В этот момент в кабинет вошла молодая светловолосая девушка и поставила перед полицейским графин с минеральной водой, сосуд со льдом и два высоких стакана.

— Господин Гольдштейн, а сколько картин Эуса были украдены у вас за время Второй мировой войны? — принимая каталог в руки, спросил Муус.

— Только его работ? Если считать и графики — двенадцать. Остальные его полотна мы, к счастью, сумели себе вернуть, хотя это и стоило нам очень больших усилий. А сколько наших ценностей пропало без следа, я и говорить не буду.

— Немцы прятали вашу коллекцию в заброшенной шахте под Фарбеленом, да?

— Да, — кивнул Гольдштейн, — они изъяли ее у нас в 1941 году. Этим делом у нацистов занимались специальные команды, сформированные еще до войны. У них были заранее подготовленные списки, и они отлично знали, куда нужно заходить и что брать. Ведь Гитлер и Геринг планировали впоследствии открыть специальные музеи и выставить в них все награбленное, в том числе и наши картины. На время войны моя семья переехала в Швейцарию, а в сорок пятом вернулась назад в Имагинеру. Нашу коллекцию обнаружили советские войска — видимо, немцы отступали в такой спешке, что не сумели забрать ее с собой. Основную часть удалось восстановить, но кое-что успели унести и переправить за рубеж.

— А в каталоге абсолютно все ваши картины фигурируют?

— Да, абсолютно все, без исключений. В каталоге перечислены и те предметы, которые мы продолжаем разыскивать. У нас к каждому предмету имеется подробный провенанс.

— А можно я скопирую несколько страниц из вашего каталога, господин Гольдштейн? Мне это может пригодиться в расследовании.

— Я вам прямо дарю каталог, господин Муус, это пустяк.

— Спасибо.

Спустя несколько минут следователь Теодор Муус покинул уютный кабинет и, пройдя через прохладный вестибюль, снова оказался на шумной и ослепленной утренним солнцем улице.

«Так, Гольдштейнов можно тоже вычеркивать из списка, они тоже ничего не знают об этом эскизе, — размышлял полицейский, садясь за руль своего автомобиля, — вопросов все больше, а ясности — все меньше. Никто пока официально не пытается претендовать на эскиз, от таможенников тоже никаких сигналов не поступало. А, может, это и правда подделка? Только где она сейчас? У Золика? Ничего, ребята за ним присматривают, если она у него, он рано или поздно засветится. Надо на днях выкроить время и в военный архив сходить, там должны храниться списки найденных в Фарбелене ценностей. Может, на что-нибудь интересное наткнусь… Эх, если эти журналисты и сегодня начнут названивать, я совсем сойду с ума, честное слово…»

— Смотри, в интернете везде пишут о краже картины Эуса, — сказал Георг Кессель, лежавший на белом кожаном диване в гостиной своего дома, не отводя взгляда от экрана ноутбука, — твой новый любовник уже стал звездой.

— Какой еще любовник? Ты о чем? — удивленно спросила Лиза, проходившая в этот момент мимо дивана.

— Как о чем, о Марио Вегерсе конечно. Ты ведь с ним встречаешься, по городу вместе гуляете, да и, наверное, не только гуляете… и другие вещи делаете вместе, — невозмутимым тоном сказал бывший боксер, не оборачиваясь к девушке.

— Как быстро разносятся слухи, — жеманно покачала головой Лиза.

— Да уж, нашлись добрые люди, настучали. Ты только не вздумай его на мои адреса приводить. Если менты выйдут на него, то сразу вычислят и меня. Потом, поди, им объясни, что это он к тебе ходит, а не ко мне.

— Не беспокойся, я это и сама понимаю.

— Да и на что тебе сдался этот домушник? Я тебя с такими воротилами знакомлю, а ты на какую-то мелкую сошку позарилась.

— Мелкая сошка? В прошлый раз ты его более приятными словами называл, даже хвалил.

— Да, он хорошо работает, это я не отрицаю, Лиз. Но он все равно ничего большего не добьется в жизни. Будет пиццу развозить, или угодит на нары, что более вероятно.

— А чего планируешь добиться ты, Кессель? Возглавить список журнала Forbes, может быть? Не боишься, что тоже можешь загреметь в тюрьму?

