В чём‑то дочь шевалье Дайирина похожа на мою подругу баронессу Каир, но во многом они отличаются. Каисс и Инна, как и подавляющее большинство провинциалок из хороших семей, были воспитаны на рыцарских романах и мечтали о романтических встречах при луне и чистой любви, которая озарит счастьем всё их существование. Однако наследница Пертака росла в постоянном напряжении, чётко понимая, что реальность может быть жестока, и поэтому Инна умела быстро подстраиваться под ту или иную ситуацию. Каисс Дайирин другая, она выросла в доброте, и родители ограждали её от всего плохого. Иллюзии крепко держали её в своём плену, и, чтобы распрощаться с ними и более трезво взглянуть на жизнь, ей пришлось потерять семью, пройти через насилие, голод и презрение со стороны бюрократов. И, даже приняв предложение Ивэр и перебравшись ко мне, она всё равно пытается вернуть свои старые взгляды и начинает видеть во мне не хозяина‑нанимателя, а благородного человека, который относится к ней как настоящий староимперский кавалер. Мне это нравится, и в меру своих возможностей, без фанатизма я принимаю эту игру, которая меня забавляет и не мешает заниматься своими делами…
Каисс заметила, что я на неё смотрю, и быстро оглядела свою одежду. Видимо, подумала, что в её наряде, который обошёлся мне в полторы сотни иллиров, непорядок. Но платье сидело идеально, и я успокоил девушку:
— Всё в порядке. Просто ты так восхитительна, что я тобой залюбовался.
— Благодарю вас, сударь, — щёчки Каисс мило порозовели, — вы очень добры ко мне.
— Что делать, помнишь?
— Да. — Она кивнула.
— Повтори.
— Я должна поменьше говорить и побольше слушать. Если ко мне обратятся, ответ должен быть односложным, без подробных объяснений. В случае назойливого внимания со стороны кого‑то из дворян я могу сослаться на вас и сказать, что вы мой… — Девушка запнулась, немного смутилась и закончила: — Мужчина.
— Ещё что?
— Мне не стоит ничему удивляться и надо держать себя в руках. В случае если вас не будет рядом, а мне потребуется помощь, можно обратиться к шевалье Эхарту, шевалье Альере, князю Бригу Камай‑Вешу или его подруге госпоже Аните Бойх.
— Всё правильно. — Я взял правую ладонь девушки, поцеловал ее тонкую кисть и добавил: — Главное, ничего и никого не бойся.
— Хорошо, господин граф. Я постараюсь вести себя достойно.
Моя коляска остановилась перед цирком «Шаим», огромным куполообразным зданием, которое на этот вечер стало местом для развлечения людей из высшего света. Маги постарались и обещают что‑то необыкновенное, и вся так называемая элита Грасс‑Анхо сегодня здесь. Естественно, и мы с друзьями тут как тут. За неполный месяц мы немного освоились в новых и непривычных для нас условиях, провели разведку, обработали полученную информацию и готовы действовать. И сегодня имеется неплохая возможность сделать то, что задумано. После представления в фойе цирка барон Дузель, который очень любит внимание большого количества публики, наверняка будет читать свои новые вирши, а значит, можно будет спровоцировать его на драку и прикончить мою первую цель.
Я вышел из кареты, осмотрел заполненное другими каретами и паланкинами ярко освещённое пространство вокруг «Шаима», обошёл коляску, подал руку Каиссе — помог ей спуститься. И, подождав Альеру и Эхарта, которые ехали за мной следом, под руку со своей спутницей по широкой лестнице поднялся ко входу. Слуги спонсора сегодняшнего мероприятия и хозяина цирка маркиза Бонче, прямого потомка одного из многочисленных императоров Ишими‑Бар, попросили пригласительные билеты, и я их предъявил. При этом вспомнил, сколько отвалил за них золотых монет, и непроизвольно скривился, хотя по меркам столицы сто пятьдесят иллиров за четыре билета — это не деньги.
Привратники поклонились и открыли перед нами двустворчатые двери. Мы прошли внутрь и оказались в фойе — просторном помещении, которое было наполнено людьми. В этом месте я был впервые и огляделся. Вдоль всего зала — позолоченные и посеребрённые колонны, на стенах цветная лепнина, а под потолком — рассеивающие свет магических светильников большие хрустальные люстры. Красота! Которая не просто радует глаз, а служит великолепным фоном для заполненного людьми зала. И кого тут только нет! Военные и чиновники, бароны и графы, маркизы и герцоги, торговцы и маги, жрецы и иностранные гости. Мужчины и женщины, допущенные в высший свет. Кругом пестрота одеяний и блеск драгоценностей. Шик загнивающей империи. Где‑то дети с голода пухнут и крестьянки себе вены прокалывают, чтобы дать им свою кровь, потому что груди высохли, в них уже давно нет молока, а здесь — нате вам: брошки с бриллиантами, золотые цепи и холёные морды. На Мистире солдаты и офицеры с ассирами насмерть режутся и жизни за империю кладут, а здесь это даже не новость. Определённо мир устроен несправедливо!
