— Ты чего? — сразу среагировал маг.

— А вот, послушай… — и Дон зашептал ему на ухо. Лицо Рогана в процессе выслушивания претерпело ряд любопытных метаморфоз. Победило выражение сомнения.

— А оно вообще надо? — брезгливо сморщился он. — Такая козявочка забавная. Мне-то как-то пофиг…

— А мне уже нет, — решительно резюмировал Дон.

Первое, что увидел Барэк, открыв глаза — ветки лапника, на которых играли отсветы костра. На иглах что-то тёмное. Свернувшаяся кровь, понял он — и сразу всё вспомнил. Мужики вытащили, от толпы отбив? А сыновья? Они как? И где? И… и… Он приподнял голову.

— О! Я ж говорил! Два с половиной часа. А так три дня провалялся бы! — сказал рядом совершенно незнакомый мужской голос, исполненный самодовольства. — И в полном сознании, учти! Принимаю изъявления восхищения! Желательно коньяком!

— Как вы себя чувствуете, райн? Что-нибудь болит? — надо же, какой голос у мужика! Поди-ка, бабы гроздьями вешаются!

— Ты что, не веришь? — возмутился первый. — Я ж говорю — нормально!

— Я просто вежлив, Роган, — уверил его второй. — И ты, как всегда, не учитываешь психологическую составляющую. Привык ты слишком к нашему брату. А это человек. Он растерян и испуган.

— Такой бугай? Ну-ну! — хмыкнул первый.

Это они про меня, понял Барэк, это я бугай. Это я испуган и растерян. А что, так и есть. Но убивать, вроде, не собираются. И костёр! Как они смогли? Они же не могли знать про круг! Кто же они такие? И где все остальные? Обоз, сыновья, ярмарка — куда всё делось? После того, как его назвали колдуном, просто так даже его тело сыновьям бы не отдали. Да и сыновьям могло не поздоровиться, и мужикам из Коровок — за знакомство с колдуном. Как бы узнать, чем всё кончилось? А эти двое про него как будто забыли, болтают о чём-то своём:

— А что — бугай? А Гром не бугай? Ещё какой! А душа нежная и трепетная! Супри-из! — протянул он басом, и оба вдруг заржали.

— А помнишь, а помнишь, — заторопился первый, — как он тогда тоже — «Супри-из!», и к Зверю придурка того приляпал, а Зверя, видимо, подержать попросил! Помнишь? Он дрыгается вовсю, а руки-ноги приклеены! Так он головой боднул — и голова прилипла! Помнишь?

— Помню, — усмехнулся Дон. «Тем придурком» был брат Лисы, благословенный Лиссен Тваскер дэ Вале. Напился однажды у Лисы в гостях Лисьего же коньяка, и решил сестру уму-разуму поучить: взялся объяснять, что жить с вампиром — это нехорошо. Дона тогда дома не случилось, но как-то упустил из виду Лисий братец Вака, что Гром — тоже вампир. А результат… даже не на лицо, а на весь организм. Нет, в гости иногда приходит, но вежливый ста-ал! Ладно, воспоминания — это здорово, но не здесь, и не сейчас.

— Благословенный? — наклонился Дон к Барэку.

— Не благословенный я, а проклятый, — вздохнул Барэк. Лучше уж сразу сказать. Заворочался на лапнике, зашипел, уколовшись, поднялся на колени и сгорбился. С плеч свалился кусок тонкой ткани, которой он, оказывается, был прикрыт. Райн, сидевший слева, тут же подхватил её и заботливо накинул обратно. Барэк благодарно кивнул, стал придерживать за углы перед грудью. Странная ткань: очень тонкая, с внутренней стороны тёплая, а с внешней прямо ледяная. — Здравствовать вам, райнэ.

— Уже нет, — отмахнулся, как от мухи толстенький райн справа. — В смысле, уже не проклятый. Там проклятья-то того было! Но это как раз то, что нас интересует. Расскажи-ка нам, кто тебя так э-э-э… полюбил? За что — не существенно, главное — кто и где искать.

— Стась, — опять вздохнул Барэк.

— Чё? — в один голос сказали оба райна. Барэк опять вздохнул и начал рассказ. К концу его мешок Рогана заметно отощал — бутерброды Барэк от волнения заглатывал, как удав.

