Микрофоныч вручил мне колышки и топорик, а сам с Эвкой принялся намечать рулеткой границы нового раскопа. Там, где должны быть углы, я забил колышки, потом соединил их шпагатом. Получился огромный прямоугольник, в центре которого зияла моя яма.

Микрофоныч удовлетворенно крякнул:

— Хорош будет раскопчик, просторный, удобный. Верно, Брыскин?

Но я не пришел в восторг.

— Это почти силосная траншея. Ее вручную и за год не отроешь. Лишняя работа…

Микрофоныч поднял широкие брови.

— Лишняя работа — это убрать землю, что ты тут накидал.

А насчет времени ты, Брыскин, глубоко ошибаешься. На этой площадке смогут одновременно работать по десять-двенадцать человек. Так что живо «обгоним» твою яму.

Потом я достал лопату, и мы по очереди побросали из моей кучи землю за границу нового раскопа. Да, трудно будет перекидать ее — уж точно отмотаешь руки.

— Все, — сказал Микрофоныч, утирая платочком лицо. Он работал последним. — Для первого знакомства с Желтым курганом — хватит. Пойдемте отдохнем немножко и — домой.

Мы с Эвкой выбрали травку погуще, сели. Микрофоным, прихватив свой рюкзачок, устроился рядом.

— Притомились?

Эвка засмеялась:

— Да вы что, Семен Митрофанович? На прополке почти целыми днями с тяпками. — Она скосилась на меня. — Может быть, Костя вот…

Я, как всегда с Эвкой, не нашелся, что ответить, смешался, покраснел. А чего было краснеть? Отмахнулся бы какой-нибудь шуткой и — делу конец. Так нет же, обязательно надо растеряться, покраснеть, а потом еще и обидчиво надуться. На выручку мне снова пришел Микрофоныч.

— Не скажи, Эва. Столько земли вынуть — не каждому по силам. Нет, в данном случае Брыскин оказался просто молодцом.

«Об этом надо было сказать пораньше, — горько подумал я. — А теперь на кой мне все эти хорошие слова…»

Между тем Микрофоныч опять заглянул в свой рюкзачок и стал вынимать уже не колышки, а хлеб, поджаристые котлеты, сало, лук, редиску и пышные румяные пироги. В центр поставил термос.

— Чай. А теперь налетай, ребята, у кого на что глаз лежит.

Я вдруг так захотел есть, что даже под ложечкой заныло, вспомнил, что я сегодня еще не завтракал, потому что мне уже до чертиков надоели яйца, а другого чего, на скорую руку, не оказалось.

И я налетел. На пироги и котлеты, которых я не ел, кажется, целую вечность — с тех пор, как маму положили в больницу.

Микрофоныч аппетитно ел розовые пластики сала с луком, хрустел редиской, а сам весело поглядывал на нас, будто спрашивая: «Ну как, вкусно?»

Я от удовольствия только тряс головой и мычал, а Эвка смеялась и потихоньку подсовывала мне то пирог, то котлету.

Она заметно оживилась, стала, наконец, почти прежней — озорной и колючей.

Микрофоныч говорил:

— Вот так и мы, бывало, в студенческие годы, рассядемся всей партией вокруг этакого «стола», а разговоров — на всю ночь, несмотря на усталость. Да, интересное было время. Какие путешествия совершали мы с Антоном Юльевичем в глубь веков! Прекрасные и незабываемые…

Эвка мгновенно загорелась.

— Ой, расскажите, Семен Митрофанович! Пожалуйста…

И я попросил.

Микрофоныч будто даже чуть засмущался:

— Право, и рассказывать тут вроде нечего… Тут надо самому поработать на раскопках, увидеть все, потрогать руками, услышать. Каждый снятый слой земли, словно бы перевернутая страница книги, увлекательной и волнующей. Разве не удивительно, например, раскапывая древнее поселение, шаг за шагом узнавать, кто в нем жил, чем занимался, на каком языке говорил, была ли тогда письменность и, наконец, просто какими были в то время люди…

Микрофоныч примолк, устремив взгляд куда-то по-над степью, будто всматривался в тот далекий мир, о котором только что рассказывал. Потом встряхнул головой, вздохнул.

