Во-первых, артефакты, выставляемые на аукционе, представляли исключительную ценность (как в денежном, так и в культурно-историческом выражении), поэтому заядлых коллекционеров не слишком смущало их, мягко говоря, сомнительное происхождение. Во-вторых, у организаторов имелись свои люди практически во всех крупных государственных ведомствах, благодаря чему они заранее узнавали о готовящихся на них облавах. Курьезным в случае было то, что здание МВД находилось всего в пятнадцати минутах ходьбы от дома, в котором проводился аукцион.

Впрочем, без соучастия коррумпированных представителей власти ни один крупный незаконный промысел в мире не просуществовал бы и дня — ни наркоторговля, ни оружейная контрабанда, ни отмывание денег, ни любой другой род организованной преступной деятельности. Законы, действительно, часто несовершенны, но если их применять выборочно, — или вовсе не применять, — то это, несомненно, наносит больше вреда обществу, чем любое несовершенство законодательства.

Итак, все лоты нашли своих новых хозяев, по полу заскребли стулья, и публика перешла в соседний зал, в котором их ждал шведский стол с напитками и закуской. За валом любителей роскоши тихо потянулся и Стефан Томсен, тоже имевший пропуск в этот закрытый клуб, но, в отличие от других, он никогда не участвовал в торгах, а только подыскивал клиентов и напрямую предлагал им антиквариат и драгоценности, которыми его снабжали сообщники.

Коктейль, традиционно устраиваемый после торгов, исполнял роль своеобразного форума, на котором коллекционеры устанавливали неформальные связи с дилерами, заключали сделки, заказывали себе конкретные артефакты или просто общались, обсуждая последние сплетни из высшего общества.

— Здравствуйте, Симон, сегодня, я заметил, вы ничего не приобрели, — «Железный» выбрал момент, когда Симон Имис, известный имагинерский ювелир, остался наедине у шведского стола и подошел к нему.

— Здравствуйте… — ювелир напряг память, вспоминая имя собеседника, — …Стефан. Да, я думал, что сегодня будет что-нибудь интересное из Доколумбовой Америки, но меня ничего так и не впечатлило. В другой раз, может быть, повезет больше.

— Да, сегодня все было так, по мелочи. Симон, вы ведь и живопись коллекционируете, не так ли? Вы, насколько я знаю, специализируетесь на живописи девятнадцатого и первой половины двадцатого века, да?

— Да, это правда. Я интересуюсь импрессионизмом, модернизмом, авангардом. может, хотите мне что-то предложить? — спросил Имис и глотнул шампанского.

— Следовательно, вас заинтересует и Леонард Эус, не так ли? — ответил вопросом на вопрос Томсен и посмотрел на ювелира, который был на голову ниже его.

— Ну, если речь идет об оригинале с чистым прошлым, почему бы и нет.

— До меня на днях докатились очень достоверные слухи насчет неизвестного эскиза, о котором в последнее время пишут в прессе. Вот я и подумал, что эта тема может заинтересовать вас как коллекционера.

— Никто не знает, куда пропал эскиз, а вы, выходит, знаете? — с любопытством в голосе спросил ювелир и оглянулся по сторонам.

— Симон, я бы к вам не обратился, если бы у меня не было веской причины. Так вы хотите меня послушать? Игра, так сказать, стоит свеч.

— Вот как, — почесал лоб Имис и оглядел стоявших вокруг участников торгов, — давайте тогда выйдем на воздух, тут слишком шумно. Там и поговорим.

Двое мужчин бесшумно покинули зал, спустились по каменной лестнице и вышли из трехэтажного дома с бурыми стенами, в котором проводился аукцион. Стояла отличная теплая погода, небо было затянуто легкими полупрозрачными облаками, редкими порывами дул слабый ветерок.

— Давайте в моей машине посидим, она у перекрестка стоит. У аукциона, к сожалению, никогда не бывает свободных мест, — предложил ювелир и повел «Железного» на дальний конец улицы, заполненной пешеходами, некоторые из которых с любопытством оглядывали двух столь непохожих друг на друга мужчин.

