— Где вы набили себе рог, молодой человек?

— В схватке с четырьмя китайцами сразу.

От изумления она открыла рот так, что я мог разглядеть там яичный желток.

— Китайцами? — переспросила она.

— Да, — подтвердил я. — И всем четверым наставил синяков, вернее зеленяков, потому что у китайцев желтая кожа, и синяки у них получаются зелеными.

— Зелеными? — сказала она и бросила взгляд па стоп-кран, на случай непредвиденного оборота событий.

Место номер три занимал пожилой господин, в настоящий момент закрытый от нас газетой. Газета дрожала от смеха, но из-за нее не доносилось ни звука. Рядом со мной сидела парочка, наверное, молодожены. Они так прижимались друг к другу, что у меня возникло опасение — как бы им к концу поездки не превратиться в сиамских близнецов.

Пришел проводник, сообщил, что ресторан будет открыт до Фульды, проверил билеты и снова закрыл дверь. Фотографию Янсен мне пересняли, и она выпала у меня из бумажника, когда я доставал свой билет.

— Ваша невеста? — осведомилась пожирательница яиц. — Прелестная девушка.

Я только кивнул в ответ.

Я сходил в вагон-ресторан и съел там маленькую порцию какой-то ерунды, оказавшейся недешевой, а затем пошел по вагонам назад, болтаясь из стороны в сторону. Проводник как раз расправлял постели. У жизнерадостной дамы было нижнее место, но она попросила меня уступить ей мою среднюю полку, потому что внизу ей страшно и она не заснет. Я, правда, так и не понял, почему внизу спать страшнее, чем вверху, но просьбу исполнил. «Сиамские близнецы» с трудом разделились, чтобы забраться на верхние полки, но едва улеглись, тут же взялись за руки.

Спалось мне отлично. Я вообще хорошо сплю, всегда и везде. Лучше всего, разумеется, там, где я люблю. Попробуйте отгадать, где? Когда я проснулся, мы были в Мюнхене. Дама ела, лежа на своей средней полке. «Близнецы» по-прежнему держались за руки. Пожилой господин стоял в проходе.

Было половина пятого утра. Вчера в это время зазвонил мой будильник, пардон, телефон: «Вам необходимо срочно прибыть в универмаг «Вайнгеймер»… Я повернулся на полке, кивнул любительнице покушать и встал. Она снова ела яйца вкрутую. Казалось, у нее с собой в сумке недельная продукция птичника средних размеров. На перроне стояла тележка с газетами. Я открыл окно и купил бульварный листок, чем заслужил осуждающий взгляд пожилого господина, а потом респектабельную газету, что привело его в некоторое замешательство.

На первой полосе бульварного листка жирным шрифтом было напечатано: «Кровавое злодеяние в конторе универмага», а ниже чуть помельче: «Убийца уехала отдыхать к морю?» Я так и знал! Ослы! Безмозглые бараны! Моих зоотехнических познаний не хватало, чтобы выразить свои эмоции. Потом, однако, мне пришло в голову, что газета не приедет в Йелсу раньше меня. Если она вообще продается в Югославии…

Я прочитал заметку. Господин Эрих Ц., коллега убитого (это мог быть только муж фрау Цирот) рассказал «нашему корреспонденту» о наблюдениях своей жены, которая работает в том же универмаге.

Название универмага не упоминалось. Из заметки следовало, что убитый в субботу вечером имел крупный разговор личного характера с продавщицей Франциской Янсен, которая в день преступления скрылась где-то в странах Восточного блока. Как удалось узнать у ее тетки Хелены Майзельбах, у нее, якобы, очередной отпуск. Комиссар полиции отказывается отвечать на вопросы. И так далее…

Они в своем амплуа — «скрылась в странах Восточного блока». Каждая домохозяйка, естественно, тут же представит злодеев-большевиков, подло умертвивших храброго заведующего отделом универмага, который героически противостоял их подлым шпионским козням. Все выдержано в лучших традициях времен «холодной войны».

Настроение у меня сразу испортилось. К тому же за окном зарядил дождь, да и качество кофе в вагоне-ресторане не способствовало поднятию духа.

