Он усмехнулся своим мыслям, представив, как скажет когда-нибудь, проходя с Эдной мимо одной из маленьких галерей на Бонд-стрит:

— Слышал, здесь выставка одного художника из новых. Очень спорные картины! Критики до сих пор никак не выяснят, кто он — гений или сумасшедший. Зайдем?

А Эдна:

— Что это с тобой? Ты наверняка впервые в жизни зовешь меня на выставку.

О, какое ощущение своей силы, своего триумфа! А потом, когда он все объяснит, — восхищение в ее глазах. Она поймет, что ее муж после всех этих серых лет все-таки стал знаменитым. Он специально хотел, чтобы она пережила потрясение. Нужен только сюрприз. Вот именно! Сюрприз — и потрясение…

Фентон обвел взглядом хорошо знакомую комнату. Потом составил картины, одну за другой, снял с мольберта и убрал автопортрет, очистил от красок палитру и кисточки и завернул все в бумагу. Если после возвращения из Шотландии он решит перебраться отсюда — после идиотского поведения мадам Кауфман это единственный выход — все уже будет собрано. Останется только вызвать такси.

Он закрыл окно и дверь. Сунул под мышку сверток со своими «еженедельными отходами», как он их назвал в шутку — наброски, эскизы и все такое — и еще раз зашел на кухню. Дверь в спальню по-прежнему была закрыта.

— Я ухожу! — крикнул он. — Надеюсь, завтра вам будет лучше. Увидимся через три недели!

Он заметил, что конверт с деньгами с кухонного стола исчез. Ага! Значит, не так уж она и больна…

За дверью раздался какой-то шорох, и через несколько секунд она приоткрылась. Он увидел в щель только лицо женщины — и был потрясен. Она была похожа на призрак. В лице ни кровинки. Волосы — как солома, торчат во все стороны. Наверное, не причесывала их с утра. Он успел заметить, что вместо юбки у нее вокруг талии обернуто одеяло. Она была в шерстяной кофте, хотя день выдался жаркий, а в подвале стояла духота.

— Вы уже были у врача? — спросил он, испытывая что-то похожее на сострадание.

Она покачала головой.

— Я бы на вашем месте показался врачу. Выглядите вы действительно неважно.

Он вспомнил о Джонни, который все еще сидел привязанный на крыльце.

— Мне принести сюда Джонни?

— Пожалуйста, — сказала она.

Глаза у нее были, как у замученного вконец животного. Он почувствовал себя неловко. Ему вдруг показалось, что будет непросто взять и уйти, оставив ее в таком состоянии. Но что он мог сделать, спрашивается?

Он поднялся по лестнице из подвала и вышел * на крыльцо. Мальчик сидел, скорчившись, на ступеньках.

— Пойдем, Джонни, — сказал он, — я отнесу тебя к матери.

Он развязал веревку. Мальчик был таким же безучастным ко всему, как и мать. «Что они за безнадежная пара, — подумал Фентон, — надо найти им место где-нибудь в благотворительном приюте. Есть же, наверное, учреждения, которые должны заботиться о таких людях…»

Он снес мальчика вниз и посадил на обычное место у кухонного стола.

— Как насчет того, чтобы дать мальчику чашку сладкого чаю? — спросил он.

— Сейчас выйду, — отозвалась мадам Кауфман.

Еле передвигая ноги, она вышла из спальни, все еще в одеяле вместо юбки. В руках у нее был сверток. Что-то, завернутое в бумагу и перевязанное бечевкой.

— Что это? — спросил он.

— Мусор. Выбросьте его вместе с вашим в реку. Мусорщики приедут только на следующей неделе.

Он взял сверток, постоял, переминаясь с ноги на ногу, и спросил, может ли еще что-то для нее сделать.

— Нет, — был ответ. Она даже не добавила «Мистер Симс». Не протянула руки и не попыталась улыбнуться. В глазах ее не было никакого упрека. Они были просто пусты и ровно ничего не выражали.

— Пришлю вам открытку из Шотландии, — сказал он, погладив Джонни по голове. — Пока.

Какое глупое слово. Странно, раньше он никогда его не употреблял. Он вышел черным ходом и свернул за угол дома к воротам, на Болтинг-стрит. На душе у него скребли кошки. Наверное, надо было быть чуть поласковей с ней. И самому вызвать врача.

