Антон задумался. Он еще вчера думал спросить о чем-то важном. Но из-за обрушившихся событий и усталости сразу заснул. Ах да — о результатах налета.
— Так что там было в бумагах, что вчера украли?
Вчера? Неужели это было вчера? А казалось — сто лет назад, в прошлой жизни. Вчера вечером Егор все же просмотрел украденные бумаги. Других фрагментов шифровки, разумеется, не нашлось. Были какие-то срисовки, отдельные куски, просто пятибуквенные кусочки, фразы. Самой разумной была, вероятно, «EIRLD JXUIS». Но был ли это фрагмент шифровки или какой-то вариант дешифровки — понять было невозможно. Вероятно, первое, поскольку ниже кто-то пытался составить из этих букв «JESUS» и «ULIS». Но у этих списанных фраз, обрывков не было общих краев, их нельзя было составить воедино.
Похоже, у них тоже кто-то пытался, в силу своих возможностей, решить головоломку. Остальные бумаги имели отношение скорей к конкурентам, чем к шифровке. Были отчеты о шпионаже за обоими стариками. Особо нового Егору они ничего не дали. Все это время он сам наблюдал за противниками.
— Хочешь, возьми почитай… Бумаги под подушкой…
— Ничего не нашли?.. — понял Антон. — Выходит, мы напрасно рисковали, зря стали бездомными?
Егор печально покачал головой. Вообще-то, собеседник был прав. Еще в квартире он видел, что бумаги особой ценности не представляют. Но надеялся на сейф, а тут все так обернулось. И второй визит Егор тоже обдумывал — дверь бронированная, но окна пустячные. Если бы их как-то не было ночью… устроить какую-то провокацию? Разыграть гамбит? Чем пожертвовать? Куском шифровки? Почтальоном?.. Тогда кто будет тащить сейф?
Но вместо этого Егор проговорил:
— Ничего так просто не бывает… Иногда полезно просто сесть и подождать, пока не нарастут события, пока что-то не принесет река… Ничего, студент, не дрейфь — прорвемся. Я так часто тонул и всплывал, что поневоле начинаю задумываться — а не дерьмо ли я?..
Дальше Егор с Геноссе жарили рыбу, Антон же действительно принялся листать бумаги. Тщательно прочитал отчеты. Там подробно было прописано о стариках, но ни одного слова не было сказано о нем. Где-то это было даже оскорбительным.
Затем вернулся четвертый постоялец. Прямо с порога спросил:
— Есть надобность выпить. Если я угощаю, кампанию составите?
— По-моему, совершенно глупый вопрос в этой местности, — ответил Геноссе.
Егор подумал и кивнул… Расслабиться бы не помешало.
***
Из высоких жестяных кружек постоялец, Егор и Геноссе хлебали водку. Антон для себя испросил пиво. Над ним насмехался Геноссе, предлагал вовсе минералку или безалкогольное. Но Егор кивнул: делайте, как сказано.
И снова прилавок превратился в обеденный стол. Большая бутылка водки, к ней пластиковая баклажка с пивом. Из закуски — черный хлеб, рыба, картошка, сваренная в мундирах.
— Хороша картошечка, — проговорил постоялец, дуя на пальцы, — а я еще уважаю, чтобы запечь да на костерке…
Водка пошла хорошо, поскольку все были голодными, пьянели быстро.
Егор осмотрелся. Кроме плакатов с музыкантами были те, которые он сразу не заметил. Висели они возле выхода. Когда магазин работал и двери были открыты, их не было видно. Там были старые советские плакаты об экономии рабочего времени. Но было много иных плакатов, тоже с обилием красного, которое перечеркивал черный крест.
— Я смотрю, нацисты у вас в почете?.. — показал Егор на рисунок немецкого солдата, зазывающего, кажется, в атаку.
— Положим, не в почете, но враг был достойным. И если ты не уважаешь своего врага, ты не уважаешь и свою победу.
— А, скажем, вот День Победы отмечаете? Девятого мая-то?
Неожиданно обиделся постоялец:
— Отмечаем… Только начинаем праздновать еще седьмого — тогда был подписан первый акт о капитуляции. Восьмого его переподписали специально для Советского Союза. Ну а в это время в Москве была уже ночь девятого…
— А я не понимаю… Столько лет прошло с войны… Не в обиду будет сказано, но ведь не празднуем мы день, когда, положим, Наполеона изгнали…
Егор покачал головой.
