясь, а земли срыл — кот наплакал. Зато такие волдыри на ладонях набил, что за ложку браться боязно. Волей-неволей опять про Детеныша вспомнил.

Утром пошел к нему мириться. Детеныш — молодец. Не стал, как некоторые, ломаться, выказывать свою гордость, сразу протянул мне руку и я крепко пожал ее.

Рассказ о Желтом курганчике он воспринял до обидного спокойно, словно только и делал всю жизнь, что выслушивал такие сногсшибательные новости. Сказал лишь, озабоченно насупив брови:

— Надо, пожалуй, ломик прихватить…

Зато Клюня радовался и шумел за двоих.

— Наш Желтый курганчик — могильник?! Не врешь? И набит сокровищами?! Так чего мы тут стоим и болтаем? Берите лопаты и — айда. А то еще кто-нибудь узнает и опередит,

И вот мы копаем Желтый курганчик. Дело идет совсем не так быстро, как хотелось бы, как вначале предполагал я. За это время мы едва-едва срыли бугор. Теперь надо вгрызаться вглубь, а сил у нас здорово поубавилось.

Только теперь я окончательно понял, что такое раскопки. Поясницу ломит, болят руки, ладони горят огнем. Но на то и существуют трудности, чтобы их преодолевать. Никакой подвиг не бывает легким, его не совершишь походя, с наскока. Это знает каждый, кроме разве Клюни.

Пашка меня просто бесит. Он не работает, а только машет руками да разглагольствует о всякой ерунде. Поработал он по-настоящему лишь раз, в первый день. Пашка не дал нам тогда даже позавтракать — так рвался к Желтому курганчику. Кричал, захлебываясь от восторга:

— В пять дней управимся! Кто бы он там ни был, как миленького выроем со всеми его сокровищами. Эти скифы, саки, или как их там еще, просто элементарное дурачье: захоронили своего мертвяка чуть ли не рядом с селом. Если бы знали, что мы придем и разроем их могилу, то утащили бы куда подальше да закопали поглубже.

Детеныш сказал, ощупывая лезвие своей лопаты:

— Во-первых, нашего села тогда еще и в помине не было, во-вторых, откуда тебе известно — глубокая могила или нет?

Пашка словно поджидал возражения, сыпанул, как автоматчик:

— Нет, дуплет, привет, скелет… Не нужно иметь много мозгов, чтобы сообразить это. Им нечем было копать, понял? Ни лопат, ни лома. А палкой много не наковыряешь. Чуть присыпят мертвяка и — привет.

Детеныш хмыкнул:

— Видали — доктор наук! Академик! Киндервунд!

— Не киндервунд, а вундеркинд. Тоже мне умник нашелся, — язвительно захохотал Пашка.

— Пусть вундеркинд, все равно. А тысячу лет назад не только железо, но и золото уже добывали. И оружие ковали, и инструменты всякие делали.

Пашка хотел было по привычке вступить в спор и для начала уже выкрикнул, как боевой клич, свое любимое: «Мину-у-уточку!» Но я не дал.

— Стоп, Клюня, — сказал я. — Надевай глушитель и — за работу. Хватит базарить.

— Ладно, — недовольно пробубнил Пашка, ни к кому не обращаясь, — после увидим.

Он взял лопату, прикинул, откуда сподручней начинать, и принялся копать. Работал он в тот день не разгибаясь. А про меня с Детенышем и говорить нечего: мы до вечера так умотались, что хоть на носилках выноси.

На другой день, когда мы снова пришли чуть свет, я просто ахнул: ничего себе! За один день срубили половину кургана! Сколько веков он желтел тут в пустой и ровной степи, и вот пришли мы, и его, Желтого курганчика, почти не стало.

— Ну, ребята, если у нас так и дальше пойдет дело, то впрямь выйдет по-клюниному: может, не в пять дней, но уж в десять-то точно управимся.

Пашка лихо подмигнул Детенышу, сказал самодовольно:

— Вот так, друг маленьких существ, слушай и вникай: я всегда знаю, что говорю. А говорю я вот что: главное — темп!