Но вот дождливая Каринтия осталась позади. Поезд выехал из Караванкенского туннеля, и сразу во всем великолепии открылось ослепительно голубое Средиземное море. На душе у меня повеселело, и я вспомнил, что гуляш с паприкой был неплох. Моя неотразимая соседка читала, обливаясь слезами, дешевый роман и только полезла в корзинку за очередным яйцом, как мы приехали в Риеку.

Я уже полчаса не сводил глаз со сверкающего лазурного моря, и, признаюсь, оно произвело на меня большое впечатление. Я решил отправить всем знакомым по открытке со здешними видами, даже если мне придется пробыть здесь несколько дней. А самую красивую я выберу для Фойерхака.

Я распрощался с сиамскими близнецами, не будучи, впрочем уверен, что они это заметили, кивнул пожирательнице яиц и поплелся вслед за носильщиком, который неспеша повез тележку с багажом, моим и пожилого господина, по душным, грязным и шумным улицам в порт, где уже стоял у пирса пароход до Хвара. Поездка на пароходе оказалась намного приятнее, чем в поезде. Лежа в шезлонге на верхней палубе, я почти забыл о цели своего путешествия. Должен заметить, что полицейскому редко доводится с таким комфортом добираться к месту работы. Под утро я проснулся от ужасной мысли, что мою птичку Франциску, возможно, предупредили по телефону, и она упорхнула. Но успокоил себя, подумав о том, что люди, в общем, не любят себя утруждать лишний раз, а если и соберутся, то не так скоро. Да и исчезнуть не столь просто.

В Сплите я пересел на небольшое суденышко, которое около одиннадцати вошло в бухту Йелсы и пришвартовалось у причала. Старик-носильщик с глазами, оживлявшимися, вероятно, только при виде стакана со сливовицей, потащил мой чемодан к отелю «Венеция», который стоял на северной стороне бухты и выглядел вполне пристойно. Мне повезло. Один из постояльцев со второго этажа уехал до срока и освободил номер с балконом и видом на море. Я тут же снял его и спросил у администратора, молодого черноволосого мужчины, похожего на итальянца, но довольно хорошо говорившего по-немецкп, в гостинице ли сейчас фройляйн Янсен из Гамбурга. Он сказал:

— Нет. Мне кажется, она пошла на пляж.

Мой багаж понесли наверх, я пошел следом. В номере стояла прохлада. Я вышел на балкон. Здесь, снаружи, была кружевная тень от больших итальянских сосен. Слева, метрах в пятидесяти от гостиницы, прямо среди скал соорудили из бетона террасу, на которой устроили пляж. Там царило оживление: во всю мощь орали транзисторы, на надувных матрацах, в шезлонгах, просто на полотенцах сидели, лежали, дремали праздные люди — коричневые, красноватые и реже — белые, как молоко. Остальные плескались в изумительно прозрачной воде, играли большим красно-белым полосатым мячом, ныряли, дурачились, вопили и визжали. На таком расстоянии я не мог рассмотреть лиц. Из кухни ресторана легкими волнами наплывал аромат жареного мяса с перчиком и чесночком. Яхты скользили по голубой воде. Словом, все было в точности так, как я себе представлял, только еще лучше.

Становилось жарко. Я быстро встал под душ, затем надел свой маскировочный костюм — светлые льняные брюки, желтую махровую рубашку-поло и сандалии. Фойерхак лопнул бы от зависти при виде такого обмундирования. Потом достал из чемодана остальные вещи, послонялся немного по комнате, потрогал матрацы, пощелкал выключателями, закурил сигарету. Не обнаружив пепельницы, вышел в коридор, стащил одну из тех, что стояли там. Наступило время обеда — половина первого. Я спустился в ресторан, который был пока пуст, если не считать трех официантов в белых куртках, и прошел вдоль накрытых столов, читая фамилии, написанные на пакетиках с салфетками.

Один из официантов подошел ко мне и спросил:

— Вы наш новый гость, не правда ли?

— Видимо, да, — сказал я сдуру.

Он расплылся в улыбке и воскликнул:

— Добро пожаловать, господин Видимода! Меня зовут Иво!

Я спросил:

— Где тут у вас сидят гости из Германии? Из Гамбурга.

Но это явно превышало его лингвистические возможности. Он меня не понял.

В зал вошел администратор с пачкой свежих газет.