— Ты о чем думал, бросая девчонку одну? — потеснил его с тропинки плечом Витог.

Троица колдунов насторожилась, заслышав звук быстрых шагов. Из леса выскочили Хостен с кнутом и Арки с дубинкой. Старому привратнику хватило одного взгляда, чтобы обо всем догадаться.

— Сопляки безмозглые! Детство давно кончилось, игры остались в прошлом! Пора это уяснить. Особо непонятливых кнутом погоню обратно в горы! — Направив кнут на Тэзира, прорычал: — С тебя, баламут, первого шкуру спущу!

— А че сразу я? — возмутился балагур, но под гневным взглядом Хостена захлопнул рот.

— Ты, болтун, слова моего ослушался, поэтому до конца путешествия будешь оси от грязи чистить! А вякнешь против, и котел драить заставлю.

— Опять этот злобный мухомор ко мне придирается. За что недолюбливает? — проворчал тихонько Тэзир, ища сочувствия у Витога.

Хостен задержал Наю, как заботливый отец, спросил сурово:

— Если этот паршивец докучает тебе, я его быстро отважу, имя твое забудет.

— Не нужно. Он совсем неплохой и друг хороший, только шалапутный.

— Знаю я этих друзей. Красивыми словами заморочат девчонке голову, а сами только и ждут, как под юбку забраться. Чего уж тут — сам таким был! Может еще и похлеще некоторых… Но ты уже не маленькая, разбираешься, что к чему. Потребуется помощь — говори, не стесняйся. Да ведь не скажешь. Гордая.

Колдунья опустила голову, хитро зыркнув на привратника. Тот махнул рукой и пошел за всеми в лесок.

Тэзир чувствовал себя виноватым. Ходил тенью повсюду за Наей, неумело пытался вызвать шуткой у нее улыбку. Девушка отмалчивалась и всячески не замечала балагура, отыгрываясь за случившееся на реке. Пусть подергается, в другой раз умнее будет. Она нисколько не удивилась, когда он примостился спать у нее за спиной. Долго ворочался, сопел, кряхтел. Не выдержав, колдунья повернулась к нему.

— Хватит сопеть, спать мешаешь.

— Так ты не спишь? — обрадовался парень.

— Благодаря тебе — нет.

— Повиниться хотел. Прости дурака. Вел себя, точно выродок какой. Просто обидно стало. Я ведь к тебе со всем сердцем, сама знаешь, а в ответ только холод. Чем я плох?

— Легко все у тебя выходит. Сначала ведешь себя как дурак, потом сознаешься в этом.

— Сам себя ненавижу, что оставил одну. Больше ни на шаг от тебя не отойду.

Ная усмехнулась про себя. Он так и не понял, что случилось на самом деле. И Витог промолчал, не сказал. Что ж, пусть так и думает.

— Тэзир, я не деревенская девчонка. За себя постоять сумею и без чьей-либо помощи.

— Без колдовства и кинжалов? — недоверчиво хмыкнул парень.

— Без колдовства и кинжалов, — кивнула она.

— Каким же образом?

— А вот это тебя уже не касается, спи, завтра рано вставать, — и с чувством удовлетворения, что теперь балагуру не уснуть до утра, спокойно погрузилась в сон.

— Вставай.

Кто-то настойчиво потянул за рукав. Тело, словно в него вдохнули силы, подчинилось; ноги сами понесли вперед. Ильгар смотрел на мир, как сквозь густой туман. Впереди маячил изящный силуэт. Волосы опускались черным водопадом до ягодиц, оставляя открытыми крепкие бедра и икры. Фигура была смутно знакома. Покрытая глиной кожа моментально оживила в голове целую россыпь образов.

— Что ты здесь делаешь? — с трудом промямлил Ильгар.

— Добро, — черноволосая оглянулась. На веревке с шеи свисала глиняная свирель. Темные глаза горели взволнованным огнем. — Тварь три седмицы при помощи Иглы вытягивал из тебя силы. Крови выкачал столько, что на весь твой отряд хватит!

— Иглы?

— Артефакта. Благодаря ему ты все еще жив, человек. Хотя и наполовину мертв. — Она резко свернула в узкий коридор, где даже факелы не горели.

— Где мы? — У Ильгара кружилась голова, он сбивался с шага.

— В катакомбах Твари. Ничего больше не спрашивай, просто молчи и иди следом. Если повезет — выберемся отсюда живыми оба. Нет — нам никто не позавидует.

На Ильгара накатили воспоминания. Он охнул, привалился плечом к стене.