— Вы не думайте, райнэ, снарядил я его знатно, сам в таких сапогах никогда не ходил, а ему купил. И денег почти коготь дал, из своих. Наш же мальчишка, и не злой, глупый ещё просто. И проклял не со зла, просто обиделся, а силы-то своей не знает! И мы его из деревни не со зла отослали, а только нельзя ему с людьми. Именно с того, что сила-то нечеловеческая. А куда делся — про то не ведаю. Должен был через Валенки идти, тётка у него там, я и письма ему дал, одно к тётке, другое к ЭТИМ… ой… — До Барэка вдруг дошло, что никем, кроме как только ЭТИМИ, его собеседники и быть не могут. Кто ещё мог выдернуть его из-под арбалетов, вылечить плечо и, самое главное — снять проклятье! — Райнэ… а сами-то вы?.. — он невольно сжался, бросил настороженный взгляд влево-вправо.

— Это вот он колдун. А я так, на досуге развлекаюсь, — ухмыльнулся черноволосый райн справа. И Барэк вдруг заметил вишнёвый, нечеловеческий отсвет в глазах и… клыки. И попытался отползти на коленях куда-то назад, потому что внутри как-то всё ухнуло, ёкнуло и стало до одурения страшно. Он им уже такого наговорил… Последний раз так страшно было, когда Стась ему сдохнуть пожелал. А тут никто ему смерти, вроде, и не желает, но до чего же жутко! И бежать некуда — ночной лес вокруг.

— Райн ведь… не человек? — осторожно уточнил Барэк по извечной привычке старосты — всё про всех знать.

— А то! Только сейчас дошло, что ли? — фыркнул черноволосый. — И, заметь, никогда им не был! — вдруг радостно добавил он и засмеялся, будто это было хорошей шуткой. Может, и хорошей, но человеку Барэку совершенно непонятной.

— Ох… — окончательно уверился он и обречённо вздохнул: — Вы уж не серчайте, райнэ, ежели что не то сказал…

— Ты не со зла, — хмыкнув, кивнул Дон.

— Не со зла, — хмуро, но твёрдо сказал Барэк. — И со Стасем не со зла, и я и остальные. В Коровках злодеев нету. Только со страху если. Да и меня ж вот на ярмарке-то — тоже не со зла, а со страху, — потрогал он ноющее плечо, и удивлённо попытался посмотреть на него, изогнув шею: ныло, да, но дыры от болта, как он ожидал — не было. И повязки под разрезанной одеждой не было. Плечо, как плечо. Только ноет.

— Ах, благословенный! Именно от страха и совершаются в Мире самые большие подлости и мерзости. И страх становится самым главным злом, и приносит зло туда, где его раньше не было, а могло бы и не появиться никогда, не будь этого страха перед воображаемым злом… А! — Дон досадливо махнул рукой и замолчал, увидев, что Барэк его просто не понимает: хлопает глазами, хмурится и шевелит губами, проговаривая про себя его сентенции.

— Ты ему ещё философию экзистенциализма поведай! — участливо посоветовал Роган. — Или теорию высшего принуждения, ага, тоже хорошо пойдёт! Особенно с формулами! — и довольно захихикал, когда Дон досадливо сморщился.

— Не было зла, — упрямо повторил Барэк, мотнув головой для убедительности. Он мало что понял. Только то, что райн ругал зло и страх. И то, мол, нехорошо, и это. А что? Оно и правильно вроде… Вроде, и неплохие эти райнэ, хоть и ЭТИ. — Но… плохо мне, — признался он неожиданно для себя. — Беспокойно. Куда ж Стась-то делся? Нехорошо получилось. Вроде и правильно всё сделал, а как виноватый хожу.

— А вот для этого мы и раздаём печати, — вкрадчиво, как бы между делом заметил Дон. Дождался, когда вопрос в голове Барэка оформится и продолжил: — Чтобы не припас собирать, а потом совестью маяться и гадать, куда человек делся, а сломать печать и передать колдуна с рук на руки. Нам передать. Мы, как ты понимаешь, сами такие, и доморощенных не боимся. И накормим, и научим. Вот такая вот печать, — он вынул из кармана что-то вроде пуговицы с верёвочным хвостиком, покрутил у Барэка перед носом, подержал на ладони у него перед лицом. Выглядела магическая вещь неопасно. Скучно как-то выглядела. И не подумаешь, что в ней магия запрятана. Просто пуговица, только без дырочек. Вместо них ложбинка посередине. — Пополам ломаешь и бросаешь. Получается — как открытая дверь, а за дверью мы. Шагнул — и ты у нас, шагнул обратно — опять у себя. А потом за верёвочку с земли поднял — и дверь закрылась. Навсегда. Вот и всё.

— Всё? — недоверчиво нахмурился Барэк.

— Всё. Как… — Дон поискал, с чем сравнить одноразовое заклинание для жителя деревни. — Как съесть. Ты же не можешь съесть дважды одно и то же яблоко? Так и здесь. Хлоп — и всё.