Но на этот раз Пашка больше чесал языком, чем работал. Копнет раз-другой, воткнет лопату в землю, обопрется о черенок и пойдет молоть. — Слышь, ребята, вот мы бьемся тут, стараемся и ни о чем таком не думаем. Верно? А нам возьмут, да и отвалят по путевке в туристический лагерь. Куда-нибудь в Горный Алтай. Дескать, так, мол, и так, дорогие товарищи школьники, благодарим вас от имени науки. А? Или вдруг в Крым? В Артек? Здорово, а?

Пашка радостно хохотал, будто уже получил путевки и в туристический лагерь, и в Артек.

— Шуму будет на весь район. Пацаны от зависти уши друг дружке отжуют.

В конце концов даже Детеныш не выдержал, произнес устало разгибаясь:

— Брось, Клюня, ерунду плести. Лучше давай работай.

— Работай, топай, лопай, — весело выпалил Пашка. — Это мы умеем!

Он, старательно поплевав на ладони, принялся копать. Однако, бросив несколько лопат земли, снова поднял голову.

— А вдруг, — и глаза у него расширились, словно от страха. — А вдруг каждому по ордену? Ведь мы, может, такие сокровища выудим из этого могильника, что не каждому ученому археологу в мечтах привидится.

— Ты вперед по шее получишь, если будешь вот так волынить, — сказал я. — Кончай, Пашка. Честное слово, надоело.

Однако Пашка нетерпеливо отмахнулся.

— Погоди… — И выдохнул сипло: — А что, если… Ой, братья, что я придумал!

— Ну? — заинтересовался Детеныш.

— Не надо нам никаких путевок и орденов там всяких. Надо просто-напросто все, что добудем, разделить поровну, на троих.

— Это зачем? — не понял я.

— Здрасте! Продадим это древнее барахло, а на деньги купим все, что кому охота. Понял? Я, например, мотоцикл «Урал». С коляской. Буду летать по всему району!

Детеныш помотал головой, хмыкнул: «Ну и ну!» А я разозлился.

— Умолкни, а то схлопочешь. Как пить дать, схлопочешь, кулачина ты продажная.

Пашка удивленно уставился на меня.

— Ты что, одурел? Что я такого сделал?

— Дурак или прикидываешься? Ты соображаешь, что говоришь? Ты предлагаешь ограбить могильник. Как самый последний ворюга. Как те подонки, что очистили первый курган. Кто есть ты после этого, а?

Пашка, видать, не ожидал такого поворота, растерялся, заоправдывался:

— Да я просто так, для хохмы. Чтоб веселее.

Но я понимал: не для хохмы и не для веселья. Он и в самом деле готов забрать все, что найдется в могильнике, если, конечно, не остановить его. Жадность у Пашки всегда была.

После этого вся Клюнина радость и оживление исчезли. Переменился и разговор. Теперь Пашка уже не захлебывался от восторга, когда говорил о сокровищах Желтого кургана, а нудил про жару, пыль, усталость. Как только возьмется за лопату, сразу забубнит, заноет, что он не бульдозер, чтобы вот так, задарма и не знай для чего, ишачить, да еще каждый день, безо всяких выходных. А вчера вдруг заявил, ткнув лопатой землю:

— Нет тут никакого могильника. Зря стараемся.

Я оторопел.

— Это почему?

— Потому… Эти древние, думаешь, лопоухими были. Хитрые были, дьяволы. Они устраивали могилы с такими секретами, что черта лысого разгадаешь.

— Ха, опять новость, — засмеялся Детеныш, вытирая кепкой пот с лица. — Ты же говорил, что они — элементарное дурачье. Что-то очень быстро они поумнели у тебя.

— Ты не очень-то остри, друг маленьких зверей… Я читал: был такой Аттила, вождь гуннов. Так вот, когда он умер, воины взяли и перегородили какую-то реку, на дне устроили могилу, набили ее всяким добром, чтобы их вождь на том свете жил не тужил, а потом снова пустили воду. Вот и найди попробуй этого Аттилу с его сокровищами.