— Вот как…

— Хоман, я тут случайно услышал, что ты говорил о какой-то картине Эуса. Можешь поделиться подробностями? Она принадлежит какому-то частному коллекционеру, да?

— Мой знакомый попросил меня проверить подлинность одной картины. У нее есть проблемы с происхождением, вот я ее и взял, чтобы провести экспертизу. Я ему посоветовал сдать ее государству.

— А что показала экспертиза? Это подлинник?

— Очень вероятно, что подлинник.

— А ты можешь дать мне его номер телефона? Если он решит ее продать, я ему сразу найду покупателей. Он за нее хорошие деньги получит.

— Сперва нужно разобраться, кто ее владелец. У нее нет никакого провенанса, так что продать ее законным образом пока нельзя. Да и этот человек не коллекционер.

— Ну, ты мне, все-таки, дай его номер телефона. Пусть он будет иметь меня в виду, когда разберется с провенансом.

— Ты, Денис, вроде больше не занимаешься аукционами?

— Аукцион и галерею я давно закрыл, но иногда выступаю посредником в сделках, наблюдаю за рынком, и так далее. У меня полно связей, так что твоему знакомому я могу быть очень полезен.

— Ну, ладно, дам я тебе номер. Только ты, смотри, не впутай его в какую-нибудь историю, — Хоман посмотрел на Тальмана испытательным взглядом, вынимая из кармана мобильный телефон.

— Обижаешь, Хоман, — брови Тальмана приподнялись, выражая удивление от того, что в его честности усомнились, — у меня все корректно. Не собираюсь же я эту картину красть. А можно я на нее взгляну?

— Можно, — Хоман развернул мятый пакет и бережно достал картину, ухватив раму пальцами правой руки.

— Да, классная работа, если, конечно, это подлинник, — разглядывая эскиз обнаженной девицы, пробормотал Тальман, — стиль Эуса не спутаешь. Это ведь картон — Эус им редко пользовался… тут еще и какая-то надпись есть… гм, эта миниатюра может стоить громадных денег. И как же она попала к твоему другу?

— Он ее нашел на чердаке своего покойного деда.

— Шутишь? — брови Тальмана снова приподнялись.

— Нет, серьезно. Он хлам разбирал и нашел ее среди завали.

— Его дед или был полным профаном в искусстве, или ее украл. Я других разумных объяснений не нахожу.

— Всякое может быть, Денис. Пусть госкомиссия делает экспертизу.

— Пусть, пусть. Я знаю нескольких ценителей Эуса, которые бы отдали целое состояние, чтобы иметь такую вещь…

— Ладно, давай я тебе продиктую побыстрее номер, а то мне пора идти. Пиши.

Хоман сунул картину обратно в пакет и удалился в свой кабинет, чтобы позвонить Иксу и сообщить ему результаты экспертизы. Тальман же, расправив крепкие плечи, с довольным видом, проведя рукой по слегка поредевшим на макушке черным волосам, отправился к выходу, полностью поглощенный мыслями о необычной картине, которую он только что держал в руках.

— Тук-тук, гостей принимаешь, Борис? — дверь открылась и в кабинет Бориса Ховаца заглянула круглая, гладко выбритая голова со светлыми бровями, мелкими глазами, тонким, острым носом и широким ртом с тонкими губами, растянувшимися в улыбку, в которой, внимательно всмотревшись, можно было разглядеть некую прикрытую хитрость.

— Привет, Фердинанд, заходи, — Ховац, сидевший за своим рабочим столом, отвлекся от дел и поприветствовал давно знакомого ему посетителя.

Посетитель, одетый в голубую рубашку с коротким рукавом, в темно-серых брюках, подошел к столу и, пожав руку главе отдела научно-технической экспертизы, уселся на стул перед столом.

— Экспертиза готова? — поинтересовался Фердинанд.

— Готова, вот, — Ховац протянул собеседнику тонкую папку и встал из-за стола, — Сейчас я тебе и картину дам.

— Ну и как? Это подлинник или не совсем? — спросил Фердинанд, открывая папку с результатами экспертизы.

— Это откровенная фальшивка. Причем, низкого качества. Использованы современные пигменты, кракелюры[2] искусственные, техника художника тоже не соответствует оригиналу.