— Да, жизнь исчезает, а земля хранит память о ней, о тех, кто когда-то был и кого больше никогда не будет. Что это за память? Многое: обломки камней, черепки, кости, орудия труда и оружие, рисунки, письмена, останки человека. По ним, по этим дорогим для нас памятникам древности, археологи и определяют приметы исчезнувших культур и цивилизаций.

— Просто как фантастика, — задумчиво проговорила Эвка. — Только это — правда! Прямо представить не могу, до чего интересно и необыкновенно.

— Кстати, — произнес Микрофоныч, попеременно поглядывая то на Эвку, то на меня. — Кстати, вы знаете, что означает само слово «археология»?

Эвка покачала головой, а я опять покраснел. Ну, обалдуй, не мог нигде за столько времени узнать, что такое археология. Так тебе и надо — красней! Сейчас Микрофоныч выдаст тебе еще… Однако Микрофоныч даже не сделал укоризненно-болезненного лица, как любил это делать на уроках, а спокойно и просто сказал:

— Археология — это буквально «слово о древности». Впервые это слово употребил еще в четвертом веке до нашей эры великий греческий философ Платон. В его время археология опиралась лишь на письменные источники и повествовала только о личностях правителей, войнах да переворотах. Тысячелетия изменили смысл термина. Сегодня археология — это наука, которая изучает прошлое по вещественным материалам, добытым из земли. Так трудами археологов, например, была воссоздана история многих народов Сибири.

Остановился на секунду, задорно подмигнул нам.

— Вот и мы тоже, быть может, пусть хоть маленькую кроху, но внесем в эту историю. Внесем, Брыскин?

— Внесем!

— А коли так, — сказал Микрофоныч, подымаясь, — коли все основные вопросы решены — пора домой. Нужно готовиться к работе.

Когда мы пришли в село и когда Микрофоныч свернул на свою улицу, я тронул Эвку за плечо. Она обернулась.

— Что?

— Слышь, Эвка… Ты, это самое, не думай, что я хвастун или болтун какой…

Эвка ничего не ответила, а только с любопытством уставилась на меня.

Я заторопился:

— Это я про тот черепок, о котором тебе говорил… Помнишь? Правду я тогда тебе сказал. Был черепок… Только не настоящий. Пацаны подшутили надо мной…

Эвка нахмурилась, однако продолжала выжидательно молчать.

— Подсунули они мне этот черепок… Да и все прочее тоже.

— А что «все прочее?» — живо спросила она.

Я рассказал. И про Никульшихину кринку, и про бересту, и даже, дурак, про синюю дулю.

Эвка слушала не перебивая, только лицо все больше и больше мрачнело, а когда я закончил, неожиданно произнесла:

— Бедный Брыська!..

Я моментально разозлился.

— Знал бы, ничего не рассказывал. А то сразу «бедный!» Никакой я не бедный, просто…

Я не досказал: встретил Эвкин взгляд, теплый и участливый. Мне даже показалось, что она вот-вот протянет руку и погладит меня, как кота.

— И брось смотреть на меня так, — выкрикнул я. — Что я, слабак какой?!

— При чем тут слабак, — ответила Эвка. — Просто ты хороший.

Это меня сразило. Я стоял и молчал, совсем забыл, что еще хотел сказать. А она все-таки протянула ко мне руку, только не погладила, а легко сжала мои пальцы.

— До свидания, Костя. — И вдруг добавила: — И спасибо… За все…

Я совсем оторопел, хотел было узнать: за что? Но она уже вбежала в калитку.

Оказывается, я довел ее до самого дома.

Микрофоныч сообщил: завтра экскурсия на строительство канала. Ее, эту экскурсию, председатель сельсовета Иван Саввич готовил давно, но все как-то не получалось: то у строителей что-то не ладилось и им было не до приема экскурсантов, то у нас машин свободных не было, то шофер вдруг заболел. А тут вдруг все устроилось.

Я сразу бросился к Детенышу, которого не видел уже два дня. Я был все время занят, а он почему-то ни разу не зашел ни ко мне, ни в музей.

Торопился к Юрке, а сам представлял, как он обрадуется: ведь что там ни говори, а таких интересных поездок, как эта, у нас в последний год не было.

Детеныша я нашел в огороде — чинил ограду. Увидел меня улыбающегося, опустил жердочку, положил топор — так и подался ко мне. Я весело хлопнул его по плечу.