Сентябрьское небо затянули тучи. На набережной было пыльно и пусто. Деревья сада на той стороне реки давно пожелтели. Листва начала опадать. Тлен, запустение. Как будет приятно вдохнуть в Шотландии свежий, прохладный воздух…

Он развернул свой пакет и покидал в реку «отходы». Набросок головы Джонни. Совершенно не удался. Начатый рисунок, изображающий кошку. Холст в пятнах, уже негодный. Все полетело через перила моста и поплыло по течению.

Он пошел вдоль по набережной в сторону дома и уже собрался было перейти дорогу, как вдруг вспомнил, что у него до сих пор в руках сверток мадам Кауфман. Он совсем забыл выбросить его в реку вместе с прочим мусором — загляделся, как вода уносит его собственный хлам. Он хотел выбросить сверток, но заметил полицейского, который наблюдал за ним с другой стороны дороги. Он вдруг почувствовал себя неудобно — наверное, бросать мусор в реку нельзя. Он зашагал дальше с подчеркнуто независимым видом. Пройдя метров сто, оглянулся. Полицейский все еще смотрел ему вслед. Смешно, но он даже ощутил за собой какую-то вину. Что значит— железная рука закона! Он снова пошел, непринужденно помахивая пакетом и насвистывая какой-то мотивчик. Черт с ним, не будем бросать в реку. Бросим в урну в саду больницы Челси.

Он свернул в больничный сад и оставил сверток в первой же урне, где уже лежали две-три старые газеты и шкурка от апельсина. Пожалуйста. Все как положено. Этот дурень в полицейской форме наблюдал за ним через решетку сада, но Фентон сделал вид, что не замечает его. Наверняка думает, что я подложил бомбу, подумал он и быстро зашагал прочь.

На лестнице, поднимаясь к дому, он вдруг вспомнил, что сегодня должны приехать Олхазены. Традиционная трапеза перед отъездом в отпуск, как бывало. Что ж, поговорим с Олхазенами о Шотландии. Интересно, какой вид был бы у Джека Олхазена, если б тот узнал, чем он, Фентон, занимается, уходя днем со службы! Да он бы ушам своим не поверил!

— Привет! Ты сегодня что-то рано! — сказала Эдна, расставляя в гостиной цветы по вазам.

— Да! — ответил он. — Разделался со всеми делами на службе. Знаешь, я так рад, что мы едем!

— И я тоже рада. Из года в год — в Шотландию…

Я думала, тебе наскучит. Но сейчас мне уже так не кажется. Ты давно не выглядел так хорошо.

Она поцеловала его в щеку. Он вернул поцелуй и улыбнулся. Она еще не знает, что ее муж — гений…

Прибыли Олхазены. Они как раз сели за стол, когда прозвенел колокольчик у входа.

— Бог ты мой, кто бы это мог быть? — сказала Эдна. — Только не рассказывай мне, что мы еще кого-то приглашали, но забыли об этом!

— Нет, просто я забыл заплатить за свет! — пошутил Фентон. — Пришел, наверное, монтер и сейчас все отключит.

Олхазены засмеялись.

— Пойду взгляну, кто пришел, — сказала Эдна. — Мэй занята на кухне.

Она скоро вернулась. Лицо у нее было слегка удивленное.

— Это не монтер. Это полиция.

Джек Олхазен погрозил Фентону пальцем и сказал:

— Я всегда знал, старина, что ты этим кончишь. Однажды и до тебя доберутся.

— Полиция? — повторил Фентон, откладывая в сторону прибор. — Нет, серьезно, Эдна? Что надо полиции?

— Представления не имею. Обычный полицейский — и с ним еще один мужчина в штатском. Наверное, детектив. Хотят поговорить с хозяином дома.

Фентон пожал плечами.

— Минуту, — сказал он жене и гостям. — Пойду, попробую их спровадить побыстрее. Наверное, они ошиблись адресом.

Он вышел из столовой в коридор. Когда увидел полицейского в форме, лицо его вытянулось. Этот полицейский наблюдал за ним на набережной.

— Добрый вечер, — сказал он. — Чем могу быть полезен?

Заговорил человек в штатском.

— Сегодня во второй половине дня вы проходили через сад больницы Челси, сэр?

Оба пристально смотрели на Фентона, и он понял, что запираться нет смысла.

— Да, — сказал он. — Проходил.

— У вас был с собой сверток?

— Кажется, да.

— Вы положили этот сверток в урну?