Отсутствие Рут усиливало и без того отвратительное настроение. Ведь она прекрасно знала, куда я пошел, и тем не менее не захотела узнать результаты моего похода. Скорее всего, она имела опыт подобных дел и знала, что всегда это заканчивается безрезультатно. И понимание этого приводило меня в бешенство.

Передо мной, как никогда прежде, встала проблема выбора. Во-первых: ни работы, ни денег. Самое печальное, что у меня не было даже необходимой суммы, чтобы купить билет до родного города. А иного выхода, как возвращение, я не видел. Придется пойти на поклон к Расти, чтобы он ссудил меня деньгами, а уж потом уговорить отца, чтобы тот вернул долг.

Короче, это был полный разгром. От безысходности хотелось разбить голову о стенку. И все из-за каких-то пяти тысяч долларов!

Сейчас я отчетливо понимал, что голос Рут действительно стоит состояние, но только при условии, что ее удастся вылечить. За год она бы смогла заработать не меньше миллиона. Мои десять процентов составили бы внушительную сумму в сто тысяч долларов. С такими деньгами я, не краснея, мог вернуться к отцу.

Погруженный в невеселые мысли, я провел на кровати несколько часов и, когда уже собрался отправиться к Расти и одолжить денег на билет домой, услышал на лестнице легкие шаги Рут. Мое сердце екнуло, но я не двинулся с места.

Не прошло и двух минут, как она вошла в мою берлогу и остановилась в ногах у кровати.

— Хэлло.

Я молчал.

— Не мешало бы и поужинать. Как успехи?

— Минимальные. Тебя не интересует реакция мистера Ширли на твой голос?

Рут зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Ширли? Кто это?

— Босс «Калифорнийской компании звукозаписи». Сегодня днем я разговаривал с ним о тебе.

Рут равнодушно пожала плечами.

— Мне это до одного места. Все они твердят одно и то же. Я хочу есть. Может пойдем куда-нибудь?

— Но он сказал, что если ты вылечишься, то заработаешь целое состояние.

— Я уже слышала эту песню. Деньги на лечение он тебе дал?

Я поднялся, подошел к висевшему на стене зеркалу и стал причесываться, опасаясь, что если не займу чем-либо руки, то могу ударить Рут.

— Денег у меня нет, так что ни в какой бар мы не пойдем. И вообще убирайся! Мне противно видеть твою физиономию.

Рут присела на край кровати, сунула правую руку под свитер и почесала грудь.

— А вот у меня есть деньги, так что сегодня я угощаю тебя ужином. Я не такая скупердяйка, как ты.

Я изумленно уставился на нее.

— У тебя появились деньги? Откуда?

— Заработала в киностудии «Пасифик». Мне позвонили оттуда сразу после твоего ухода. Вкалывала три часа статисткой на массовых съемках.

— Не надо песен! Ты лжешь. Скорее всего, тебя отблагодарил в каком-нибудь грязном переулке последний забулдыга.

Рут хихикнула:

— И тем не менее это правда. Я действительно участвовала в массовке. И вот еще что. Я знаю, где можно разжиться пятью тысячами долларов, которые тебе так необходимы доя моего лечения.

Я отложил расческу и с подозрением уставился на девушку.

— Как тебя понимать, беби?

Руг потерла рука об руку. Ногти у нее были неухоженные, с каемками грязи.

— Ведь нам нужно пять тысяч на мое лечение?

— Само собой.

— Так вот, я знаю, где их раздобыть.

— Бывают минуты, когда мне хочется вздуть тебя. И когда-нибудь это произойдет.

Рут снова хихикнула.

— Это никакая не шутка. Я действительно знаю, где можно найти нужную сумму.

— Ну и где же?

— Ларри Ловенштайн подал мне эту мысль.

Я сунул руки в карманы брюк.

— Перестань говорить загадками. Кто этот Ларри Ловенштайн.

— Один мой знакомый. — Рут поудобнее расположилась на постели. При этом вид у нее был примерно такой же соблазнительный, как у тухлой трески на блюде. — Он работает в бухгалтерии киностудии и сообщил мне, что в кассе иногда хранятся до десяти, а то и больше тысяч долларов для расчетов со статистами. А уж вскрыть замок в кассе сможет даже ребенок.

Мои руки затряслись, и я закурил, чтобы скрыть это.