Пятидесятишестилетний Имис был роста немного ниже среднего, лысый, полноватый, с маленькими глазами и ртом с тонкими сжатыми губами, за которыми таилась то ли решительность, то ли раздражительность. Томсен же, наоборот, был высоким, с крепкой спортивной фигурой, на его лице, кроме равнодушия, редко отображались другие эмоции, походка его была широкой, немного небрежной, в отличие от короткого, слегка нервного шага его собеседника.

Имис и его спутник дошли до конца улицы и сели в черный бронированный лимузин с тонированными задними стеклами.

— Ну, что же — ближе к делу, — попросив своего личного водителя ненадолго выйти из машины и размять ноги, сказал ювелир.

— Эскиз исчез не бесследно, Симон. Если за него предложат хорошие деньги, он очень быстро найдется. Главное, успеть сделать это вовремя, а то у Леонарда Эуса много щедрых поклонников…

— Это сейчас серьезно? — нахмурился ювелир.

— Абсолютно, — решительно кивнул «Железный». — За деньги все можно сделать.

— И сколько надо «предложить»?

— Двести штук баксов. Очень даже разумная цена, имея в виду рыночную стоимость Эуса.

— Вот как… — задумчиво почесал лоб Имис, — а я вам только на слово должен верить? Любой может прийти и сказать, что эскиз у него.

— Нет, любой не придет, — покачал головой Томсен, — встретимся еще раз, вы посмотрите картину и окончательно решите, стоит ли ее покупать или нет. Я ведь не могу тупо пойти в лабораторию и сказать: «ребята, сделайте мне экспертизу».

— За двести тысяч я имею право сомневаться.

— Да, но если бы она попала в казенные руки, ее ни за какие бы деньги нельзя было выкупить. А так у вас есть шанс прибавить ее к своей коллекции. Ни у кого другого такой нет, и никогда не будет. Риск того стоит ведь, согласитесь.

— Эх, умеете вы красиво сказать, — покачал головой Имис и прикусил и без того тонкие губы.

— Ну, как вы смотрите на мое предложение, Симон? Или мне постучаться в следующую дверь?

— Ладно, не надо никуда стучаться, убедили вы меня.

— Вот это уже другой разговор. Осталось решить, где и когда устроим следующую встречу.

— Хорошо. У вас есть какие-то идеи на этот счет?

— Да, есть одно укромное местечко.

— Ах, еще полторы сутки и я буду ступать по горячему греческому песку. Я в интернете смотрела снимки с Кипра. Там такая прозрачная вода, ты бы знал. Надеюсь, они это не фотошопом сделали, — сказала Лиза, положив голову на грудь Марио Вегерса.

Молодые мужчина и женщина, нежно обнявшись, лежали на старом диване в гостиной холостяцкой квартиры разносчика пиццы и смотрели телевизор.

— А почему вы выбрали именно Кипр? Кессель от ментов что ли хочет спрятаться?

— Он говорил, что по какому-то делу должен туда съездить. А пока он решает свои дела, я буду загорать и стану черной, как шоколадка. Мы, по плану, должны прилететь обратно в Калиопу двадцать второго.

— Хорошо, — вздохнул Марио, — а пока ты, Лиза, валяешься на пляже, я буду развозить пиццу.

— Мне кажется, или кто-то мне слегка завидует? — улыбнулась Лиза. — Если все будет в порядке, можем в следующем году вдвоем съездить куда-нибудь на море. Как тебе такая перспектива?

— Тебе просто показалось, Лиза, никто тебе не завидует, — улыбнулся Марио и легонько ущипнул черноволосую красавицу по щеке, — да и моя работа важнее любого отдыха, я ведь не могу оставить оголодавших клиентов без пиццы, это было бы бесчеловечно! Нет, ну, если серьезно, конечно съездим куда-нибудь. Я очень давно не отдыхал.

— Ну, значит, решено — в следующем году мы отправимся в путешествие.

— Кстати, вы с Георгом обо мне в последнее время не говорили?

— Он только спрашивал, не появлялись ли мы с тобой в его квартире. А так, вроде, все нормально. Конечно, постоянно надо мной подтрунивает, спрашивает, не надоел ли ты мне.

— Видимо, пока я тебе не очень сильно надоел… или ты мне уже начала подыскивать замену? — ощерился Вегерс, — как бы ты с каким-нибудь греком не завела курортный роман.