— Потерпишь. Долго обряд не продлится. Сорок ударов сердца с тебя достаточно.

— Всего-то? — фыркнул Тэзир, открыто любуясь изгибами ее тела. — Ты меня недооцениваешь, огненная моя, я парень пылкий и любовью одаривать могу долго.

— Посмотрим, — произнесла сухо Ная, сев на него сверху. В ее взгляде не было и тени игры или вожделения мужского тела. От этого парню стало не по себе. Переплетя между собой их пальцы, девушка склонилась к лицу балагура. — Держись моих глаз… если хочешь вернуться обратно.

— Все так серьезно? — он постарался придать голосу легкую иронию.

— Более чем, — колдунья припала поцелуем к его рту и струйка холода проникла в горло Тэзира, замораживая его изнутри.

«Что за…»

Слова застыли льдинками. Тело выгнулось дугой от ощущения вырванного сердца. Тьма навалилась, скрутила по рукам и ногам, поволокла сквозь боль, слезы, горечь утраты. Руки смерти обнимали парня, шептали о блаженстве и швыряли, швыряли в пропасть. Все глубже и глубже. И только глаза, то ли Наи, то ли самой Незыблемой держали трепещущую жизнь, не давая затухнуть слабому огоньку. Но нити, питавшие его, с громким дзиньканьем обрывались одна за другой.

Тэзир задергался, пытаясь вырваться из цепкой хватки, прекратить этот кошмар, но Ная крепко вжимала его в лавку, продолжая тащить по горам костей, сдирая заживо кожу, поя кровью призраков.

Ее никто не жалел. Почему она должна кого-то жалеть? Он хотел знать. Пусть узнает. Вот он — дар Матери Смерти, вот ее милость.

Бесчисленные мертвецы, их страшная гибель, отчаянье от горечи поражений, невозможность вернуться и все исправить, злоба на несправедливость судьбы — все это проходило сквозь сознание Тэзира, заставляло испытывать участь каждой тени. От тяжести такого груза не хватало сил сражаться с тьмой и неизбежностью. Не было желания жить. Как можно двигаться, дышать, любить, мечтать после произошедшей с этими людьми трагедии? Есть ли право на счастье?

Колдунья выдернула балагура из мира мертвых, когда он уже был на грани безумия. Еще несколько ударов сердца — и его разум навсегда погрузился бы во тьму. Расцепив пальцы, Ная поднялась с Тэзира, подобрала с пола сарафан, оделась. Опустившись на пол у подоконника, поглядела с тревогой на парня.

Балагур лежал недвижимо, уставившись слепо в видневшееся в прорехе крыши звездное небо, но грудь вздымалась ровно. Живой. Хотя, лицом еще сер и вид как на смертном одре. А ведь прошло всего сорок ударов сердца. Зря, наверное, она с ним так жестоко? Ничего, наука на будущее. Слова доходят не всегда. Тэзир вздохнул, поднялся тяжело, точно старец, погрузил пальцы в волосы. Некоторое время так и сидел: обнаженный, потерянный, еле-еле приходя в себя.

— Вас водили так же? — голос звучал измученно, скрипуче, словно прошло не сорок ударов сердца, а сорок лет.

— Да. Но еще дальше, в самое лоно.

— Кто это делал с вами? Я убью его.

— Глупо. Не будь таких, как мы, кто станет вытаскивать вас раненных из-за грани, отыскивать заблудившихся на других пределах и приносить дополнительные крупинки силы? Мы знали, какую судьбу выбирали.

— То, что я увидел и испытал там… не слишком ли большая цена за лишний глоток силы?

— Это еще не цена, а неотделимая часть дара — как ты это назвал. Цена иная. Колдуньи, которых коснулась Незыблемая, кому позволила окунуться в свое лоно, не могут иметь семью и детей. Вступая в близость с мужчиной — не важно, по любви то происходит или нет — мы забираем его года жизни, отплачивая смертью. Чем дольше связь, тем быстрее он покидает этот мир. Ты спрашивал, как я могу защитить себя? Просто. Дам возжелавшему меня мужчине то, чего он хочет. Обниму его настолько крепко, что ему не вырваться из моих объятий, а затем буду целовать до тех пор, пока жизнь не угаснет в нем. Что нам подарила Незыблемая в утешение, так это возможность изредка замедлять и убыстрять время приближения смерти мужчины. Ты получил ответ?

— Ты поэтому не подпускала меня к себе, боялась навредить? — взгляд Тэзира был несчастен. Правда подбила его под колени. Что поделать: жизнь — сука. Не всегда мы получаем то, чего желаем.

Она склонилась, подняла одежду парня, швырнула ему.

— Одевайся. А то заявится кто-нибудь.

Балагур обхватил голову руками.

— Я так виноват перед Саей. Столько всего наговорил. Дубина! Если бы знал раньше…

— Потом покаешься. Мышка отходчивая. Простит.