— Вторая Мировая война гораздо ближе, чем тебе то может показаться. Сядь на машину, прокатись из Петербурга в Выборг. Сойди с шоссе, зайди метров на сто, копни землю — и забелеют кости.
Дернули еще по пятьдесят грамм, постоялец закусил папиросным дымом. Тут же протянул ее Егору. Тот покачал головой. Но Геноссе не отказался. Папироса была только подожжена, но тот держал ее так, будто это жалкий окурок, который от единой затяжки догорит и обожжет пальцы.
— У меня ведь дед тоже вроде как ветеран Второй Мировой. — глядя на них задумчиво проговорил Егор.
— А почему «вроде как»?
— Он не в Красной Армии воевал.
— За немцев что ли?..
— Ну почему так сразу если не в Красной, то за немцев. Воевал он против немцев, во французском Иностранном легионе. После войны вернулся в СССР — тогда зазывали русских возвращаться на родину. Отец опять же повоевал: Вьетнам, Ангола, Египет.
Стал советским «псом войны» или «военным консультантом». Неважно, как называть — суть одна.
— А я воевал… — глухо отозвался пришелец.
— Воевал? Где? В Афганистане?
— И в Афганистане… До него в Анголе. До этого — Египет. Брал Берлин, Будапешт. До этого — Эпиналь. До него — Седан. Перед ним — опять Египет, Сен Жан д'Акр, Маренго. Кресси, Пуатье… Канны. Снова Египет, пустыня, безымянная деревушка. Война с хеттами — первая война человечества. Вы не узнали бы меня тогда — я был смуглей, почти негром. Но затем снег и песок Норвегии стерли загар. Но я помню войны и до хеттской…
— Как это «до»? Вы ведь сказали, что это была первая война человеческая.
— Смотрите…
Он открыл рот. Зубы, как и волосы у него были в отличном состоянии, и Антон не сразу понял, в чем собственно дело. Все зубы у него были одинаковы — во всяком случае, не было видно клыков.
Затем тот рукой сдвинул волосы, открыл ухо. Верх уха был заострен.
Антон глупо засмеялся — все были пьяны, и трюк с ухом вместе с зубами показался почтальону остроумнейшим фокусом. Остальные же просто промолчали, то ли не заметили, то ли сделали вид, что так и надо.
Водка уже во всю гнала тепло по венам. Становилось легко. И тут Егор, привыкший держать карты закрытыми до последнего, сделал то, чего бы он никогда не допустил трезвым.
Немного подумав, Егор полез в карман. Вытащил листочек из блокнота, на который аккуратно были переписаны столбцы шифровки:
— Вот скажите, историки, что это такое?
— Похоже на код… — заметил Геноссе.
— Это я догадался. Какой именно?..
Он задавал этот вопрос и раньше, себе, Антону и не сильно надеялся на ответ.
Но Геноссе стал всматриваться:
— Наш, советский, был цифровым, кажется, по четыре или пять цифр в столбце. Здесь пять букв в колонке.
Отрывая куски от рыбы, в разговор вступил постоялец.
— Это похоже на немецкий код времен второй мировой, «Enigma»… Я прав?
Егор осторожно кивнул — пожалуй, сходилось:
— А расшифровать его можешь?..
Тут заговорил Геноссе.
— Слишком маленький фрагмент. Предполагаю, что это вовсе невозможно.
Егор старательно сфокусировал взгляд на Геноссе. Тот подумал, что ему угрожают, и поспешил исправиться.
Геноссе лишь мельком взглянул на обрывок шифровки:
— Но, если честно, в этот вопрос не вникал.
— А можешь вникнуть, не привлекая ничьего внимания?
— Могу попробовать…
— Ты старательно попробуй…
Пьянка медленно сходила на нет. Картошка холодела вместе с остывающей водой, ее шелуха становилась жесткой, водка трудной, она уже не шла с такой легкостью…
Первым не выдержал Геноссе:
— Пойду, поговорю с унитазом. Похоже, мне есть, что ему сказать.
Он поднялся и ушел. Когда вернулся, то водку уже не пил, а стал хлебать пиво.
Ложились спать, с трудом попадая телами по кроватям. В головах упорно кружили вертолеты.
— Ничего, — успокаивал Егор уже заснувшего Антона. — Вот увидишь, события назреют, что-то произойдет завтра-послезавтра…