Вспомнил, как его притащили в пирамиду, привязали к столу. Масбей стоял неподалеку, у высеченной из оникса скульптуры со стершимися очертаниями, и негромко постукивал пальцами в барабан. На лице застыла гримаса скуки. В стены были вколочены скобы, с которых свисали ржавые цепи. Свет давали чадящие факелы. Тварь ввалился в пыточную. Громко мыча и раскачивая головой, склонился над Ильгаром, с наслаждением втянул воздух рваными ноздрями. Тем временем помощники внесли тяжеленный ящик, высеченный из камня, и с грохотом водрузили на стол. Своротили крышку и прыснули, кто куда, словно испугались содержимого.

— Это необходимо? — безучастно спросил Масбей. Тварь кивнул. — Ее давненько не пускали в ход.

Палач заулыбался. Ткнул изувеченным пальцем в Ильгара, развел руки в стороны.

— Хорошо. Сила нам нужна. Тем более, такая.

Масбей вышел из пыточной.

Тварь подковылял к ящику, вынул из него нечто черное и блестящее. Тонкое короткое лезвие, будто выкованное из мрака. От него разило смертью, миром с ледяными торосами и шепчущим на сотни голосов ветром.

Ильгар не хотел туда вновь. Он дернулся, но старые бронзовые кандалы держали крепко.

Уверенным движением палач вогнал в левое предплечье десятнику иглу. С шипением она погрузилась в плоть, наполнив воздух тошнотворно-алым паром. Ильгар заорал, повис обессилено на цепях. Крылья проматери мрака обняли его и утянули за собой в бездну.

Очухался в клетке, лежа на прелом камыше, в окружении гниющих трупов и стенающих людей, от тех самых трупов не шибко отличающихся. Вонь стояла невыносимая. Жарко. Всюду кружили мухи, крысы без опаски жрали мертвых и живых. Те, кто был в силах, топтали противных тварей, отрывали им головы и, что совсем уж мерзко, ели грызунов.

Влагу собирали со стен. Иногда разворачивались настоящие побоища за место у северной стороны, где мох, покрывавший глину, был самым жирным.

Первое время Ильгар не мог даже встать. Лишь отмахивался от крыс, ломая им хребты. Он бы умер от жажды, но река судьбы принесла нежданную помощь.

— Пей, — над ним склонился иссушенный, бледнокожий человек с седыми колтунами волос. Борода его была густой и черной, глаза — как тлеющие угли. — Ты не из местных, — бородач выдавил в рот десятнику немного воды из пучка мха. — Разрез глаз не тот, волосы слишком темные и фигура не забитого раба, каких тут большинство.

— Я… жнец… — Ильгар знал, что кроется в глазах этого человека. — Ты — Дарующий?

— Был когда-то. — Тот уселся рядом, вытянул ноги, закованные в кандалы, и тяжело вздохнул. — Теперь — ничто. Безымянный пленник.

— Ты несешь в себе частичку могущества Сеятеля…

— Нес. Тварь выжал все до капли. Не сегодня, так завтра, просто скормят пиявкам. Во мне больше нет нужды. Отряд погиб, не выполнив поручение, которое возложил на нас Совет. Теперь я даже врагам не интересен.

Он встал, отогнал от стены еле шевелящихся пленников и сорвал еще один пласт мха. Снова напоил Ильгара.

— Этот пучок оставь себе. Собирай им воду и пей — она сочится сквозь кладку… Сам-то как оказался здесь?

— Тоже привел отряд, — Ильгар почувствовал себя лучше. — Но сглупил, и угодил в лапы к этим… Кто они такие?

— Болотный народ, поклоняющийся Черным богам. Крепись. Сбежать отсюда невозможно.

Вскоре Дарующего увели. Ильгар даже имени не успел его узнать.

Пленников поили горячим рыбным отваром с кусочками грибов, иногда давали лепешки из водорослей, чтобы поддерживать силы истязаемых. Но желудок отказывался принимать даже воду.

Тело десятника превратилось в холст для порезов и ссадин; хранило следы раскаленных щипцов и плетей. Слуги твари собирали капли крови в глиняные крохотные сосуды и прятали в деревянном сундучке.

Время измерялось болью.

Но каждое утро Ильгар просыпался отдохнувшим и почти невредимым, хотя кожу покрывали еще не до конца зажившие рубцы. Зрение вернулось; сломанные кости срослись, пусть и неправильно, отчего пальцы плохо слушались хозяина. Все это удивляло, но черноволосая знала ответ на загадку…