— Как здесь прекрасно! — восхищённо выдохнула Каисса. — Сколько вокруг красивых дам!
— Они, может быть, и красивы, а ты великолепна, и это неоспоримый факт.
Сделав девушке комплимент, я вновь заставил её зардеться и, почувствовав, что она волнуется, провёл своей рукой по её ладони, которая покоилась на сгибе моего левого локтя. Я отметил, что моя спутница выглядит не хуже большинства присутствующих дам, и посмотрел на своих друзей, которые обществом воспринимаются как мои телохранители. На нас парадные мундиры Чёрной Свиты. Но это только на первый взгляд они обычные, а любой человек, кто разбирается в моде и тканях — а в высшем свете это бзик, — сразу же поймёт, что наша униформа — ремни, сапоги, шляпы, плащи и ножны для клинков — пошита на заказ из дорогостоящих тканей и материалов, и внешне мы соответствуем окружающим. Так что перед представлением можно немного пройтись и не осрамиться.
По часовой стрелке мы начинаем медленное движение по залу. Впереди я и Каисса, позади Альера и Эхарт. Мы здороваемся с полузнакомыми людьми, которым были представлены во время прошлых вылазок в свет, и с некоторыми перекидываемся парой‑тройкой фраз. Но нигде мы не задерживаемся. И останавливаемся только рядом с князем Бригом Камай‑Вешем, корнетом второго взвода Чёрной Свиты, который на сегодняшнем мероприятии тоже не один, а с подругой, жгучей великолепной брюнеткой в красном платье на несколько лет старше его госпожой Анитой Бойх, и двумя шевалье из нашей роты за спиной, Юнгизом и Нафиром. Несколько минут мы общаемся, обсуждаем столичные новости, но каждый при этом всё время настороже и знает о том, что мы пришли не развлекаться. Моя задача достать Дузеля а Камай‑Веш должен добиться вызова на дуэль от полковника Тассино, который в войске великого герцога Эрика Витима числится инспектором городских укреплений. Поэтому можно сказать, что все мы на работе, и даже девушки.
Прерывая наше общение, звучит первый звонок. Через минуту второй, и, пожелав друг другу удачи, наша компания расходится и отправляется в зал, где уже к третьему звонку на не самых дорогих местах, но и не на последних мы занимаем удобные плетёные кресла. Слева от меня — Каисса, справа — друзья, а вокруг — пара тысяч разряженных в шелка, меха и бархат потенциальных врагов, которых донимает скука, и они жаждут чего‑нибудь эдакого, как сказал персонаж одного советского кинофильма: «Чтоб душа сначала развернулась, а потом обратно завернулась».
Мой взгляд скользит по головам зрителей, и впереди, на пару уровней ниже, я вижу того, кого готов убить, — барона Дузеля. Это высокий худощавый мужчина тридцати пяти лет с копной густых длинных чёрных волос на голове и мелкими чертами лица. Так и хочется назвать его хорьком, но в модной белоснежной меховой безрукавке из шкурок северных лис, которая в бомонде является последним писком моды этого сезона, он скорее похож на соболя или горностая.
По жизни Дузель никто, и звать его никак. Обычный потомственный чиновник Секретариата Верховного имперского совета, получивший по наследству должность главного делопроизводителя Военного департамента. Пять лет назад он занял место своего умершего отца. И с тех пор практически все проходящие через его руки документы исправно копируются и отправляются в разведслужбу царства Цегед, которая, естественно, использует эти секретные сведения в своих интересах и делится ими с союзниками по антиимперскому блоку. Факт предательства доказан многочисленными косвенными уликами. Но за руку Дузеля не поймаешь, некому это сделать, и в обществе у него немало покровителей, которые ценят его не только за роскошные приёмы и лёгкий характер, но и за поэтический дар. Правда, в основном барон пишет всякий бред и мерзость про неразделённую любовь одного мужчины к другому, томную ночь и страсти демона, влюблённого в женщину, но не могущего вырваться в мир людей, да про бессмысленность бытия. Однако успех в своём обществе он имеет, тонко чувствует, что интересно публике, и всегда готов ей угодить.