Дальше перечислять? — доставая из шкафчика картину, почти метр в ширину и высоту, сказал Ховац.

— Нет, мне и этого хватает. Значит, на пятьдесят тысяч она не потянет?

— Ты с таким же успехом мог бы спустить эти деньги в унитаз.

— Я подозревал, что выйдет такой результат, — пробормотал Фердинанд, взяв в руки полотно. — Ее владелец вряд ли обрадуется, когда ознакомится с экспертизой. Жаль, что это не подлинник. Я бы мог ее выгодно толкнуть.

— Твоему человеку стоит повнимательнее проверять, что он покупает. Провенанс этой картины меня сразу насторожил. Не удивлюсь, если у него в коллекции найдутся и другие подделки.

— Мне тоже подсовывали подделки, что тут поделаешь? Не всегда удается отделить зерно от плевел, — философски заключил Фердинанд.

Ховац лишь промолчал и задумчиво посмотрел на своего собеседника, Фердинанда Золика, владельца известного в Калиопе аукциона и крупного антикварного магазина, так как знал, что сам Золик не всегда снимал сомнительные полотна с торгов, даже если ему было известно, что они поддельные. Это, впрочем, однажды обернулось очень большими для него неприятностями — известный имагинерский коллекционер, купив на его аукционе очень дорогую картину восемнадцатого века, через три года решил ее продать одной из столичных частных галерей. Галерея провела тщательную экспертизу картины и заявила, что она не подлинник, а приличного качества подделка, написанная не раньше девятнадцатого века. Разразился скандал, коллекционер обвинил Золика в мошенничестве, хозяин аукциона же все напрочь отрицал и заявлял, что его самого обманули. Были сделаны еще две экспертизы, которые тоже не позволили поставить твердую точку в споре — один специалист подтвердил, что это подделка, другой высказал сомнения, что это может быть и оригиналом, дописанным кем-нибудь из учеников художника.

В итоге Фердинанд сумел договориться с коллекционером и избежать судебных тяжб, вернув ему деньги с процентами, после чего скандал начал быстро затихать. Вскоре о нем полностью забыли, так как газеты ухватились за контрабанду артефактов из Ирака и Афганистана (в этих странах, наряду с некоторыми другими местами с древней историей, были прекраснейшие условия для криминала — коррупция и слабый контроль, сочетающиеся с разнообразием археологических объектов), и начали все чаще склонять имя некоего Дениса Тальмана.

— А, кстати, ты один эскиз Эуса недавно исследовал. Наверное, он оказался подделкой, да? — как бы невзначай, спросил Золик, выдержав секундную паузу.

— Эскиз? — Ховац не сразу сообразил, о чем идет речь, — а, да, обнаженная девушка. А ты откуда знаешь о нем?

— Ну, ты мне его показывал, когда я был у тебя в прошлый раз.

— А, верно. Ты не поверишь, но он, скорее всего, подлинник. Я в этом почти на сто процентов уверен.

— Ни фига себе, — удивленно покачал головой Золик. — Почему же мне никогда так не везет?

— Я предположил, что эта картина могла быть украдена в сороковые годы. Ее нашли в Фарбелене, а возле этого городка есть заброшенная угольная шахта, в которую во время войны немцы свозили награбленное у имагинерских евреев добро.

— Да, я знаю об этом. Это вполне возможно. Значит, у ее нынешнего владельца нету никакого провенанса, так?

— Насколько мне известно, нет.

— Тогда у него с ней могут возникнуть проблемы. Представь себе, если вдруг объявятся наследники того, у кого гитлеровцы забрали картину. Такое дело может годами тянуться…

— Это верно. Я и все картотеки перерыл, но нигде не встретил картину, которая могла бы совпасть с ней по описанию. Такой нет ни в списках разыскиваемых, ни в официальных коллекциях. Нигде. Это какая-то загадка прямо.

— Да уж, хоть сценарий для фильма пиши, — скупо улыбнулся Фердинанд. — Кстати, я на следующей неделе могу тебе заказ подкинуть. Иметь тебя в виду?

— Нет, Фердинанд, я со всеми бумагами и экспертизами должен до середины августа управиться, а то у меня потом отпуск начинается. Так что сейчас не могу взять никакой дополнительной работы. В сентябре снова буду на линии.