Тэзир натянул штаны, взяв рубаху, бросил ее вновь на скамью, подошел к Нае. Дернув за руку, поднял с пола, уперся требовательным взглядом в глаза.

— Это проклятие можно снять, обойти?

— Нет. Забудь обо мне. Найди другую девчонку.

— Считаешь, это так просто? Взял — и вырвал из сердца? А если не могу и не хочу? — Он не замечал, как пальцы до боли впиваются ей в плечи, как голос почти срывается на крик. Нае даже стало жаль парня. Нелегко смириться с тем, что не все тебе по силам преодолеть и добиться в этой жизни. Но она не мамочка ему, чтобы утешать от разочарований любви. Переживет. Время вылечит. Хотелось бы ей тоже самое сказать и о себе.

Тихий стук в дверь стал избавлением от неприятного разговора. Тэзир дернул нервно подбородком, отошел в сторону. Колдунья открыла дверь. В дом скользнула Кайтур.

Смуглянка бухнулась на скамью, вытерла пот со лба.

— В городе жуткий переполох. Кругом стража. Ворота перекрыты, проверяют всех выходящих. Дарующие снуют по улицам. Еле пробралась обратно, — девушка перевела подозрительный взгляд с Наи на полуобнаженного и сердитого Тэзира. — Вы чем тут занимались?

— Разговаривали, — ответила колдунья. Балагур предпочел отмолчаться.

— Сая и Арки не возвращались?

— Нет. Пойду, поищу их.

Кайтур поглядела вслед скрывшейся за дверью Нае, покосилась на Тэзира:

— Что между вами произошло?

— Ничего, — буркнул он, сдернув со скамьи рубаху. Пальцы Кайтур вдруг вцепилась в нее, не давая ему одеться. Смуглянка поднялась. Левая ладонь заскользила по груди парня, лаская, прошлась по плечам, обвилась вокруг шеи. Мягкие губы припали ко рту Тэзира, но он остался равнодушен, не ответил на поцелуй.

— А говоришь — ничего, — хмыкнула девушка, отстраняясь от него.

Балагур рывком притянул смуглянку обратно к себе, впился в губы злым поцелуем.

Кайтур была жаркой, страстной, жаждущей ласки. Как раз то, что Тэзиру сейчас нужно. Ощущение жизни. Чтобы вытравить холод и смерть, оставшиеся после близости с Наей.

Колдунья обошла дом, раздумывая, куда могли подеваться Арки и Сая. Ума не убегать в город им явно хватило бы. Значит, где-то поблизости. Сердце вдруг бухнуло в груди, щеки опалило жаром, по телу прокатилась волна истомы. Привратница привалилась к стене дома, прерывисто дыша, смахнула со лба бисеринки пота. Губы растянулись в усмешке. Ну, Тэзир! Время даром не теряет. Впрочем, все правильно, жизнь на месте не стоит. Так даже лучше.

Заметив в зарослях травы сложившийся шалашом бывший сарай, Ная направилась туда. Парочка сидела, как два голубка, прижавшись друг к дружке, и что-то тихонько курлыча.

— Пойдемте в дом. Кайтур из города вернулась, принесла новости, — нарушила девушка их уединение.

— Арки, ты иди, мы догоним, — попросила Сая.

Парень прошел мимо слегка удивленной колдуньи: еще один разговор по душам намечается?

— Не задерживайтесь.

Когда стихли его шаги, Мышка вздохнула, собираясь с духом, взволнованно облизнула губы.

— Я должна тебе кое-что рассказать.

— Это не подождет? Надо решить, как нам быть дальше.

— Не подождет.

Ная с неохотой прошла, села на валявшееся полено. Время дорого. Сейчас нужно действовать, а не души изливать. Но Саю не смутило ее недовольное выражение лица.

— Мне очень нравится Арки. Впрочем, это уже ни для кого не секрет. Мы любим друг друга.

— Рада за вас, но давай в другой раз…

Мышка оборвала ее взмахом руки.

— Выслушай. Много времени это не займет, — робкая, стеснительная Сая выглядела очень решительно. К чему бы это? — Мы договорились с Арки, что станем близки в ночь после Посвящения. Но Арху-Кир, Верховный нашего клана, не дал планам свершиться. Отозвал меня в сторонку и сказал, что я удостоилась великой чести усилить свой клан. Верховный велел отправляться в одинокий домик на утесе и выполнить все, что велит привратник, который там живет. Кажется, его прозвище Скорняк. — Ная напряглась, чувствуя, что дальнейшая история ей не понравится. — Нас учили повиновению. Я не могла ослушаться… Хотелось плакать и кричать от такой несправедливости судьбы. Я мечтала достаться Арки, познать его, как первого мужчину, а в итоге пришлось лечь под другого. Хотя, это и не назовешь соитием.