— Какое мне дело до того, сколько денег находится в кассе киностудии?

— Что нам стоит пробраться туда и прикарманить эти деньги?

— Вот это идея! А ты отдаешь себе отчет, как отнесется к этому администрация киностудии? Или ты не слышала, что бывает за такие делишки?

Рут равнодушно пожала плечами.

— Но ведь это выход из положения. Хотя если это тебя не устраивает, забудем, и все дела.

— Вот первое разумное слово. Я так и сделаю.

— Как скажешь. А я-то думала, что ты хочешь вылечить меня.

— Очень. Но не таким образом.

Рут поднялась с кровати.

— Я хочу есть. Что мешает нам пойти в бар?

— Отправляйся одна. Мне нужно еще кое-что сделать.

Рут медленно пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она оглянулась.

— Подумай. Я не жадина и сегодня угощаю. Или твоя гордыня не позволит есть за мой счет?

— При чем здесь моя гордыня? Просто я хочу переговорить с Расти и одолжить у него немного денег на билет домой. Я уезжаю.

Удивление Рут не было наигранным.

— Как так?

— А так. У меня не осталось средств к существованию. Питаться воздухом я еще не научился, а потому возвращаюсь домой.

— Но ты можешь получить временную работу в киностудии «Парамаунт Пикчерс». Завтра им понадобится много людей для массовки. Тебя обязательно возьмут.

— Да? И к кому обратиться?

— Нет проблем. Я тебе помогу. Завтра отправимся туда вместе. А сейчас идем в бар или ресторан. Я умираю с голоду.

Слаб человек! Я согласился, так как и сам был голоден, да еще и потому, что не хватало сил продолжать беспредметный спор.

Мы зашли в маленький итальянский ресторанчик и заказали спагетти, оказавшиеся очень вкусными, и телятину, обжаренную в оливковом масле.

— Ширли действительно понравился мой голос? — спросила Рут где-то на середине ужина.

— Еще бы! Как я понял из его слов, как только ты вылечишься, он тут же заключит с тобой контракт.

Рут отставила тарелку со спагетти и закурила.

— Взять деньги в киностудии проще простого.

— Я не пойду на это даже за все деньги мира.

— А я думала, ты действительно хочешь помочь мне вылечиться.

— Прекрати! Мне надоело слышать о твоем лечении, да и сама ты мне надоела!

Кто-то опустил монету в радиолу-автомат. Джой Миллер запела «Некоторые дни». Мы оба внимательно слушали. Певица пела слишком громко, в ее голосе слышалось металлическое дребезжание, к тому же она частенько фальшивила. Пленка с магнитной записью, лежащая в моем кармане, не шла ни в какое сравнение с этой дешевкой.

— Полмиллиона как минимум, — задумчиво произнесла Рут. — А ведь голосок-то у нее неважный, не так ли?

— Здесь ты права, но ведь ей не нужно лечиться. Так что — увы… Все. Пошли. Я хочу спать.

Мы возвратились в пансион. Я зашел к себе, а Рут остановилась на пороге моей комнаты.

— Если хочешь, я могу спать с тобой. Я в настроении.

— Чего не могу сказать о себе. — Толкнув ее в коридор, я захлопнул дверь перед ее носом.

Через полчаса, уже лежа в постели, я думал над словами Рут: «Взять деньги в киностудии проще простого…» Эти слова не шли у меня из головы. Нужно забыть об этом, твердил я себе. Да, я испытываю определенные трудности, но не до такой степени, чтобы пойти на ограбление. И все же мысль о деньгах никак не выходила у меня из головы. Если бы я только смог вылечить Руг…

Размышляя об этом, я незаметно уснул.

На следующий день, рано утром, мы отправились в Голливуд. Через главные ворота киностудии «Парамаунт Пикчерс» двигался непрерывный поток людей. Мы влились в толпу желающих участвовать в массовке.

— Времени более чем достаточно, — на правах провожатого сказала Рут. — Съемки начнутся не раньше десяти утра. Пойдем, я попрошу Ларри зачислить тебя в штат.

Я молча последовал за ней.

В стороне от главного павильона находилось несколько одноэтажных, приземистых зданий. Возле дверей одного из них стоял высокий худой парень в вельветовых брюках и голубой рубашке навыпуск.