— Ну, от сумы да от тюрьмы, сама знаешь, лучше не зарекаться, — Георг широко зевнул и положил ноутбук на стол перед диваном, — а в олигархи я пока не думал записываться, там все места уже давно поделены и без меня. А ты этим Марио так серьезно увлеклась, что-ли? Защищаешь его… Он ведь тебе не ровня, зачем тратить на него время?

— А кто мне ровня, Георг? — твердым тоном, без улыбки, ответила Лиза, — толстосумы твои? Они меня почему-то не заводят. Им ведь каждую ночь новая нужна — попользуются раз и бросят, как тряпку. Подавай им следующую куколку.

— Ага, а этот разносчик пиццы, выходит, принц на белом коне? У тебя с ним, типа, сказочная любовь разыгралась, да? — язвительно парировал Кессель. — Лиза, ты ведь уже не девочка, брось эти глупости. Повстречаетесь пару раз, покувыркаетесь да и разбежитесь. Вот тебе и вся сказочная любовь. Твоему Марио вечно фартить не будет — менты до него рано или поздно доберутся. Будешь потом ему передачи на зону таскать. Романтика…

— Ой, я, прямо, так глубоко тронута твоей искренней заботой обо мне. Не беспокойся, не пропаду, не впервые имею дело с существами мужского пола.

— Делай, как знаешь, тогда. Только я не хочу потом иметь из-за тебя неприятности, ясно? — суровым голосом сказал Георг и присел на диван, косясь на Лизу.

— Не будет у тебя никаких неприятностей, — проворчала черноволосая красавица и повернулась спиной к своему собеседнику, — Я иду спать в свою комнату.

— Спокойной ночи… А сказку перед сном не хочешь, прочитаю?

— Да нет, спасибо, я уже не девочка — сам ведь говорил.

— Наверное, этот Марио и в постели хорошие фокусы показывает? — ехидно спросил Кессель.

— Да, он всесторонне развитая личность…

— Кстати, в пятницу одна крутая тусовка намечается. Тебе надо будет одну известную светскую особу продинамить. Я тебе завтра растолкую, о чем идет речь.

— Ладно, сходим. Раз начальство приказывает… — равнодушно откликнулась Лиза и захлопнула за собой дверь.

На тесной брусчатой улице перед старым трехэтажным домом с бледно-розовыми стенами, первый этаж которого занимал антикварный магазин, остановился серебристый седан.

Водитель — мужчина средних лет, высокий и весьма упитанный, всегда почти наголо постриженный, с неинтересным лицом, кривым носом и слегка выступающей вперед нижней губой, из-за которой к нему привязалась кличка «Губа», — вышел из автомобиля и, оглянувшись по сторонам, зашел в магазин.

— Лукас, чего это ты за мной бегаешь? От дел отрываешь, — сказал Фердинанд Золик, увидев зашедшего в помещение мужчину.

— Беседа есть. У меня для тебя есть одно очень интересное предложение, — проходя мимо витрины с фарфоровыми вазами, мелкими статуэтками и разной другой мелочью, ответил Лукас.

— Вот как… ну, давай, зайдем в подсобку, — Золик кивнул на деревянную дверь в дальнем углу салона магазина.

Двое мужчин скрылись за дверью и, пройдя по мрачному коридору, очутились в подсобке — просторной комнате с одним окном с видом на боковую улицу, используемой как хранилище для лишнего антиквариата.

— Давай, расскажи о своем очень интересном предложении, — сняв со старинного комода сбоку от двери два деревянных стула, начал разговор Фердинанд.

— У тебя тут шумоизоляция надежная? — поинтересовался «Губа», принимая стул.

— А ты слишком громко не говори, тебя никто и не услышит. Давай, я тебя слушаю.

— На днях в Имагинеру должна прибыть партия сирийских артефактов. Говорят, что они в хорошем состоянии, очень древние штучки. Их можно будет за хорошие бабки толкнуть.

— Эти артефакты вынесли из какого-нибудь музея, да?

— Нет, — решительно покачал головой Лукас, — повстанцы контролируют несколько мест, где проводятся археологические раскопки. Они тоже понимают, сколько денег — в буквальном и переносном смысле — зарыто в песках Сирии, к тому же им нужно оружие, а его бесплатно никто не дает. Война, по-видимому, затянется, так что дело обещает быть прибыльным.